Двойник - Горшков Валерий Сергеевич. Страница 13

– Я не понимаю, о чем вы… – суетливо запротестовала девушка, стараясь не смотреть Ворону в глаза. – Какая еще ситуация и при чем здесь я?!

– Вам известна такая организация – фонд «Наследие»?

Ворон внимательно наблюдал за реакцией Дианы и был удовлетворен ее явным замешательством. Все шло по намеченному сценарию, точь-в-точь.

– Ну разумеется… Значит, со скуки не умрем. По крайней мере, в ближайшие минут пятнадцать. Давайте для начала отгоним машины, а потом, я надеюсь, у нас еще будет время для обстоятельного обсуждения этой увлекательной и серьезной темы. Прошу вас, садитесь за руль и, ради бога, не вспоминайте про заднюю скорость и не делайте попыток удрать от меня. Во-первых, не выйдет, а во-вторых – не в ваших интересах, поверьте.

Ворон вернулся к своему модернизованному, с учетом жестких профессиональных требований, автомобилю. Тот, кроме укрепленных бамперов, форсированного мотора, тайника для оружия и скрытого люка в днище, обладал еще рядом неоценимых в экстремальных ситуациях достоинств. Сергей, отъехав назад во двор, дал возможность Диане поставить четырехколесную букашку на площадку перед подъездом.

Вышел из «восьмерки», не вынимая руки из кармана, нажатием кнопки на брелке бесшумно включил сигнализацию, закурил. Терпеливо дождался танцовщицу» которая, запарковав машину, огляделась по сторонам и осторожным, неторопливым шагом, словно по тонкому льду, вернулась к «эфэсбэшнику», молча остановившись в нескольких шагах поодаль.

– Ну, жду дальнейших распоряжений… товарищ подполковник, – после повисшей в воздухе паузы вздохнула Диана.

Так обычно вздыхают водители, которым круглорожий сержант ГИБДД ленивым голосом сообщает о превышенной ими на добрых тридцать кэмэ допустимой скорости и начинает что-то записывать в извлеченный из служебного планшета блокнот.

– Майор, – поправил девушку Ворон, делая пригласительный жест рукой в направлении арки. – Я все же думаю, нам лучше пройтись. Дождь уже кончился, так что не намокнем… Сигарету?

– Вы очень любезны, но я не курю! – все еще держась от Ворона на расстоянии полутора шагов, но уже покорно двинувшись вслед за ним, к выходу на набережную канала, объявила танцовщица. – Давайте сразу, как говорится, ближе к телу. Уже поздно, я очень устала и хочу спать!

– С вашим-то опытом работы по ночам – ни за что не поверю, – равнодушно отнесся к столь надуманной проблеме Ворон, цепко держа в поле зрения окружающую обстановку.

Миновав арку, они остановились на тротуаре, пропустили протарахтевший мимо грузовичок с надписью «Вкусная выпечка» и перешли на противоположную сторону дороги, к чугунному парапету медленно текущего внизу, упакованного в гранит старого канала.

Капитан Логинов

– Можешь быть свободен, – поставил точку генерал, взмахнув рукой в сторону входной двери.

Отвлекшись от воспоминаний о дне вчерашнем, Константин невидящими глазами посмотрел прямо перед собой, на висящую на стене спальни деревянную мексиканскую маску бога сновидений, с торчащими изо рта кривыми клыками.

В течение последнего года, как и все петербуржцы, посредством газет и телевидения наблюдая за совершаемыми Вороном убийствами, Логинов неоднократно ловил себя на мысли, что и сам относится к сторонникам именно таких радикальных мер борьбы с криминальным беспределом, опутавшим страну стальной паутиной.

Сейчас же, после получения приказа, он, капитан ФСБ, должен найти и обезвредить киллера, в душе вовсе не считая его преступником и даже во многом ему сочувствуя. Во многом, если не во всем.

Костя не сомневался, что в судьбе этого бесспорно сильного и крепкого мужика произошло нечто страшное, запредельное, заставившее его выбрать именно такую жизнь и, раз и навсегда поставив самого себя вне закона, объявить преступникам настоящую войну.

Ворон знал, на что шел. Как знал и то, что угол падения равен углу отражения и рано или поздно всему наступит конец…

Теперь, если их с Вороном дорогам все-таки суждено будет пересечься, то дальше, за политый кровью перекресток, пойдет только один. Кто?..

Об этом капитану Логинову хотелось думать меньше всего.

