@Актер. Часть 1 (СИ) - Кова Юлия. Страница 32
Между тем "англичанка", глядя на Лизу, украдкой вздохнет. Да, она в курсе, какие сплетни ходят в школе о Лидии. И - да, эту девочку ей жаль: она замкнутая, но любознательная и в хорошем смысле упрямая. В этот момент в голову женщине приходит удачная, как ей кажется, мысль. Можно попробовать отвлечь Лизу, если слегка переиграть правила распределения этих открыток. Конечно, по негласным правилам девочки должны переписываться с девочками, а мальчики - с мальчиками. Но что, если в виде исключения нарушить этот порядок? Правда, тот мальчик постарше Лизы... А с другой стороны, старшеклассники уже разобрали себе открытки, а эта осталась.
И женщина, решившись, протягивает ее Лизе:
- Α это тебе. Держи.
Лиза рассеянно глядит на открытку. "Не хочу я никому ничего писать". Но принести домой "двойку" ей не хочется еще больше, и Лиза со вздохом берет ее. На лицевой стороне почтовой карточки изображены затейливые часы с сине-золотым циферблатом, старинный флюгер и красные черепицы крыши. В левом верхнем углу открытки простая белая надпись: "Praha".
Потаращившись на открытку, Лиза уже с интересом перевернет ее. На обратной стороне несложный текст на английском: "Добрый день, я чех, и меня зовут Александр Ресль". Мальчик писал как курица лапой. В отличие от него у Лизы почти каллиграфический почерк - таким он и останется на всю жизнь. За свое письмо Αлексу Лиза получит "пять". Письмо и открытку она принесет домой и, поддавшись порыву, покажет их Лидии.
Мать в ответ на удивление благодушно кивнет:
- Что ж, если хочешь, то переписывайся.
"Лизе не помешает языковая практика. Тем более что мы с ней очень скоро переедем в Грецию", - думает Лидия. Хотя ей бы следовало задуматься о том, что может из этого выйти. У страны несчастливого детства есть спрятанные от взрослых острова одиночества, где ребенку проще довериться тем, кого, как им кажется, они никогда не увидят. Но эти мальчик и девочка встретятся, и будет взрыв. И Алекс ее растопчет.
Только в шестнадцать, когда в ее жизнь войдет настоящее зло - то самое, не имеющие ни полутонов, ни оттенков, Лиза поймет, что она тогда сделала Алексу. Впрочем, об их отношениях мог бы кое-что рассказать ее детский дневник.
Но...
Перегнувшись и спустив из ванны часть остывшей воды, Лиза повернула кран с горячей водой и снова откинулаcь затылком на бортик джакузи.
Но когда ей было двенадцать, она поклясться могла, что дневник уничтожила ее мать. Когда Лизу после суицидальной попытки привезли из больницы, Лидия первым делом объявила ей, что еще полгода, и они навсегда переедут в Салоники. Что за отца ей не стоит держаться, у него на уме только работа, а может, и служебный роман, раз жену и дочь он не ценит. Что детские фантазии Лизы - это самая страшная глупость, которую она, Лидия, к сожалению, допустила. И что ее "неидеальный" отец был дураком, когда во всем потакал дочери. И что этот чешский мальчишка никогда не стал бы ей парой ("Γосподи, да посмотри ты наконец на себя в зеркало, Лиза!"). А если этот мальчишка хотя бы раз сунется к ней, то Лидия его уничтожит:
- Выкини его из головы, ты меня поняла?
- Нет.
- Тебе всего двенадцать! Тебе не о глупостях, а о будущем надо задуматься.
- Нет.
"Просто я люблю его, мама".
- Ах, нет? Впрочем, я сейчас сама разберусь с твоими фантазиями.
После этого мать бросила на стол найденные ею у дочери перевязанный розовой лентой дневник, фотографии и письма Αлекса. Поскольку тетрадь из-за толстой обложки в один мах разорвать не удалось, Лидия огранилась тем, что на глазах у Лизы разорвала в клочья все остальное. Все это полетело в мусорное ведро, которое Лидия, прихватив под мышку и дневник, вынесла на лестничную площадку, откуда до Лизы секундой позже долетел стук закрывающейся дверцы мусоропровода.
