Крах и Восход - Бардуго Ли. Страница 26
– Колонии? – ахнула королева.
– У тебя будут все удобства. Ты окажешься вдали от сражений и вне досягаемости Дарклинга. И самое главное, ты будешь в безопасности.
– Я – король Равки! Эта… эта изменница, эта…
– Если останешься, я буду судить тебя за изнасилование.
Королева схватилась за сердце.
– Николай, ты же это не серьезно?
– Она находилась под твоей протекцией, мама.
– Она служанка!
– А ты – королева. Твои подчиненные тебе как дети. Все без исключений.
Король накинулся на Николая:
– Ты вышлешь меня из собственной страны за такое незначительное обвинение…
Тут Тамара нарушила свое молчание:
– Незначительное? А считалось бы оно незначительным, если бы она была дворянского рода?
Мал скрестил руки.
– Если бы она была дворянского рода, он бы ни за что не осмелился на такое.
– Это лучший выход из ситуации, – подытожил Николай.
– Это вовсе не выход! – рявкнул король. – Это трусость!
– Я не могу закрыть глаза на это преступление.
– У тебя нет ни права, ни власти. Кто ты такой, чтобы судить собственного короля?
Николай выпрямился.
– Это законы Равки, а не мои. Они не должны подстраиваться под звание или статус, – он заговорил более сдержанным тоном. – Ты сам знаешь, что это к лучшему. Твое здоровье ухудшается. Тебе нужен отдых, и ты слишком слаб, чтобы руководить нашей армией в войне против Дарклинга.
– Это мы еще посмотрим! – проревел король.
– Отец, – ласково произнес Николай, – люди за тобой не последуют.
Король прищурился.
– Василий стоил двух таких, как ты. Слабак, глупец, полный крестьянских сантиментов и крови!
Николай вздрогнул.
– Может, и так. Но ты напишешь это письмо и без возражений взойдешь на борт «Зимородка». Ты покинешь это место или предстанешь перед судом, и, если тебя признают виновным, то я тебя повешу.
Королева тихонько всхлипнула.
– Мое слово против ее, – сказал король, тыча пальцем в Женю. – Я – король…
Я встала между ними.
– А я – святая. Проверим, чье слово имеет больший вес?
– Закрой свой рот, маленькая нелепая ведьма! Нужно было убить тебя, когда была такая возможность.
– Хватит! – рявкнул Николай, выходя из себя. Он указал стражам на дверь. – Отведите моих родителей в их покои. Стерегите их и убедитесь, чтобы они ни с кем не общались. Я жду твоего отречения к утру, отец, или закую тебя в цепи.
Король перевел взгляд с сына на стражей, вставших по бокам от него. Королева вцепилась ему в руку, в ее синих глазах читалась паника.
– Ты не Ланцов, – прорычал король.
Николай безмятежно поклонился.
– Думаю, я смогу жить с этим фактом.
Он подал сигнал страже. Те схватили короля, но он вырвался из их рук. Затем направился к двери, ощетинившись от ярости и пытаясь собрать остатки своего достоинства.
Остановился перед Женей и прошелся взглядом по ее лицу.
– По крайней мере, теперь ты выглядишь такой, какая ты есть на самом деле. Сокрушенная.
Я видела, что слова ударили ее, словно пощечина. Сокрушенная. Прозвище, которое шептали паломники, когда она впервые оказалась среди них. Мал выступил вперед. Тамара потянулась к топорам, а Толя рыкнул. Но Женя остановила их взмахом руки. Ее спина выпрямилась, а единственный целый глаз полыхнул уверенностью.
– Вспоминайте меня, когда сядете на борт корабля, мой царь. Вспоминайте меня, когда посмотрите на Равку, скрывающуюся за горизонтом, в последний раз. – Она наклонилась и что-то прошептала ему. Король побледнел, и я увидела искренний страх в его глазах. Женя отошла и сказала: – Надеюсь, это стоило того, чтобы вкусить меня.
Стражи быстро вывели короля и королеву из комнаты. Женя стояла с высоко поднятой головой, пока они не скрылись в дверях. Затем ее плечи поникли.
Давид обнял ее одной рукой, но девушка ее стряхнула.
– Не надо, – буркнула она, смахивая подступившие слезы.
Тамара двинулась к ней, в тот же миг я окликнула девушку:
– Женя…
Она подняла руки, останавливая нас.
