Весь мир – театр. А люди?.. (СИ) - Чайка Лариса. Страница 11

К концу второго акта, я, вроде, восстановилась, а в антракте, сев в свое любимое кресло, надавала себе по щекам. Да что же это происходит? Неужели Родстер пользуется магией? Другого объяснения я не находила. Я, как бычок перед закланием, иду у него на поводу. В зрительном зале стоит тишина, прерываемая восторженными вздохами экзальтированных дам, а на сцене царит Родстер и только Родстер (так, во всяком случае, мне казалось).

Диана, соберись, нужно спасать роль и свое положение в этом театре. Ты не Селена, ты не Аманда, ты — Диана ле Факсс. Графиня Диана ле Факсс. Где твоя фамильная гордость и высокомерие аристократки? Король и королева здесь, зрительский зал полон, все смотрят на тебя. Неужели ты позволишь себе опозориться, и твоя премьера превратится в бенефис Родстера Финка?

Я еще раз прокрутила в голове образ Аманды на финал, помолилась Господу и решила для себя, что никакое зеленоглазое чудовище не сможет свернуть меня с моего пути. Пока идет все так, как надо. Из роли я не выбиваюсь, играю очень реалистично, кто ж виноват, что мои чувства аналогичны с чувствами моей героиней?

Но на финал, этого будет мало, поэтому я села в свое любимое кресло, проделала все действия с самоуспокоением, стараясь держать в голове одну самую важную мысль: я больше всего в этом мире хочу быть актрисой, и от сегодняшней премьеры это будет зависеть напрямую.

Не желаю плохого господину Финку, но он подавляет меня своей игрой, а графиня ле Факсс не позволит какому— то актеришке взять над собой верх. Моя фамильная гордость, воспоминания о папеньке, наконец, привели меня в нужное состояние. Из кресла встала спокойная и решительная Диана ле Факсс. Я буду не я, если не сделаю все так, как нужно мне — берегитесь, господин Финк!

Третий акт я играла не как Аманда или Селена, финал я играла Дианой. Ни второй, ни третий поцелуй Родстера не выбил меня из образа.

Прибежав в гримерку переодеться перед финальной сценой, я четко проделала все нужные действия. Взглянула в зеркало и обомлела — никогда я еще не была так загадочна и хороша.

В финале, подняв к Родстеру свои бледные худенькие ручки, и тихим голосом произнося свой прощальный монолог, я краем уха услышала, как в зале кто-то всхлипнул один раз, второй, третий. Очень интересное ощущение. Я как бы раздвоилась: одна моя половина изливалась в вечной любви к главнокомандующему Грину, а вторая чутко ловила реакцию зала. Вот где-то в середине партера я услышала женский вскрик: «О, боже!». В разных местах зрительного зала, то там, то тут раздавались женские всхлипывания. И даже с королевской ложи, мои, вдруг ставшие чуткими уши, услышали шепот короля: «Дорогая, возьмите мой платок». Шесть минут блаженства!!!

Лицо Родстера в эти шесть минут моего монолога наполнялось целой гаммой чувств. От величайшего удивления и неверия к полному восхищению. На эти шесть минут я чувствовала себя…необыкновенно.

Потом мое превращение, полет уже на полном экстазе, я ныряю в отведенную мне нишу. Всплеск. С потолка начинают сыпаться звезды. И громкие рукоплескания зрительного зала, и восторженные возгласы, и рыдания наиболее экзальтированных дам. ЭТО и было финалом пьесы.

Потом, уже из-за кулисы, я слышала прощальный монолог главнокомандующего, прочувствованный, с непередаваемыми вибрациями в голосе. И — занавес!

На поклон нас вызывали шквалом аплодисментов и восторженными выкриками «Браво». Мы стояли с Родстером, взявшись за руки, а зал все не хотел нас отпускать. Меня осыпали цветами. Счастливая, я вернулась в свою гримерку, куда посыльные все носили и носили мне корзины. А потом пришел королевский слуга и преподнес мне подарок от королевы. В бархатной коробочке лежал перстень с огромным рубином.

Заглянула и тетушка. По легенде она была со мной знакома, поэтому вошла ко мне в гримерку без доклада, как бы по-свойски.

— О, Селена, — громко для всех, воскликнула она, — вы прелестны.

А, когда мы остались одни, шепотом произнесла:

— Поздравляю, Ди. Это было чудесно! Я даже всплакнула в конце. Ты — прирожденная актриса.