Впрочем, при последнем визите к отцу, уже зная, что ей предстоит, она пoпыталась отыскать эту тетрадь. В двадцать четыре Лиза уже не строила иллюзий на счет матери. Лидия была самолюбива, практична, злопамятна, при этом считала, что ее мнение и взгляд на вещи всегда самые верные. Но мать по-своему любила ее и никогда не желала ей зла, по крайней мере, осознанно. И если следовать логике Лидии, которая хотела видеть дочь замужем если не за иностранцем (а зачем ещё нужна "английская" школа?"), то за человеком, брак с которым можно считать респектабельным, мать могла до поры до времени припрятать дневник, чтобы однажды показать его Лизе и назидательно произнести:
- Вот то, что случилось с тобой по твоей же глупости. Я же сделала все, чтобы дать тебе великолепное будущее.
Но в тот день у Лизы не было ни шанса перерыть квартиру отца. При всей любви к дочери Домбровский не страдал излишней доверчивостью. К тому же, она уже солгала отцу, что ищет свoи фотографии, чтобы сделать подарочный альбом для матери. И теперь Лизе оставалось надеяться только на то, что матери не пришло в голову захватить ее дневник в Грецию.
Хотя... - тут Лиза задумалась, - с момента их переезда в Салоники мать упорно делала вид, что в жизни дочери никогда не было Алекса. Больше того, Лидия вообще запретила ей упоминать имя Алекса вслух и рассказывать о нем Эстархиди:
- Коста и так в курсе того, что ты пыталась наложить на себя руки, и это его очень расстроило. Но чем меньше деталей той безобразной истории он будет знать, тем будет лучше для всех. И в первую очередь - для тебя.
Позже Лиза поймет, чем руководствовалась ее мать. Испытывая неприятное и, в общем, несвойственное ей чувство вины, мать боялась, что упоминание Алекса, который на тот момент делал первые успешные шаги в кино, ограничит количество претендентов на руку дочери.
Далее в жизни Лизы был развод родителей (Домбровский пытался отстоять право на дочь, но Лидия выиграла суд. И не последнюю скрипку здесь сыграла судья, сама, кстати сказать, разведенная). Следом за этим пришло расставание с отцом и переезд в Салоники. На первых порах ради молодой русской жены Эстархиди делал все, чтобы понравиться падчерице. Внимание, истинно греческий размах, попытки расшевелить Лизу - и наконец, отличная школа в Салониках, где учились и русские дети.
Жизнь постепенно втягивалась в новый ритм и становилась привычной. Неизменными оставались только две вещи: как ни старалась Лидия, Лиза отчима не приняла, а ещё Лиза помнила Αлекса.
В апреле, в Салониках Лизе исполнится шестнадцать лет. В том зловещем месяце Эстархиди решил с размахом отпраздновать ее день рождения. Отчим любил использовать подобные семейные торжества как повод для встречи с нужными ему людьми. И Лидия его в этом поддерживала. В то утро Эстархиди предупредил ее мать, что к ним придет еще один гость.
- Да? Кто такой? - небрежно спросила Лидия.
Бросив взгляд на Лизу, которая в этот момент занималась тем, что ставила в вазу цветы, Эстархиди поманил ее мать за дверь:
- Лидия, пожалуйста, выйди.
Лиза машинально прислушивалась к их шепоту, а до нее из-за двери доносились обрывки их разговора:
- Англичанин... постарше Лизы. Образованный, хорош собой и состоятельный - партнер по бизнесу...
И уже заинтересованный голос матери:
- Коста, а сколько ему лет?
- Двадцать пять.
- И ты думаешь...
- Ну, ты же хотела подыскать для Лизы хорошую компанию.
И воодушевленная мать, вернувшись в комнату, тут же взялась за дело:
- Так, вылези из этих джинсов, я тебя умоляю. - Вслед за платьем появилась объемная косметичка. - Сядь сюда, я сама займусь твоим лицом.
Через час в комнату, потирая руки, заглянул Эстархиди.
- Ого, - восхитился он, разглядывая Лизу, которая с мрачным видом и "нарядным" лицом балансировала на одной ноге, надевая туфлю.
- Вот именно. - Лидия с удовольствием окинула взглядом дочь. Когда та обулась, мать легонько подтолкнула ее в спину: - Ну, все. Иди.
И часовой механизм закрутился.