С любовью, Лондон (СИ) - Устинова Юлия "Julia Joe". Страница 20

— Я попросил тебя прочесть эпиграф к параграфу, — указав взглядом на мой учебник, произнес Рик. — Страница двадцать пять. Если тебя не затруднит, конечно.

— Да, хорошо, — схватив учебник, стала судорожно листать страницы и, найдя нужную, зачитала строку в ее начале, выделенную курсивом: «Если не можешь контролировать свой рот, то даже не надейся контролировать свой ум. Буддийская мудрость».

— Отлично, Кейт, — кивнул Рик. — Согласна ли ты с этим высказыванием?

— Кто я такая, чтобы спорить с самим Буддой, мистер Хьюз? — ответила я, и по классу снова прошёлся смех, словно летний ветерок всколыхнул зреющую ниву.

— Любопытная точка зрения, — с улыбкой сказал Рик, — а ты, Стивен, как считаешь? — решив оставить меня в покое, он обратился к тому самому ментальному близнецу Мишки Петренко, что сидел за первой партой.

Меня мало интересовало, что считает какой-то там Стивен, зато народная буддийская мудрость оказалась весьма кстати. Клятвенно обещаю, что отныне и во веки веков мой рот, равно как и ум, будут находиться под самым строгим контролем!

Но после того, как прозвенел звонок с урока и Рик попросил нас с Лондоном задержаться, я поняла, что слишком поздно спохватилась. И, наблюдая за тем, как класс покидают самые медлительные, гадала, на кой кукиш Рик нас тут оставил. Лондон, повернувшись, одарил меня обнадеживающей улыбкой и выглядел так, будто знал, о чем пойдет речь.

— Итак, Кейт, — начал Рик без всяких проволочек, — позволь представить тебе твоего первого подопечного, — проговорил он, взглядом указав на Лондона. — Сегодня Ной обратился с просьбой найти ему репетитора по моему предмету, и, раз уж у нас был с тобой разговор на эту тему, то я подумал, что ты не станешь возражать.

Вот, значит, как. Без меня меня женили. Ох и прыткий народ – эти американцы!

Выслушав его вступительную речь, я встала, неспешно закинула рюкзак на плечо и ответила:

— Вообще-то, стану. Я сама полсеместра пропустила, чем я могу ему помочь? Попросите Стивена, он тут самый умный.

— Об этом и речь, — продолжал обрабатывать меня Рик, — это будет полезно вам обоим. Ты поможешь Ною решить вопрос с задолженностью по предмету, заодно и сама войдёшь в курс всего.

— Ну же, Кейт, — этот неуспевающий снова смотрел на меня, — как сказал Гитлер: «Если люди не научатся помогать друг другу, то род человеческий исчезнет с лица земли», — произнес Лондон, словно намеренно хотел заставить меня усомниться в своих умственных способностях.

— Вряд ли это мог быть Гитлер, но цитата хорошая, — сказал Рик, одобрительно кивая.

— Вот видишь, Кейт, я полный ноль. Так, поможешь мне? — спросил Лондон и наградил меня таким ироничным взглядом, что и ежу были ясны его истинные намерения: отступать этот оккупант был явно не намерен.

«Ну, где наша не пропадала!», — подумала я, а вслух сказала: «Ладно».

Я могла сколько угодно строить из себя холодный кусок монолита, но себе-то врать было бессмысленно. Мать моя женщина! Как же нравился мне этот беззастенчивый агрессор! А его умение целоваться можно было смело причислять к одному из чудес Света.

С таким винегретом в голове я и провела пару учебных часов, и теперь, оборачивая полотенцем в школьной душевой свое бренное тело, с нетерпением ждала нашего первого совместного занятия с тем, кто хотел присвоить Гитлеру чужие заслуги.

Надо сказать, я все еще считала дикостью мытьё в душе после урока физкультуры. В родной школе у нас тоже была душевая, но я была уверена, что ею так никто ни разу и не воспользовался. Да и что там можно вымыть за десятиминутную перемену, в течение которой надо успеть переодеться, сгонять в школьный буфет за булкой-посыпушкой, повторить параграф и списать у Петренко домашку по физике, ещё и отдежурить на этаже?! Но в Америке народ мылся в школе посреди белого дня, и все считали это за норму. Одна Катя, как лысая, все еще не могла привыкнуть к тому, что сантехника тут была не бутафорская.

