Сердце морского короля (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт". Страница 19
— Перстень Аусдрангов, — сказал он одними губами, удивляясь, как вообще может ими шевелить.
Боль, поднимающаяся откуда-то изнутри, наполнила его, обернувшись ледяной тоской, раскаленным стыдом, мучительным осознанием того, что случилось, когда он первый и единственный раз взял эту вещь в руки.
— Откуда?!
— Ваша жрица-страж попросила передать, — с абсолютно невозмутимым лицом сообщил Эргиан, и Алестар снова закусил губу, теперь уже изнутри, но до вкуса крови, чтобы прийти в себя.
Джиад нашла перстень?! Но… Да неважно — где! Расскажет потом! Алестар глянул на глубинного принца, изнывая от бешенства, и очень ровно, с подчеркнутым спокойствием спросил:
— Она попросила передать эту вещь мне? А вы мне ее продали?
— Вот именно! — возмутительно безмятежно сообщил Эргиан. — А почему бы и нет, если вы на это согласились? Слово короля — честь моря. Не так ли, мой дорогой будущий родич?
— И… что вы хотите? Дорогой… родич…
Злость на себя и кариандца кипела, рвалась наружу, и он едва сдерживал ее, чувствуя бессилие и от этого злясь еще сильнее. Надо же было оказаться таким дурнем! Безмозглой медузой… Пообещать любое желание этому хитрому, подлому, гнусному маару! Да чтоб ему! И ведь даже на поединок не вызвать! Посол — лицо неприкосновенное, притом Эргиан сейчас нужен как никогда! Да и что решит поединок, если Алестар сам виноват?!
Герлас уже извертелся в седле, ожидая их, и присоединившийся к нему охранник кариандца смотрел с тревогой, да и гвардейцы явно почувствовали неладное, насторожившись. Алестар сжал свободной рукой повод Серого, и чуткий к настроению хозяина салту забеспокоился, оглядываясь по сторонам, скаля страшные зубы, а Эргиан все так же насмешливо и беззаботно улыбался. Потом чуть наклонился в седле, глянув Алестару прямо в лицо, и таинственным шепотом сообщил:
— Понятия не имею… дорогой родич. Но не сомневайтесь, непременно что-нибудь придумаю. Если, конечно, мы оба вернемся с сегодняшней прогулки. Теперь у меня появилась еще одна веская причина на ней выжить и убедиться, что выжили вы.
Скрипнув зубами, Алестар тряхнул повод Серого, натянул его, а потом отпустил, и салту радостно прянул с места. Вперед и вверх! Дальше, быстрее, на пределе возможной скорости!
Опомнился Алестар лишь спустя несколько минут, когда и дворец, и сопровождение остались далеко позади. Придержал зверя, не остановив совсем и мрачно пообещав себе, что никому не будет объяснять причину. К счастью, никто его спрашивать и не стал, просто догнали и поплыли рядом, пристроившись кто в хвост, кто по бокам, и Алестар уже спокойнее тронул повод и направил Серого в нужную сторону, следя, чтоб не отстали ни Герлас на крупном, но не слишком резвом салту, ни гвардейцы, у которых звери были хороши, но слишком молоды и потому пугливы.
Эргиан и вовсе держался позади, хотя его салту единственный мог бы потягаться с Серым в скорости. «Вот же маару хитрохвостый! — подумал Алестар, успокаиваясь и уже не без раздраженного восхищения. — Ну почему мне никогда не попадался такой соперник на Арене?! Милостью Троих клянусь, его бы я не то что не убрал, как Торвальда, — чешуйке бы с него не дал упасть! Ах, как бы мы сражались за Золотой Жемчуг! И почему у меня никогда не было такого… друга?»
Слово возникло в его сознании так неожиданно, что Алестар не сразу понял, о чем именно сожалеет. Друг… Отец всегда внушал ему, что принц, а затем и король может иметь лишь подданных, чтобы оставаться справедливым и беспристрастным. Да, Алестару позволялась дружба с Эруви и Кассией, были в их кругу и знатные юноши… Но никто из них никогда не оказывался даже на равных, не говоря уж о том, чтобы насмешливо дергать гордость Алестара за хвост, как это постоянно делал Эргиан. Его свита всегда следовала за ним и делала то, чего хотел принц!
Отправиться на Арену или в город? Устроиться в библиотеке или поплыть в открытое море за скальный хребет? Подкрасться к человеческой лодке и порезать сети? Сплавать в далекую дикую бухту, куда ночью причаливают человеческие корабли с товаром, и напугать матросов? Алестар придумывал новые и новые забавы, а друзья либо разделяли их, либо отговаривали, упирая на опасность, и он обычно соглашался, понимая, что они слабее и не такие ловкие, волны не так их слушаются, и с прибоем им справиться труднее.
