Рогора. Дорогой восстания - Злотников Роман. Страница 5

Свирепо усмехнувшись, развиваю успех диагональным ударом сверху вниз… но в последнее мгновение родитель легко уходит в сторону, а его сабля коротко бьет сверху вниз по моей, направляя острие в песок. Легким движением кисти крутанув клинок, отец рубит шею сбоку, остановив тупое лезвие у самой кожи.

– Ты не мог бы так легко двигаться с подрубленной ногой.

– Хох! Некоторые воины в горячке боя не замечают даже смертельных ран, продолжая сражаться еще какое-то время. Поверь мне, я бы с легкостью отпрянул, а вот ты слишком увлекся кратким успехом.

– Мало кто способен фехтовать на саблях так, как ты, отец. Среди…

– Среди твоих друзей – прожигателей жизни, тратящих все время на пиры, балы и охоты, о да… Ты не найдешь среди них себе равного противника. Но в кочевьях торхов встречаются такие рубаки, словно рожденные в обнимку с саблей.

Упоминание о кочевниках заставило меня невольно поджать губы и посуроветь лицом. Проклятые выродки, отнявшие у нас мать…

Отец что-то прочитал по моему лицу. Жестом приказав Ласару удалиться, он хлопнул меня по плечу, направив к маленькой скамеечке, неизменно находящейся в тени.

– Тебя опять мучили кошмары?

Кошмары… Кошмар. Он возвращался ко мне все детство, много раз являлся в юности. Один и тот же – и, к сожалению, это была не фантазия ребенка и не выверты сознания, а настоящие воспоминания. Только несколько кусков, не дающих полной картины, но намертво врезавшихся в память.

«Беги!!!» – Заполошный, отчаянный женский крик… Это единственное воспоминание о матери, да и кто знает – она ли кричала и мне ли кричали? И все-таки как сын, не помнящий и никогда не знавший мать, я где-то в глубине своей души надеюсь, что это все же был именно ее крик – единственное сохранившееся о маме воспоминание.

Дикое ржание лошадей, ревущих в ночи словно демоны… Беспросветный мрак, в котором метались кричащие и отчаянно ругающиеся тени, слышался звон клинков и жуткие крики умирающих… Вспышка пламени, охватившего чей-то дом, – она вырвала меня из мрака, но все, что я увидел, это несущегося во весь опор ко мне торха с оскаленным лицом и занесенной для удара саблей…

А потом бесконечный бег, с надрывом сердца, бег, который нельзя было остановить – сзади я чувствовал стремительно приближающуюся смерть… Бег, секундная вспышка паники, вызванная тем, что мои ноги оторвались от земли… Короткое падение… А дальше…

А дальше я, как всегда, просыпаюсь. Упав ночью восемнадцать лет назад в какую-то расщелину, я потерял сознание и тем самым сохранил себе жизнь. Уже утром летучий отряд рогорцев с сыном барона Корга и горстка лехов моего отца нашли пепелище очередной разоренной деревни… И меня, единственного уцелевшего ребенка, по счастливой случайности оказавшегося похищенным ранее сыном барона Руга.

В то время отец представлял в Рогоре интересы Республики, в качестве советника в баронстве Корг. Именно в Рогоре он встретил любимую жену – дочь одного из старейшин предгорных селений, формально зависимых от Корга, – и именно в Рогоре он ее потерял. Маму похитили вместе с сыном во время путешествия к ее родителям, торхи сумели перебить всю охрану. Небольшой отряд рогорцев и лехов преследовал хищников, но был вынужден оставить свой поиск в степи. Иногда торхи брали выкуп за пленников и честно их отпускали, но в тот раз степь промолчала…

– Кошмары мучают меня с самого детства, отец. А ты целых десять лет провел на границе Рогоры и степи, препоручив мое воспитание наставникам. В итоге я не знал ни матери, ни отца… Я не обвиняю тебя, я даже представить боюсь, как сильно ты ее любишь и какова боль твоей утраты. Никто не может себе этого представить… После ты мог выбрать жену из сотни девушек, но не сделал этого. Я горжусь тобой, честно, очень горжусь. И очень люблю тебя, правда. Но давай не будем об этом?

Отец лишь крепко сжал мое плечо, чуть привлекая к себе.