Олли почти оделась, а я все пыталась разобраться с замком шкафчика в женской раздевалке и бубнила себе под нос отменные отечественные ругательства.

Какой… негодяй вообще придумал эти долбанные шкафчики?! Вот у нас в России – все на доверии! Ну спёрли у тебя в раздевалке мобильный или сотку, разве ж это повод всюду ставить эти железные коробки?!

— Ты же понимаешь, что Лондон нарочно замутил всю эту хрень с твоим репетиторством? — спросила Олли, когда я в очередной с раздражением припечатала дверь шкафчика ладонью и, зарычав от бессилия сделать с ним хоть что-то, уселась на скамью.

— Да все я понимаю. Я буду бдительной, обещаю.

— Ага, видела я, как вы пялились друг на друга, — девушка недоверчиво смотрела на меня. — Он же теперь не отстанет, пока не добьётся своего, — покачав головой, Олли уселась рядом.

— Не добьётся чего?

— А то ты не догадываешься! — хмыкнув, ответила она. — Всем парням нужно только одно!

— Будь спокойна, Чесноковы не сдаются, — уверенно заявила ей и снова поднялась, чтобы дать очередной бой этому тупому куску железа.

— Вы уже целовались? — спросила Олли.

— Эээ… что? — и этот идиотский ответ выдал меня с лихвой.

— Все с тобой ясно! Я умываю руки! — заявила Олли.

— Слушай, и это говорит мне та, кто сохнет по Магуайру, называя при этом его тупицей! — съязвила я, оборачиваясь.

Олли, вытаращив глаза, тут же заозиралась и еле слышно спросила:

— Кто тебе сказал эту чушь? — промямлила она, отводя взгляд.

— Значит, в чужом глазу соринку видим? — проигнорировала я ее вопрос.

— Это совсем другое, Кэти.

— Да? А Гита в курсе, что ты целовалась с ее парнем? — я продолжила свое контрнаступление.

— Ты прекратишь орать? — зашипела Олли и жестом велела мне сесть рядом с ней. — Это было один раз, в начале десятого класса, они тогда еще не встречались, — прошептала она, когда я снова опустила свой зад на скамейку.

— Ну он же тебе нравится? — так же тихо спросила ее.

— И я презираю себя за это, — сказала девушка. — Мы столько лет дружили, он мне был, как брат! А потом вернулся из своего этого лагеря совсем другим, и… я не знаю, что на меня нашло в тот день.

— Курт тебе не брат, Олли! И что плохого в том, что он тебе не безразличен?

— Не знаю, — она пожала плечами, разглядывая плиточный пол раздевалки. — Посмотри на меня… Чем я могу привлечь парня, тем более такого, как он? Я не Шейла.

— Да, и очень здорово, что ты не Шейла! — яростно прошипела я. — Подумай, зачем Курту было целовать тебя, если ты его не привлекаешь?

— Не знаю.

— У тебя пластинку заело?

— Все, Кэти, хватит, — сказала Олли, поднимаясь с места. — Это бесполезный разговор. Он сейчас с ней. Через две недели их выберут Королём и Королевой бала… и, возможно, они даже в один колледж поедут.

— Серьезно? Король и Королева? Я думала, всю эту монархическую хрень только в ваших дурацких фильмах для подростков показывают.

— Поверь, так все и будет, — печально добавила она, а затем снова решила наехать на меня. — Давай ты уже оденешься! Я есть хочу!

— Я не могу открыть свой чёртов шкафчик! — с раздражением ответила. — Эти ваши замки не заточены под мои русские руки! Может быть, у тебя получится?

Олли с сомнением посмотрела на мои верхние конечности, а затем молча подошла к моему шкафчику и, пары секунд мне прошло, как она открыла его.

— Кэти, это точно твой шкафчик? — спросила она, открывая дверцу пошире.

— Конечно, — пробормотала я, заглядывая ей через плечо.

— Тогда почему там пусто?

Решив, что она прикалывается, я пододвинула ее у шкафчика и распахнула дверцу максимально широко.

Олли оказалась права. В шкафу было так же пусто, как и в моем желудке, и даже гадать не стоило, кто мог сыграть со мной такую злую шутку. Гадюки Фернандес! Быстро же они меня обставили! Теперь стало ясно, чего это близняхи так по-особому ехидно улыбались сегодня в коридоре.

— Вот же редьки загорелые! — выдала я на русском и начала дико ржать на всю раздевалку, чем привлекла внимание других девушек.