О да, он всегда и на всех смотрел свысока! И никто во всем Акаланте не позволял себе превзойти его! Не поэтому ли его так тянуло на Арену, что там оставалась хотя бы видимость честной борьбы? И на охоту — чтобы уж окончательно исключить даже мысль о том, что соперники поддаются, и он, Алестар, не лучший всадник Акаланте! Дикие салту не знают почтения к королевской крови, эта победа точно не обманет. И если уж снимать чешую с сердца до конца, не потому ли он так безоглядно и мучительно утонул в любви к Джиад, что страж была первой, кто не покорился ему, а начал сопротивляться? И оказалась отважнее, сильнее духом и благороднее…
Стоило подумать о ней, и Алестар снова ощутил то сладкое, мучительно откровенное чувство, которое наполняло его при взгляде на Джиад, звуках ее голоса, воспоминании о вкусе ее кожи… Любовь к Джиад так долго пронизывала его, прорастая в душе и теле, что стала неотъемлемой частью всего его существа, и Алестар беспомощно и безнадежно гнал мысль, что с ним случится, когда жрица вернется наверх… С Эргианом ничего подобного не было, да и быть, разумеется, не могло, но почему-то Алестару отчаянно хотелось превзойти его! Доказать, но не слабость кариандца, а свою силу! И потом предложить разделить победу на двоих, потому что единственный, кто может оценить тебя по-настоящему, — это достойный соперник! Или друг…
«Неужели отец был прав? — растерянно подумал Алестар, перекладывая повод в одну руку, а второй сжимая в ладони холодное тяжелое золото перстня. — И король обречен на одиночество? Жена должна быть послушной и воспитанной, подданные — покорными, враги — усмиренными… И для дружбы здесь попросту нет места? А как же тогда Руалль? Он был верен отцу много лет! Хотя… будь он другом по-настоящему, разве поверил бы чьей-то ядовитой лжи, что Алестар хочет Кассию любой ценой, даже если это смертельно опасно? Друг пришел бы к его отцу и спросил, правда ли это. И ничего из всей случившейся мерзости и жути попросту бы не произошло. Но Руалль был подданным больше, чем другом, и выбрал измену там, где на верность не хватило сил. Как бы поступил Эргиан?»
Он оглянулся на глубинника, приникшего к телу своего салту, и заколебался, не позвать ли его? Но на такой скорости они все равно не смогут поговорить, да и о чем? У него нет никаких прав на откровенность кариандца, и тот только что дал это понять. Очень изящно и, главное, доходчиво!
Алестар стиснул зубы. Ладно, это он Эргиану еще припомнит. Один выигранный круг — это не вся Гонка! И все-таки, что же такого нужно глубиннику, что он рискнул расположением короля Акаланте? Не может ведь не понимать, что слишком чувствительно задел самолюбие Алестара!
Они выплыли уже далеко за пределы населенной части Акаланте, и Алестар, отбросив посторонние мысли, снова попытался сосредоточиться на перстне. Осколок Сердца Моря в нем молчал, но кровь Алестара чувствовала его, как медленно пульсирующий сгусток тепла, разительно контрастирующий с холодом металла. Не в этом ли секрет того, что в первый раз Алестар не почувствовал осколок? Могла ли выкованная людьми оправа скрыть живой огонь Сердца моря, пригасить его, усыпить на долгие десятилетия, даже века? И как его тогда пробудить?! Ах, если бы перстень попал к нему в руки хоть на день раньше! Хоть на несколько часов! Но по всему выходит, что Джиад получила его в тот краткий промежуток, когда они расстались после известия о похищении Маритэль. Иначе жрица отдала бы перстень сама, а не передавала его с кариандцем! Все-таки это связано с ее земным возлюбленным… Ладно, неважно! Отзовись же ты, проклятая каменюка!
Алестару на миг показалось, что камень отозвался вспышкой самой настоящей обиды, и он обрадовался, но осколок тут же упрямо затих. А равнина, на другом конце которой высились Три Брата, уже расстилалась далеко внизу, и Алестару хватило одного взгляда на помутневшую воду, чтобы содрогнуться от мрачного предчувствия. Дыхание глубинных заполнило придонный слой так плотно, что камней и водорослей уже не было видно. И чем дальше вперед, тем тяжелее был этот смертоносный прилив, идущий пока лишь по дну, но еще одно сотрясение — и слои перемешаются, отрава поднимется вверх, и все, кто попадет в ядовитое облако, неминуемо погибнут.