– Ты все же решил с ней объясниться.

– Да, сегодня. Я знаю, ты против…

– Я не против, сынок. Просто я боюсь, что у вас ничего не получится.

– Отец…

– Пойми ты, она из богатой и влиятельной семьи, к тому же красавица. Даже если Хелена поддастся чувствам, согласие на брак должны дать ее родители – те самые родители, что не считают нас ровней.

– Но почему?! Мы тоже не бедняки!

Родитель лишь поморщился в ответ. То ли от моей несдержанности, то ли при упоминании о собственном достатке.

– Нет, не бедняки. Но не сравнимся с семьей Хелены! С их возможностями ее ждет судьба придворной дамы, а тебя… Тебя ожидает стезя или военного, или советника.

– Я не вернусь в Рогору!

– Ты воспротивишься воле короля?

Проклятье!.. Слишком много плохого связано с моей родиной, чтобы я желал отправиться в Рогору служить советником, но тут отец прав – воле короля не воспротивишься. Советники набираются из таких же родов, как и наш, – не очень влиятельных, не очень богатых, зато честных и преданных короне.

Вот только за честную службу редко воздают по достоинству: при дворе правят бал лизоблюды, интриганы, дорогие (и не очень) шлюхи дворянских кровей, сиречь фаворитки… Но и проживать жизнь честного служаки, которого ни во что не ставят, как-то не хочется. Уж лучше военная стезя: хотя сейчас и нет войн, но в недалеком будущем все возможно, а при удачном раскладе можно достичь определенных высот!

– Нет, противиться воле короля я не стану. Но и от Хелены не откажусь. Я люблю ее.

Чуть усмехнувшись, отец крепко сжал мне руку:

– Раз любишь, действуй. Но голову не теряй.

Несмотря на некоторую бедность рода, дворянское наше гнездо располагается всего в паре часов верховой езды от столицы. А в самой Варшане у нас имеется неплохой, парадный, так сказать, дом – с парой слуг, конюшней и моими самыми дорогими нарядами, которые только и можно надеть на прием к князю Разивиллу и последующий бал.

Вертясь у большого зеркала, словно юная пани (вот уж сравнение), я придирчиво расправляю новый камзол, после чего старательно нахлобучиваю шляпу с перьями – последнее веяние моды из самой Ванзеи [14]. Вроде неплохо. Очередной раз приложившись к бутылке сладкого молодого вина – некрепкое, чуть-чуть для храбрости – и закусив его соленым, терпким сыром, вновь верчусь перед зеркалом, словно в пируэте. Ну, кажется, сойдет.

– Халеб! Поднимай возницу, опаздывать к Разивиллам ни в коем случае нельзя!

Можно было бы верхом, но в столице нынче в моде кареты – наверное, потому, что самые знатные представители элиты разожрались столь страшно, что верховая езда стала для них непосильным испытанием. Бедные кони облегченно выдохнули…

Сбежав по лестнице вниз и выскочив в пустой двор, я словно ныряю в теплый, обволакивающий воздух вечерней Варшаны, пропитанный запахом многочисленных цветов, ароматами костров и томящегося на огне мяса… Район для… скажем так, среднего класса с претензией на зажиточность наполнен всевозможными тавернами, чистыми и достаточно респектабельными для шляхты [15] средней руки (вроде меня), не самых бедных купцов и верхушки цеховых ремесленников. Поэтому запахи окороков, неторопливо коптящихся «по-горячему», румяной свинины, истекающей жиром на углях, скворчащих на сковородках колбасок буквально сбивают с ног. Находиться на пустой желудок здесь решительно невозможно.

Женская же половина населения успевает за последней модой, опять-таки ванзейской, в части разведения садов и цветников. Кто побогаче разбивает настоящие оранжереи с ароматными и сочными «восточными яблоками», покрытыми толстой, золотисто-оранжевой кожурой. По слухам, они помогают от многих болезней, да к тому же, смею судить, весьма приятны на вкус.

– Халеб!!!

Возничий мгновенно показался в воротах:

– Господин, все готово! Экипаж дожидается вас на проспекте!

Забравшись в открытый легкий тарантас, поудобнее усаживаюсь на заднем сиденье.