Вася из группы Кая

Находясь на полпути к дереву, голый Вася с ножом в руке был отличной мишенью даже для плохого стрелка.

И тут на помощь боевику снова пришла интуиция. Боковым зрением Вася выхватил из окружающей обстановки одиноко стоящую неподалеку собачью будку, явно предназначенную для псины размерами не меньше «кавказца». Почему он раньше никогда не обращал на нее внимания?

Решение созрело в его звенящем мозгу мгновенно. Собственно говоря, в данную секунду это была единственная альтернатива верной смерти.

Гибко пригнувшись, он прямо на ходу, головой вперед, нырнул в прикрытое полосками грубой ткани круглое отверстие, мысленно пожелав себе, чтобы внутри деревянной конуры не оказалось какого-нибудь острого предмета…

Он успел. Упав грудью на истлевшую подстилку – кажется, это была фуфайка – и с чудовищной силой ударившись животом о бортик, Вася пружиной поджал под себя торчащие наружу ноги и затих, сотрясаясь от беззвучных воплей и скорчив страшную рожу. Сначала содранная до мяса кожа, потом – ребро, теперь, кажется, яйца…

Смерть, со скрипом выпуская его из своих костлявых лап, требовала за столь высочайшую милость большую цену! Ладно, думал, молчаливо крича от боли, Вася.

Главное – выжить!

И остаться незамеченным ему все же удалось! Выждав некоторое время после ухода боевиков, учинивших на даче вторую Хатынь, Вася выбрался из будки и, хромая, бросился к охваченному огнем сараю.

Остановился напротив распахнутой настежь двери и – замер, поняв, что помогать, увы, некому. Люди Алтайца не могут позволить себе такой роскоши, как живой свидетель. Кругом были только окровавленные, лежащие вповалку трупы, а также беспощадно пожирающий деревянные строения огонь и серый горький дым, бесформенными облаками поднимающийся высоко в небо…

Вася плохо помнил, как, не разбирая дороги, заборов и домов, бросился прочь от этого страшного места, ставшего братской могилой для боевиков и проституток из интим-клуба «Леди люкс».

В голове его что-то замкнуло, и окружающий мир вдруг изменился, перевернувшись, как в сломанном калейдоскопе, на сто восемьдесят градусов.

Миновав небольшую березовую рощу, он, голый, с перекошенным от ярости лицом и сверкающей в лучах утреннего солнца выкидухой, выскочил на проселочную дорогу, прямо перед идущим по ней пожилым мужчиной в рабочей спецовке и оранжевом жилете работника железной дороги.

– Стоять! Раздевайся, живо! Замочу, сука-а-а! – брызгая слюной, зарычал Вася, бросаясь на опешившего от увиденной картины прохожего и за шиворот волоча его в кусты.

От страха мужика парализовало, он превратился в покорную ватную куклу, с которой можно было делать абсолютно все.

Завладев тесной, пропахшей потом и мазутом робой, нацепив на себя не только рубашку, брюки, куртку, дырявые носки и рваные сандалии, но и оранжевую жилетку, Вася, выпуская накопившуюся внутри злость, с огромной удовлетворенностью дважды пырнул несчастного мужика, виноватого только в том, что подвернулся ему под руку, ножом в бледный впалый живот.

Потом вытер лезвие о траву, спрятал выкидуху в карман и снова вышел на дорогу, по которой бодро зашагал к трассе в надежде поймать попутку и на ней добраться до города…

Старший прапорщик Шедьяков

Нет, правильно он отхерачил этого ублюдка Алтайца, правильно! решил прапор.

Оставив машину на территории гаражного кооператива в «ракушке», Шедьяков пешком направился домой, сделав, как всегда, маленький вираж в сторону пивного бара «Гамбринус», расположенного в полуподвале пятиэтажного сталинского дома.

Старший прапорщик был человеком устоявшихся привычек, и ежедневный, кроме выходных дней, когда в дело шла исключительно «беленькая», поход в пивбар стал у него чем-то сродни ритуалу. Три-четыре кружечки свеженького «Степы Разина» с порцией копченой рыбки помогали снять усталость от нервной вертухайской работы, обрести покой и почувствовать вселенскую умиротворенность. Иногда столь сильную, что даже мымра жена начинала казаться вполне нормальной бабой, и при виде ее драного халата, глупой рябой рожи и упакованной в бигуди рыжей башки в форменных штанах прапорщика начиналось некое томление.