С любовью, Лондон (СИ) - Устинова Юлия "Julia Joe". Страница 49
— Нет, Кейт, он уехал туда по собственному желанию, — произнес Курт, укоризненно на меня посматривая.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать сказанное парнем.
Уехал? Сам? Но зачем?
В груди затеплилась надежда на то, что эти двое просто прикалываются надо мной, и Лондон вот-вот появится из-за угла и скажет, что это всего лишь шутка, которую они решили сыграть со мной с целью тренировки моей стрессоустойчивости.
— Вы шутите?! — я переводила недоверчивый взгляд с Курта на Олли. — Зачем ему это делать?
— Если бы мы только знали! — с досадой проговорила Олли. — Я думала, что ты нам все объяснишь, — разочарованно добавила, опустив печальный взгляд. — Но… если дело не в тебе, тогда зачем он это сделал, чёртов дурак?!
— Кейт, ты точно не знаешь, почему он уехал? — спросил Курт, окончательно убедив меня своим унылым видом в том, что никакая это не шутка.
— Нет, — я покачала головой, пытаясь заново переосмыслить эту гребаную новость. — Олли, расскажи, как всё было. Я ни хрена не понимаю!
— Да что рассказывать?! Вчера я была у Курта, вернулась поздно и сразу поднялась к себе. А утром в нашей кухне уже пил кофе сопровождающий из Мэйн Тин. Я подорвалась звонить тебе, но Лондон просил не делать этого и дать ему время, чтобы уехать… О, Боже! — она буквально подпрыгнула на месте, — какая же я тупица! — Олли сдернула с плеча рюкзак и, открыв, принялась в нем судорожно рыться, а затем протянула мне простой белый конверт. — Вот. Он просил передать тебе это.
Уже прозвенел звонок, а я все продолжала пялиться в тетрадный листок, исписанный ровным старательным почерком, который, почему-то, казался мне каким-то чужим, пытаясь соотнести смысл прочитанных строк с образом того, кто их написал.
« Кейт, если ты читаешь это письмо, значит тебе стало известно о моем решении уехать… Я уже попросил Роуз связаться с Мэйн Тин, и утром за мной приедут.
Сначала я хотел просто уйти из дома, как раньше, но это было бы несправедливо по отношению к моей семье и, конечно же, по отношению к тебе.
Я много о чем думал после нашего с тобой разговора. И я все понимаю. Ты должна продолжать учебу, Кейт. Уверен, из тебя выйдет замечательный учитель или сенатор, и тебя ждёт большое будущее. А я не хочу быть якорем, который потянет тебя назад… или неверным ориентиром. Я не прощу себя, если стану помехой в твоей жизни. От меня и так стало слишком много проблем.
Я не вернусь в школу, закончу учебу в Мэйн Тин, а затем уеду из Ньюпорта, как всегда хотел. Ты должна понимать, если я останусь, потом нам обоим будет только хуже. Я говорил тебе, что не стану таким, как Холден Колфилд, но, кажется, обманул тебя да и себя тоже. Наверное, я просто трус и иду по пути наименьшего сопротивления, но если я сам не знаю, чего хочу от жизни, как я могу брать ответственность за чувства другого?
Но, прошу тебя, не думай, что я обманывал тебя всё время, что мы провели вместе. Нет, милая Китти, встреча с тобой – это самое светлое, что было за мои семнадцать лет, и я никогда тебя не забуду. Ты достойна большего, и я искренне желаю тебе всего наилучшего. Прости, если сможешь… С любовью, Лондон»
— Не молчи, Кэти, — Олли бережно коснулась моего плеча. — Что он пишет?
Я оторвала взгляд от письма и перевела на подругу. Олли с беспокойством смотрела на меня, сжимая мое предплечье.
— Он… — я обвела взглядом друзей и опустевший коридор, чувствуя, что внутри меня тоже стало пусто, — Лондон бросил меня. Он считает, что как-то мешает моей карьере в политике, — я криво улыбнулась в тот момент, когда больше всего хотелось зареветь, — или… я ему просто наскучила, — и скомкала листок, до боли в пальцах сжав его.
— И снова вы! — гулким эхом раздался голос Андерсон. — Почему не на занятии? Вам было мало вчерашнего наказания? — строго спросила она.
— Мы уже идём, мэм, — уверено ответил Курт и, закинув руки нам с Олли на плечи, развернул спиной к завучу. — Кейт, тебя проводить? Какой у тебя урок? — тихо спросил он.
