Тюрьма особого назначения - Горшков Валерий Сергеевич. Страница 7

Позиция следователя, несколько смягчившаяся после новых показаний Скопцова, вскоре, однако, снова стала жесткой и категоричной. Ни в баре, где подозреваемый якобы познакомился с путаной, ни в гостинице, где отсутствовала запись о сдаче номера гражданину Скопцову в тот вечер, его не опознали.

Итак, дело было завершено и передано в суд. На просьбу прокурора признать подсудимого виновным по всем инкриминируемым эпизодам и выбрать наказание в виде высшей меры, судьи единодушно ответили «да». Город с нескрываемым удовлетворением встретил это долгожданное известие. Зло понесло заслуженную кару…

Но мне от этого было не легче! В одночасье я потерял не только самого дорогого на свете человека, не только своего, лишь готовящегося к появлению на свет, ребенка, но и желание жить. Вокруг меня образовалась мертвая и страшная пустота. Каждый мимолетный взгляд на все, что напоминало мне о Вике, вызывал мучительную боль. Впервые в жизни я подумал о самоубийстве. Возможно, этим бы все и завершилось, если бы однажды рано утром в моей опустевшей квартире вдруг не раздался долгий, настойчивый звонок в дверь. Когда я открыл ее, то увидел стоящего на пороге отца Сергия.

Только благодаря ему я не сделал того безумного действия, к которому уже был готов…

Он помог мне выстоять в самый критический момент жизни и снова обрести веру в себя и Бога. Обрести настолько, что безо всякой подсказки и какого бы то ни было давления я решил поступить в духовную семинарию и стать священником.

Позже я узнал, что не один я пришел к вере таким путем. Кто-то из сидящих рядом со мной за партами крепких мужчин в длинных черных одеяниях в прошлом был заключенным, кто-то, как и я, служил в боевых подразделениях вооруженных сил… Таких среди основной массы семинаристов было немного, единицы, но они были! Все эти люди пытались как можно скорее забыть свою предыдущую бездуховную жизнь и потому не любили рассказывать о том, через что им пришлось пройти, прежде чем обрести в душе Бога… Они стремились сейчас только к одному – получить сан священника, чтобы «открыть глаза» тем, кто не мыслил свою жизнь без греха. Это стало смыслом их земной жизни, искуплением того зла, которое они успели совершить раньше…

После окончания учебы я окончательно перестал быть капитаном ВДВ в запасе Владиславом Александровичем Авериным. По Божьей воле отныне я звался отцом Павлом и служил в одном храме с моим духовным наставником отцом Сергием. Дни складывались в недели, недели – в месяцы… Я научился безошибочно отличать истинно верующих от людей, посещающих храм с одной-единственной целью – попросить у Бога определенное количество материальных благ. Такие «прихожане» появлялись в храме в дорогих костюмах, в сопровождении широкоплечих молодцов со спрятанными под пиджаками пистолетами. Оставив неподалеку от церкви свои сверкающие автомобили, они покупали охапку самых толстых свечей и ставили их за упокой «безвременно ушедших» компаньонов и «братков», а также Николаю Чудотворцу, чтобы и в дальнейшем удача сопутствовала им в делах.

Конечно, для священника все прихожане должны быть равны. Каждый имеет право испытать на себе милость Господню, покаяться в грехах и получить их отпущение. Все так. И мы никогда не отказывали никому, вне зависимости от состояния, которым владел прихожанин, или его «профессии».

Однако я ловил себя на мысли, что мне не доставляет ни радости, ни духовного удовлетворения после исповеди отпускать грехи бритоголовому парню с лицом бандита, через каждое слово повторяющему «бля», а через десять, видимо для большей убедительности, скрепляющего все вышесказанное еще более крепким словцом. И все это – в храме Господнем. Я не сомневался в том, что, едва выйдя на паперть, этот «раскаявшийся грешник» тут же примется за старое, действительно уверовав в то, что и «на следующий раз поп все спишет»… Я испытывал неприятный осадок в душе всякий раз, когда мне приходилось иметь дело с такого рода прихожанами. И сколько ни старался я успокоить себя, вспоминая свое личное прошлое, это помогало лишь на время. Я ничего не мог с собой поделать. Ведь несмотря на сан священника, я по-прежнему оставался обычным живым человеком…

