Обреченные стать победителями (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 56

   – Ты мухлюешь в камень-ножницы-бумага.

   Он все-таки улыбнулся, открыто, красиво. На щеке появилась забавная ямочка, какой я раньше не замечала.

   – Тогда подбросим монетку? – Он вытащил из кармана серебристый сорим.

   – Ты собираешься играть соримом?

   – Что сказать? Привилегия столичных мажоров. – Илай покрутил монету. – Орел, решка? Быстро, Эден!

   – Орел! – выпалила я. Тьфу! Переговорил.

   – Послушная, девочка, – ухмыльнулся он.

   Сорим подлетел в воздух, красиво завис, перевернулся, словно дразня зрителей, и упал на широкую мужскую ладонь чеканным королевским профилем. Решка. Илай точно мухлевал, но я была не против.

   – Надень что-нибудь удобное, – довольный собой он поднялся.

   – Ты же не заставишь меня в холод таскаться по городу. Предупреждаю сразу, ненавижу пешие прогулки и свежий воздух! А если мне что-то не нравится, то люди вокруг сами собой становятся несчастными.

   – У меня идея получше. Тебе понравится, – подмигнул он. – Встретимся в холле через полчаса.

   Задавить странное ощущение, будто у нас всамделишнее свидание, удалось лишь усилием воли. И не спрашивайте, почему я галопом неслась в общежитие, едва не потеряв по дороге кустик. Честный ответ прятался в том же далеком уголке подсознания, что и воспоминания о родительском доме. В смысле, настолько глубоко, что я туда лишний раз не совалась.

   На дружеские посиделки собиралась без особого старания. Всего лишь выпрямила волосы с помощью заклятья разгоряченными, как утюги ладонями… Посмотрела на себя в зеркало, шмыгнула носом и завила пряди на палец. Локоны не понравились, с ними я отдаленно напоминала Аманду-четыре сорима, если бы она превратилась в брюнетку с ореховыми глазами. Пришлось выпрямить заново, от усердия из-под ладоней даже пошел жиденький дымок. Как лысой сама себя не оставила, большой секрет.

   К выходу комната оказалась перевернутой вверх дном. На кровати валялся ворох сдернутой с вешалок и безжалостно забракованной одежды. В рядах аккуратно сложенных в корзинку бутылочек случился косметический взрыв. Кустик от греха подальше жался в ведре.

   Мы встретились с Илаем ровно через полчаса, минута в минуту, и некоторое время молчали, обескураженно разглядывая почти одинаковые красные шарфы. Наверное, со стороны выглядело, будто мы двое, как глупые влюбленные, носили парные вещи. Оставалось только выйти из общаги, крепко взявшись за руки…

   С утра небо прояснилось, но к вечеру на улице опять заморосило. Царили грязноватые сумерки, стремительно перезревающие в хмурый холодный вечер. Осень достигла своей середины. Она осыпалась на землю разноцветными листьями, оставив деревьям редкие неряшливые серьги, непокорно цепляющиеся за голые ветви. Мне пришлось взять Илая под руку, чтобы спрятаться под одним водонепроницаемым щитом.

   Ни одна капля дождя не проникала под невидимый контур, но я в тайне радовалась, что подвела глаза водостойкой угольной пастой. Между прочим, стрелочки удались: ровные, кокетливые, абсолютно одинаковые. Всего лишь с третьего раза нарисованные.

   – Возьмем кеб? – немедленно предложила я, заметив на противоположной стороне улицы свободного извозчика.

   – Эден! – Илай ловко перехватил мою поднятую руку. – Не лови.

   – Идти недалеко?

   – Далековато, – признался он, – но погода отличная.

   Я невольно оглядела мокрую печальную улицу, фонари с дрожащими магическими светляками в колпаках. Обычно уличные огни сами собой зажигались с наступлением сумерек и гасли утром, но в последнее время окрестности Дартмурта накрывало плотное одеяло облаков, фонари, бывало, горели круглые сутки.

   – Считаешь?

   – Да, – кивнул он. – Помню, что ты ненавидишь прогулки, но, может, прогуляемся?

   – Ладно, – дернула я плечом.

   Мы зашагали по вымощенной пешеходной мостовой. Дождь капал, рисовал на лужах круги. Холодный ветер студил, забирался под одежду.