– Мне не нужно ваше сочувствие, – пылко произнесла Женя. Ее голос был охрипшим, дрожал от ярости. Мы беспомощно замерли на месте. – Вы не понимаете. – Прикрыла лицо руками. – Никто из вас.
– Женя… – попытался Давид.
– Даже не смей! – огрызнулась она, и слезы полились снова. – Ты никогда не обращал на меня внимания, пока я не стала такой, пока меня не сломали. Теперь я просто очередная безделушка, которую тебе нужно починить.
Я отчаянно подбирала слова, чтобы утешить ее, но прежде чем успела открыть рот, Давид сгорбился и сказал:
– Я разбираюсь в металле.
– Какое это имеет отношение ко всему происходящему?! – воскликнула Женя.
Давид нахмурил брови.
– Я… я не понимаю половины того, что происходит вокруг меня. Не понимаю шуток, закатов, поэзии, но я разбираюсь в металле, – его пальцы неосознанно сжались, словно он физически пытался выхватить нужные слова. – Красота была твоей броней. Она хрупкая, показная. Но что внутри тебя? Сталь. Храбрая и несокрушимая. Она не нуждается в починке. – Он сделал глубокий вдох, неуклюже шагнул вперед. А затем взял ее лицо в руки и поцеловал.
Женя оцепенела. Я думала, что она оттолкнет его. Но девушка обвила Давида руками и поцеловала в ответ. Очень решительно.
Мал прокашлялся, а Тамара присвистнула. Мне пришлось закусить губу, чтобы подавить нервный смешок.
Они отстранились. Давид стал красный как рак. Улыбка Жени была такой ослепительной, что у меня сердце сжалось в груди.
– Нужно почаще вытаскивать тебя из мастерской, – сказала она.
На сей раз я все же рассмеялась. Но резко оборвала себя, когда вмешался Николай:
– Не думай, что легко отделалась, Женя Сафина, – его голос был ледяным и очень усталым. – Когда война закончится, тебе будут предъявлены обвинения, и я решу, достойна ты помилования или нет.
Женя грациозно поклонилась.
– Я не боюсь вашего правосудия, мой царь.
– Я еще не король.
– Мой царевич, – исправилась она.
– Идите, – взмахнул рукой Николай. Когда я помедлила, он добавил: – Все вы.
Закрывая дверь, я заметила, как он в изнеможении опустился за чертежный стол, хватаясь за голову.
Я последовала за остальными по коридору. Давид бормотал Жене что-то о свойствах растительных алкалоидов и бериллиевой пыли. Я сомневалась, что с их стороны разумно вступать в этот ядовитый сговор, но, возможно, это их версия романтики.
При мысли о возвращении в Прялку ноги сами собой замедлили шаг. Это был один из самых длинных дней в моей жизни, и хоть я отгоняла усталость, теперь она повисла на плечах, как мокрое пальто. Я решила, что Женя или Тамара сами расскажут остальным гришам обо всем случившемся, а с Сергеем можно разобраться и завтра. Но прежде чем найти свою койку и улечься, мне нужно было кое-что узнать.
У лестницы я схватила Женю за руку.
– Что ты прошептала? – тихо спросила я. – Королю.
Она подождала, пока остальные поднимутся по ступенькам, а потом ответила:
– Я не сокрушенная. Я – сокрушение.
Мои брови подскочили вверх.
– Как хорошо с твоей стороны предупредить меня об этом, чтобы я не стала ссориться с тобой.
– Милая, – ухмыльнулась она, поворачиваясь ко мне то одной израненной щекой, то другой, – у меня больше нет хорошей стороны.
Ее тон оставался веселым, но я слышала в нем и печаль. Женя подмигнула мне здоровым глазом и побежала вверх по лестнице.
* * *
Мал вместе с Невским занимался подготовкой спальных мест, поэтому он остался, чтобы проводить меня в покои – несколько комнат в восточной части горы. Дверь обрамляли переплетенные руки двух бронзовых дев, которые, как я предполагала, изображали Утреннюю и Вечернюю Звезды. Всю дальнюю стену занимало круглое окно, окольцованное латунью и напоминающее иллюминатор на корабле. Горели лампы, и хотя днем от вида за окном несомненно перехватило бы дух, прямо сейчас не было видно ничего, только тьма и отражение моего усталого лица.