Сердце морского короля (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт". Страница 23

— Его величество Алестар, король и повелитель Акаланте, внимает! — раздался голос каи-на Миристаля, ведающего церемониями, и Алестар едва не фыркнул, вдруг вспомнив, что Эргиан, маару хитрохвостый, так и не удосужился представиться ему при Совете по всей форме.

Верительные грамоты посла он передал, разумеется, но чтобы вот так, со всеми положенными церемониями? А волны при дворе от него такие идут, словно кариандец здесь уже давно и врос в Акаланте, как мидия — в скалу, попробуй отодрать.

— Его величество Лорасс, король и повелитель Суаланы, говорит моим голосом! — ясно и громко ответил гонец, и Алестар присмотрелся.

Суаланец был молод, не намного старше самого Алестара, и, пожалуй, не слишком походил на суаланца. Оттенок светлых волос издалека и при свете туарры было не разобрать, но в том, что они бледнее золота, никак не усомнишься. Кожа тоже не имела ничего общего с яркой смуглостью жителей Суаланы. Рядом с той же Санлией молодой иреназе смотрелся бы, как день рядом с ночью. Странно…

— Я рад выслушать голос нашего доброго соседа, моего брата Лорасса, — ответил Алестар положенными словами, и суаланец поклонился.

В руках у него был свиток из шкуры салту, скрепленный большим золотым кругляшом — той самой печатью. Гонец поднял его над головой, показывая всем, а потом подплыл и протянул Алестару на вытянутых руках.

Алестар, повинуясь церемониалу, взял свиток, оглядел печать и положил его перед собой. Ему никогда не приходилось выполнять этот ритуал прежде. При его жизни послания с Золотой печатью появлялись во дворце всего дважды, когда Суалана объявила войну — и когда попросила мира. Оба раза эти письма принимал отец… Да кончится ли сегодня ночью эта проклятая горечь во рту, словно поднимающаяся от самого сердца?!

— Подтверждаю, что печать моего брата Лорасса цела, — сказал он. — И жду его слов.

Ритуал… Послание в свитке и то, что гонец передаст устно, должны совпасть до единого слова. Но вскрыть письмо положено лишь, когда оно прозвучит для всех.

— Мой король и повелитель говорит… — торжественно, громко и слегка монотонно начал гонец заученную намертво речь. — Я, Лорасс, владыка Суаланы, приветствую Алестара, моего юного брата по крови повелителей моря. Посылаю ему соболезнования в тяжелой утрате, постигшей Акаланте. Брат мой Кариалл был силен, мудр и великодушен, и прежние наши распри тяжким грузом ложились на мое сердце…

«Как же, — зло подумал Алестар. — То-то твое сердце подсказало тебе начать войну, хотя отец изо всех сил пытался свести к миру».

— Я надеюсь, что тяготы будут забыты и шторм вражды больше никогда не всколыхнет наши воды, — продолжал гонец.

«Слова, слова… пустые, как жемчужницы, проверенные старательным добытчиком. Да переходи же ты к делу!»

Алестар поморщился от боли во всем теле. Где там обещанная тинкала? Из Карианда ее везут, что ли?

— И потому в знак верной дружбы и с обещанием вечного мира я зову юного брата моего Алестара подтвердить вечный союз между Акаланте и Суаланой, — ровно и размеренно падали слова суаланского короля из уст его посланника в полной тишине. — Ныне настал час, когда воля Матери Море должна связать наши народы узами любви, доверия и поддержки. Я, Лорасс, повелитель Суаланы, предлагаю его величеству Алестару брачный союз и готов отдать ему в супруги любую из моих прекрасных и целомудренных дочерей…

«Что?! Да какого… какого глубинного?!»

Только страшная усталость помогла Алестару не вскинуться, словно салту, которого изо всех сил хлестнули лоуром. Да еще осознание, что все глаза в зале сейчас устремлены на него.

«Но какого… глубинного, а? Можно подумать, Лорассу неизвестно о заключенной помолвке! И договоре с Кариандом!»