Я освободилась от его объятий и сняла свой рюкзак.
— Никакой.
Не глядя на друзей, закинула письмо, нарушая безукоризненный порядок, который всегда царил в недрах рюкзака.
— Как это? — спросила Олли. — У тебя сейчас должен быть английский.
— Плевать на английский и на все плевать, — ответила я, поправляя лямки.
— Что ты собралась делать? — прошептала Олли, оборачиваясь на Андерсон.
— Для начала в первый раз в жизни прогуляю уроки, а потом… — я пожала плечами, — погуглю университеты, где учат на политиков. Не пропадать же такому таланту зря.
— Значит и мы тоже не пойдем на историю, — решительно проговорила Олли, взглянув на парня.
— Нет, это совсем ни к чему, — я попыталась улыбнуться, но по выражениям лиц Олли и Курта поняла, что мне это неважно удалось. — Идите на занятия, тебе снова влетит от тренера, — обратилась к Магуайру, — спасибо, ребят. Я ненадолго, вернусь к обеду. Я… просто проветрюсь. Одна. Со мной все будет в порядке. Я же Чеснокова.
— Ты уверена? Тебе же опять влетит от мамы, — с сомнением в голосе спросила Олли.
— Это то, что мне нужно. Немного идеологической обработки, и я снова, как новенькая. Встретимся в столовке.
Вообще-то, я хотела отшутиться и разрядить обстановку, но с моим чувством юмора сегодня явно было что-то неладное. Хотя самое интересное было в другом. Прямо сейчас, вышагивая по школьному коридору и слушая за спиной гневные вопли Андерсон, я поняла, что больше не боялась того, что скажет мама, когда узнает о моём прогуле. Она точно разозлится и будет снова меня отчитывать, но теперь меня это не пугало, потому что благодаря охрененно благородному поступку Лондона я впервые поняла, что абсолютно не управляю собственной жизнью. Иначе как объяснить тот факт, что со мной можно поступить подобным образом: сначала влезть в душу, а потом передать через сестру эту Филькину грамоту? И все из-за того, что я, видите ли, слишком хороша для него и заслуживаю лучшего?! С чего он вообще взял эту чушь?
Да, я столько лет пыталась быть идеальной, но все, чего смогла добиться – лишь мнимой праведности. Я никогда не была совершенством, как того хотела мама и какой меня видел Лондон. И мне до чёртиков надоело обманывать чужие ожидания!
Я больше не хочу быть идеальной. Пусть меня лучше вагон с дембелями, распевающими армейские песни, переедет, чем я еще хотя бы раз позволю кому-либо вмешиваться в мою жизнь!
За такими поистине революционными мыслями я прогуляла английский и физику, бесцельно шатаясь по школьной территории. Что и говорить! Я была настолько жалким бунтарем, что Холден Колфилд в сравнении со мной казался настоящим воплощением Фиделя Кастро и завсегдатаем кремлёвского мавзолея вместе взятыми.
Я уже в десятый раз перечитала измятое письмо Лондона и невольно поморщилась, бубня себе под нос последние слова, написанные неровно и отрывисто, которые казались мне сущим издевательством.
«С любовь, Лондон…» И хватило же совести написать это?! Будь проклят тот день, когда я села за его парту в классе риторики. Ненавижу эту чёртову школу имени Уильяма Роджерса и сам этот Ньюпорт вместе со всеми Соединёнными Штатами ненавижу!
Назад в школу я явилась с одной, но невероятно здравой мыслью, частично цитируя Грибоедова: « В деревню, в глушь, в Челябинск!»
Шоу Джерри Спрингера
Предупредив Олли, что обедать не приду и буду ждать их в кабинете психологии, где через несколько минут должен был начаться курс введения в науку, призванную приоткрыть завесу тайны над внутренним миром человека, я поднималась по лестнице, читая очередное послание от своего личного психоаналитика. Тихомирова просто раскалила до красна мой смартфон своими сообщениями, приняв за руководство к действию известие о том, что Лондон променял общение со мной на сомнительное удовольствие провести несколько месяцев в компании юных алкоголиков, хулиганов и тунеядцев, маршируя строем и распевая непристойные песни из «Майора Пейна». И я уже десять раз пожалела, что рассказала ей обо всем, в десятый раз читая о том, какая я выдающаяся студентка, спортсменка, комсомолка и просто красавица. Вот только недооцененная. Интересно, а что сказал бы Лондон, узнай он, сколько нелицеприятных синонимов Наташка сумела привести к слову «козел»?