– Это пройдет, поверь мне, – успокаивал меня отец Сергий. – Время лечит. Еще год, и ты полностью и навсегда избавишься от этого тягостного чувства. Вспомни, фарисеи спрашивали учеников Господа: «Для чего учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками?» Иисус же, услышав это, сказал им: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Ибо я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию». А та часть прихожан, которая так раздражает тебя, и есть именно те самые больные, которым требуется врач духовный. Ибо болезнь их слишком тяжела… И если есть на свете средство, способное хоть как-то повлиять на их запятнанные души, то это именно вера в Господа нашего!

Глава 4

И вот однажды в храм вошел пожилой человек в длинном кожаном плаще. На улице уже вторые сутки, не переставая, шел дождь, и с плаща его на пол храма стекали ручейки воды. Он снял шляпу с полями, стряхнул ее, купил свечку и, тихо кашлянув, направился к иконе Казанской Божьей Матери. Бледный свет, едва пробивавшийся сквозь стекла храма, не позволял мне разглядеть его лица. Но я почувствовал, как в груди вдруг шевельнулось что-то давно забытое, казалось, уже почти не существующее. Мне почему-то захотелось вытянуться, расправив грудь, и отдать честь. Поставив свечу, мужчина отошел на шаг, перекрестился, а потом, постояв пару секунд, так хорошо знакомой мне уверенной походкой направился прямо ко мне. Еще не слишком осознавая происшедшее, я машинально шагнул ему навстречу.

– Здравствуй, Владислав! – Мгновение спустя я убедился, что за прошедшие со дня нашей последней встречи несколько лет у полковника Корнача не изменилась ни походка, ни голос. Как всегда, он был глубоким, с едва заметной хрипотцой. Таким, от которого у новичков отряда по спине пробегали мурашки. – Давненько не виделись…

– Да, давненько, – с неприятной сухостью в горле ответил я, кивком головы предлагая своему бывшему командиру пройти в дальний угол храма. Я уже понял, что наша сегодняшняя встреча с командиром спецподразделения ВДВ «Белый барс» не случайна, а значит, разговор предстоит долгий. Я слишком хорошо знал Корнача, чтобы поверить в непреднамеренность столь неожиданного посещения. И то, что в глазах полковника я не прочел удивления при встрече с бывшим капитаном спецназа, в настоящий момент носящим рясу священника, еще раз служило тому доказательством.

Мы обогнули алтарь, я отодвинул в сторону тяжелую, вышитую золотом штору и пропустил полковника в маленькую комнатку. Потом зашел следом и снова задернул ткань. Мы были одни.

– Присаживайтесь.

Я показал на два стула, обитых потертым бархатом, и подождал, пока Корнач сядет. После чего опустился рядом.

– Ну, как у вас дела… отец Павел?

В голосе Корнача не было никакой иронии относительно моего нынешнего статуса. Я ответил ему так же спокойно, как он спросил.

– Служу Господу нашему по мере сил своих. Была жена, мог бы быть ребенок, но теперь их нет. Я один… – Не возникало сомнений, что относительно постигшей меня пять лет назад утраты Корнач был осведомлен, поэтому я не стал играть с ним втемную. – А вы, товарищ полковник, каким ветром занесло вас в храм Божий?

– Попутным, Владислав Александрович, попутным, – едва заметно кивнул Корнач. – Если гора не идет к Магомету… – Видимо, заметив мой настороженный взгляд, гость поспешил успокоить: – Нет, я не для того пришел, чтобы просить тебя изменить сделанному ранее выбору, отказаться от духовного сана и вернуться в войска. Понимаю, что это невозможно… Ну а насчет «товарища полковника», – Корнач несколько оживился, – вы, отец Павел, ошибаетесь. Перед вами – генерал-майор Федеральной службы безопасности! Вот такие дела… Не удивлены?!

– На все воля Божья. – Я поднял руку и медленно перекрестился. – И как служба?

– Нормально, – усмехнулся генерал. – Могло бы быть еще лучше, но это только в том случае, если кое-кто из моих хороших знакомых согласится оказать нам посильную помощь.