Современная советская фантастика (Сборник) - Вирен Георгий Валентинович. Страница 3

— Вынужденная остановка, — сказал Гиро. — Разве прибытие погранкрейсера всегда связывается с неприятностями?

Лабовиц улыбнулся. Разговор ему нравился, как и этот мягкий, по всей видимости, человек с абсолютно нетипичной для пограничника внешностью.

— Аварии и катастрофы вы считаете просто неприятностями?

— Катастрофы и аварии не в нашей компетенции.

— А что в вашей?

Гиро повесил видеокамеру на грудь.

— Все то, с чем сталкивается человек ищущий, — в космосе, на Земле, по всем направлениям изысканий.

— Психологический фронт, — понимающе кивнул Лабовиц.

— Фронт?

— Слово из лексикона двадцатого века, обозначающее линию встречи двух воюющих сторон. Недавно я читал историю мировых войн…

— Занятие, достойное охотника, — насмешливо обронил Свиридов, вытирая пот со лба.

— …и это обогатило меня некоторым военным и историческим знанием, — хладнокровно закончил Лабовиц. — Хотя охотоведу оно и необязательно. Да вы присядьте, жарко сегодня.

Гиро покосился на карабин у ноги Лабовица и, сложив антиграв, сел рядом.

— А чем вы занимаетесь, если не секрет? — вежливо спросил он, чтобы поддержать разговор.

— Биомониторингом [5].

— Мой товарищ — эколог, — пояснил Лабовиц, — причем молодой и очень эрудированный. Он изучает стереотипы поведения животных на этой уютной планете, что входит в программу биомониторинга…

— Будет тебе, — хмуро сказал Свиридов.

— Я всаживаю в животное иглу со снотворным, — невозмутимо продолжал охотник, — а он запихивает в него тьму разного рода датчиков, вот и все.

— Интересно, — серьезно сказал Гиро.

Лабовиц засмеялся, легко вскочил на ноги и потянулся сильным телом.

— Хорошо!.. Хотя и жарковато, конечно. Искупаться бы сейчас. Ну что, пошли, эколог?

Свиридов молча встал.

— А я видел неподалеку озеро, — заметил Гиро. — Километра два отсюда. Хотите, покажу, да и сам с удовольствием искупаюсь.

— Озеро? — удивился Лабовиц. — В округе на десятки километров нет ни одного мало-мальски пригодного для купания озера.

Гиро вежливо улыбнулся, не желая возражать.

— Охотник! — съязвил Свиридов, отыгрываясь. — Тебе к карабину недостает телескопа. Ведите, Эрнест, докажем этому Фоме неверующему, что у него слабое зрение, а может быть, и память.

Гиро сориентировался и пошел напрямик через негустой, усыпанный мелкими желтыми цветами кустарник в сторону от базового лагеря экологической экспедиции. Сбитый с толку Лабовиц и повеселевший Свиридов тронулись следом.

Через четверть часа они вышли на край небольшой долины, окаймленной со всех сторон сосновым — по виду — лесом, и остановились. Перед ними во всей своей хрустальной красе раскинулось большое голубое озеро, лизавшее волнами желтый песчаный пляж.

— Диво дивное! — завопил Свиридов и первым бросился на берег, раздеваясь на бегу.

— Странно! — задумчиво сказал Лабовиц, покусывая травинку. — Могу поклясться, что раньше этого озера здесь не было.

Гиро перевел внимательный взгляд с озера на лицо охотника, словно взвешивая его слова, и снова посмотрел на озеро, в волны которого с уханьем бросился Свиридов.

— Знаете, — сказал он медленно. — Мне оно тоже не нравится.

— Дело не в эмоциях… мертвое оно какое-то. На Быстрой мало надземных озер, зато все, какие есть, поросли всякой растительной мелочью. Здесь же вода чистоты необыкновенной, да и птиц не видно… и песка я у здешних озер не видел.

— Ну что же вы? — кричал им Свиридов, поднимая тучу брызг. — Вода великолепная, пресная, пить можно…

Гиро вдруг надел антиграв и сунул в руки Лабовицу видеокамеру.

— Держите. Вам не кажется, что озеро меняет цвет? Я верну эколога, а вы пока снимите всю эту картину.

Он подпрыгнул и, как пущенный из пращи камень, выписал аккуратную траекторию к ныряющей голове Свиридова в сотне метров от берега. И не успел он зависнуть в воздухе, как воды озера совершенно бесшумно встали вокруг него стеной.