— Понимаю, что предложение мое должно прозвучать для брата моего Алестара неожиданно, — продолжал посол, и в его размеренных, как волны прибоя, словах и в самом спокойном тоне Алестару чудилось скрытое ядовитое злорадство. — Однако дошло до меня, что воля Троих, разрешивших каждому из своих детей свободный выбор в запечатлении, ныне была нарушена, и брат мой Алестар избрал себе будущую супругу не по зову сердца и плоти, а единственно из наличия в ней крови двуногих, родственных прежним королям Акаланте. Но Трое милосердны и справедливы, посему я ручаюсь честью и королевским словом, что если брат мой Алестар изберет в супруги принцессу Суаланы, то милость запечатления изольется на него полной мерой и свяжет наши народы, даруя им грядущее благоденствие…

Тишина в зале, напоминавшая предгрозовое молчание, превратилась в десятки еле слышных шепотков, словно струйки высохшего песка зашелестели, высыпанные на камень. Алестар заставил себя вдохнуть тяжелый загустевший воздух… Суалана знает! И знает не только про человеческую кровь, но… Но и что-то еще! Слишком уверенно Лорасс обещает невозможное, немыслимое — запечатление с одной из своих дочерей, в которой совершенно точно нет ни капли земной крови!

— Вместе с братом моим Алестаром, — возвысился чистый и резкий голос гонца, легко перекрывая шум в зале, — я готов оказать братскую помощь народу Карианда, ныне терпящего тяжелое бедствие. Объединив наши силы, мы сможем протянуть королю глубин могучую руку помощи и принять в своих водах часть его подданных!

«А ведь отказывались! Ну конечно, раз объединившись… То есть оплатит рыбу для беженцев Акаланте, а махать ею над головой, хвалясь великодушием, будет Суалана!»

— Вместе с братом моим Алестаром мы приведем народы наши к процветанию, и грядущие поколения благословят наше мудрое решение объединиться путем не войны, но мира!

Чем дальше, тем больше все это походило на бред. Алестар обводил взглядом лица своих каи-на и видел на каждом сменяющиеся быстро, как погода перед весенним штормом, оттенки выражений. Неприязнь, досаду, отвращение, задумчивость, интерес… Все они — до одного! — сейчас просчитывали, что будет, если на трон Акаланте рядом с Алестаром сядет не кариандка, договор с которой должен привязать к Акаланте многочисленных беженцев, а дочь недавнего злейшего врага.

Да Суалана ненавидит Акаланте! Злопамятно и алчно считает чужие богатства, не желая признать, что акалантцы готовы были поделиться по-братски, но не пожелали отдать свое грабителям. И если браслет избранной короля наденет суаланка, в Акаланте хлынут ее жадные родичи, которым дай рыбий хвост — они оттяпают рыбину по самые жабры!

Оскорбленный Карианд, конечно, все равно примет помощь — у них нет выбора. Склоны вулкана потеряны надолго, но если поискать, все равно найдется, куда расселить беженцев. Только тогда кариандцы в водах Акаланте будут чужаками, принятыми из милости, а из нее крепкой дружбы не сплетешь, как не выйдет хороший кошель-каймур из гнилой веревки. И получится, что дружба с Кариандом ухнет в Бездну, поскольку таких оскорблений не прощают, а дружбы с Суаланой все равно не получится. Не дружат салту с муренами, слишком много в тех яда!

Но на что же рассчитывает Суалана?! Почему в голосе гонца такое странное торжество, словно он привез не брачное предложение, а ультиматум победителя побежденному?

— Если же брат мой Алестар пренебрежет моим предложением родственного союза! — взмыл голос гонца под самый свод Зала, и Алестара словно прошило от макушки до хвоста предчувствием неминуемой беды…

Позади прошла волна — кто-то проплыл — и перед Алестаром появился кувшинчик вожделенной, но такой бесполезной сейчас тинкалы. Внутри и без горячего питья разливалось жгучее нетерпение, даже кончики пальцев зазудели, а хвостовой плавник затрепетал.

— Скорбь моя будет столь велика, что разрушит всякие надежды на истинную и прочную дружбу между нашими народами…

«Он что, на новую войну намекает? — успел поразиться Алестар. — Еще раны от прошлой не залечив?»

— И я стану в горе молить Троих о справедливом воздаянии тому, кто отверг протянутую ему руку дружбы. Да поразят они нечестивца, отняв у него свою милость и право на Сердце моря!

Гул в зале уже гудел предвестием шторма. Гонец замер, глядя прямо в глаза Алестару, на его губах застыла улыбка, и Алестар вдруг без тени сомнения почувствовал, что суаланец его ненавидит. Вот именно его, не короля Акаланте, а самого Алестара! Ледяной ослепительной ненавистью. Эхо войны, что ли? Но почему такой личный мстительный отзвук? Может, у него кто-то близкий погиб?