— Спасибо, графиня, — я скромно присела в реверансе. — Мне очень приятно, что вы оценили мою игру.

В этот момент послышался стук в мою многострадальную дверь. Я не успела ответить, дверь распахнулась, и в гримерку вошел Родстер.

— Я пришел поздравить тебя, Селена, — начал господин Финк еще от двери.

Увидев тетушку, он приостановился и вопросительно взглянул на меня. Пришлось представлять их друг другу. Тетя Ви, зардевшись как юная дева, стала нахваливать его игру. Родстер же перевел все комплименты в мою сторону. Беседа их была более чем оживленной. В какую— то минуту я почувствовала себя лишней, мне так захотелось побыть в одиночестве, что я, не боясь выглядеть невежливой, так им об этом и сказала.

— Извините меня, мне необходимо переодеться.

Тетушка сразу засобиралась домой, а Родстер, напомнив мне о фуршете и своем сопровождении, вызвался ее проводить до кареты.

Заперев за ними дверь на щеколду, я, преобразившись в Диану, исполнила танец сбывшихся надежд. Я иногда так делаю, ведь эмоций у меня много, им нужен выход— вот и разряжаюсь таким образом.

Сразу вспомнился папенька. Он, наверное, гордился бы мной после сегодняшнего дебюта. «И я люблю тебя, папа», — прошептала я.

Все, пора преображаться и одеваться на фуршет.

***

Я не стала ждать появления Родстера, а сама спустилась в фойе, где народ для веселья собрался — вся наша труппа, господин Рихтер — наш директор, работники сцены, музыканты, а вот господин Финк отсутствовал. «Сбежал, мерзавец, — подумалось мне, — не вынесла ранимая душа моего фурора».

Меня встретили всеобщими аплодисментами, и господин директор, раскинув руки, решив обнять необъятное, направился ко мне, громко восклицая:

— Госпожа Виард, госпожа Виард, вы сегодня были великолепны! Давно не видел ничего подобного! Как я рад, что такой цветок отныне будет в нашем общем букете! Ее величество выразила свою благосклонность и велела передать вам, что с этого дня она будет пристально следить за вашим творчеством, выделила театру большие средства, наговорила кучу комплиментов! Господа, у нас теперь есть возможность обновить реквизит, костюмы, да много еще чего.

— Необыкновенная, необыкновенная, — приговаривал он, целуя мне руки.

— Вы меня смущаете, — поддав в голос робости, ответила я.

— Не буду, не буду. Отдыхайте. Выпьете что-нибудь?

— Да, красного вина, пожалуйста.

Господин Рихтер сделал знак слуге, и мне подали бокал красного вина. Еще раз поцеловав мне руку, господин Рихтер убежал в противоположный конец зала и стал о чем-то оживленно переговариваться с господином Лавье — нашим старейшим актером, а я, наконец, увидела входящего в зал Родстера.

— Я чуть не сломал двери в вашей гримерке, госпожа Виард, — начал он еще издали. — Мы же с вами договаривались, Селена, что на сегодняшний вечер я ваш сопровождающий.

— Ну, знаете, господин Финк, я не могла столь долго вас ждать. Вы ушли и куда-то пропали.

— Я проводил графиню ле Шосс и сделал несколько срочных дел.

Он оглянулся на выход. В двери вошел лакей с корзиной прекрасных черных лилий. Направившись к нам, он поклонился и передал корзину Родстеру.

— Это вам от меня. Лилии в это время года редкость, поэтому пришлось разорить королевскую оранжерею.

— Благодарю вас, но, право не стоило. У меня и так вся гримерка в цветах. Куда мне деть эту корзину?

— Я написал адрес, и посыльный доставит ее к вам домой, в особняк графини.

— Очень любезно, Родстер. Еще раз спасибо.

Махнув корзиной перед моим носом, лакей важно проследовал к выходу. Миленько! Решил, значит, показать свою щедрость и внимание? Занятно. Интересно, стоит ли сказать господину Финку, что у меня аллергия на лилии? Нет, не буду, все-таки кавалер старался.

Значит, будет какая-то просьба, если Финк решил сначала подарить столь ценный подарок. Так у меня папенька частенько делал: сначала что-нибудь дарил дочке, а потом, когда она радовалась, он с просьбой и обращался. Но я, все равно отказывала, когда хотела, папенька же мне все-все прощал. А сейчас вот, жалею. Эх, папенька, папенька! Я отогнала грустные мысли и встряхнула головой. Оказывается, Родстер еще что-то говорил, а я и не слышала.