Реакция у Лабовица была отменной, и он отскочил, прежде чем метнувшийся к нему голубой рукав «озера» успел его коснуться. Дважды прогремел карабин, и наступила тишина.

Последнее, что увидел Лабовиц, — уплывающее в небо гигантское черное яйцо, все в складках и бороздах, похожее на увеличенный в сто тысяч раз грецкий орех.

Вызов

Ушли вниз отвесные стены ущелья. Горизонт накренился, брызнуло в глаза алым светом. Шедший впереди пинасе внезапно вильнул вбок, кувыркнулся и, кружась, как осиновый лист, потянул к пикам Кинжального хребта. Вторая машина резко прыгнула вверх, избегая столкновения с «паутиной», но гигантская, сплетенная неведомыми пауками сеть испустила вдруг сноп ярких искр, достигших пинаса, снова перекосился горизонт…

Изображение в виоме смазалось, покрылось радужными пятнами. Грехов протянул руку и выключил проектор.

— Третья попытка за последних два месяца, — нарушил молчание Шелгунов. — Погибли двое, во второй машине — водитель-пограничник и коммуникатор; первый пинас вели автоматы. «Паутины» до сих пор на контакт не идут, даже в экстремальных для них условиях.

— Мы же говорили со Свекольниковым! — Грехов резче, чем хотелось, убрал пульт в стену кабинета, нажал кнопку киб-секретаря и направился к порогу. — Прежде чем претворять идеи коммуникаторов в жизнь, он, как старший погранотряда, должен согласовывать их с руководством! Со своим хотя бы. Он что, хочет угробить контакт в самом начале?

— Меня в тот момент не было на Станции, — виновато проговорил Шелгунов. — Поэтому я ничего не знал об экспериментах с «паутинами». Есть какая-то порочная логика в том, что «паутины» — всего-навсего сторожевые автоматы цивилизации Тартара. А у тебя есть насчет всего этого свежие идеи?

Грехов задержался на пороге, покачал головой.

— Свежими идеями я, увы, тоже поделиться не могу. А Свекольникова предупреди, чтобы не шел на поводу у исследователей. Хотя за гибель людей на Тартаре первым я спрошу с тебя, а не с директора Станции. Ну и с него, конечно.

Они вышли к лифту, который вынес их под купол обзорной башни базы, возвышавшейся на полторы сотни метров над дном кратера Аристарха. Голубовато-пепельное лезвие земного серпа заливало площадку над куполом мягким сиянием, скрадывающим тени и истинные размеры предметов. Площадка была пуста: сама башня давно устарела, стала памятником пришедшим на Луну более двухсот лет назад, и редко кто из сотрудников Управления аварийно-спасательной службы (УАСС) заходил в башню в часы отдыха.

Вдруг под куполом башни прозвучал сигнал интеркома:

— Заместителя начальника отдела безопасности вызывает секториат. Повторяю: заместителя начальника отдела безопасности вызывает секториат Управления на тринадцать ноль-ноль.

Грехов переглянулся с Шелгуновым, и они вместе заспешили в зал таймфага [6]. Ровно в тринадцать ноль-ноль по среднесолнечному времени Грехов вошел в кабинет руководителя пограничной службы Даль-разведки Торанца в здании секториата УАСС, расположенного в Брянске, на берегу Десны.

Кубическое помещение кабинета было погружено в полутьму, озаряемую всполохами видеоселектора. Два виома показывали пейзажи знакомых планет Солнечной системы, третий отражал чей-то кабинет. Торанц, длиннолицый, длинноносый, весь словно вытянутый в длину, тронул сенсор селектора, и последний виом угас.

— Проходите. — Он кивнул на кресла. — Выбирайте место.

Грехов коротко поздоровался с присутствующими, огляделся, заметил Пинегина и сел. Петр Пинегин был начальником отдела безопасности, то есть непосредственным руководителем Грехова, уже второй год и ровно столько же его другом. Подружил их Диего Вирт, друг Габриэля с детства, хотя Диего и не работал в управлении. Пинегин был великодушен и деликатен, в меру требователен, ценил юмор. Фигуру его, кряжистую, плотную, можно было узнать издалека по чуть косолапой медвежьей походке. При первом знакомстве Пинегин показался Габриэлю медлительным, ленивым и даже туго соображающим, но впоследствии оказалось, что это далеко не так, хотя медлительная осторожность и была ему свойственна.