   – Никогда не носишь перчатки? – прервал молчание Илай.

   – Забываю.

   Неожиданно он и сам снял перчатки. Думала, что захочет широким жестом предложить мне погреться, даже сжала кулаки, заранее отказываясь от привилегии покрасоваться в его вещах, но ошиблась. Илай обнял мои пальцы теплой широкой ладонью, спрятав в уютный кокон. Ошарашенная я даже не стала возражать, так и шли, крепко сцепив руки в единый замок, в одинаковых красных шарфах, точно были влюбленной парочкой.

   И после двадцатиминутной прогулки бодрым шагом, а идти медленно просто не позволял ледяной сквозняк, налетавший на прямом и длинном, как труба, проспекте, меня привели – демон дери – в самое затрапезное заведение, какое видывал свет! На его фоне теткина таверна – столичная ресторация, не меньше.

   Клянусь, без слез не взглянешь. Особенно на бочки с жалкими высохшими стебельками, стоявшие по обе стороны от обшарпанной двери. Наверное, хозяева полагали, что посетители решат, будто цветочная красота увяла с приходом осени, но наверняка растения издохли еще в засушливое лето, случившиеся во всем королевстве три года назад.

   Все соображения на этот счет я немедленно вывалила на Форстада. С самодовольной ухмылкой, словно привел девушку в вертеп исключительно, чтобы попугать, и теперь испытывал прилив счастья, он открыл дверь:

   – Добро пожаловать.

   – Пожаловали, – согласилась я, входя.

   В центре просторного, но тускло озаренного зала стояли широкие лохани из железного дерева – арены для игры в магические волчки. Конусы-волчки, собранные из металлических колец и острия, пробуждались с помощью колдовства и, ведомые магом, вертелись по игровому полю, сталкивались, танцевали, выбивали искры. Проигрывал волчок, разлетевшийся на части первым.

   Самое приятное, что в отличие от подпольных кулачных боев, битвы магическими волчками законом запрещены не были. Бейся сколько душеньке угодно буквально под стенами академии, пока не зарябит в глазах.

   – Как тебе идея? – спросил Илай.

   – Неплохо, – одобрительно кивнула я. – Часто сюда заходишь?

   – Бывает, – согласился он. – Остад с Дживсом любят побиться, но играют оба отвратительно.

   Илай отошел к хозяину за волчками, а я придирчиво проверила арены. Выбор пал на самую широкую лохань с исчерченным кругами дном. В ней было достаточно места для маневра.

   Пока я разделась и закатала рукава рубашки, напарник вернулся с горстью разобранных выщербленных деталей, прошедших не один турнир. Профессиональные игроки, зарабатывающие деньги на боях, обычно заказывали артефакторам собственные волчки с шипами на кольцах, с замысловатыми надсечками, тонко настроенные на магию хозяина. Мы довольствовались самыми простенькими, без особых выкрутасов.

   – Помочь собрать? – спросил Илай.

   – Справлюсь как-нибудь, – с высокомерием профессионала отказалась я и ловко, словно объемный паззл, сложила острие с металлическими кольцами. «Юла» размером с мой кулак оказалась довольно тяжелой.

   – Умеешь играть? – Парень бросил быстрый взгляд из-под ресниц.

   – Приходилось когда-то.

   В средней школе, когда я еще не успела загореться идеей о поступлении в Дартмурт, постоянно выигрывала у одноклассников монетки на леденцовую карамель. «Лавочку» прикрыл преподаватель по стихийной магии, в то время крайне идейный и не считавший хмель пятой стихией. Тетка устроила мне страшную выволочку за азартные игры и, пораскинув мозгами, поставила арену для боев в таверне. Что сказать? Она всегда отличалась странными представлениями о воспитании детей. Иногда мне кажется, что Надин считала племянницу-сиротку чем-то вроде рейнсверской маграции, зубастым кустиком жизни, вечно пытающимся куснуть ее за палец.

   К слову, арена продержалась недолго, развалилась после приезда столичных боевых магов. Надин заявила, что в гробу видела развлечения для одаренных, некоторых вообще альтернативно, и повесила безобидную мишень для дротиков. Истыканный «до мяса» круг в прошлом году незаметно сняли со стены, и мы не сумели вычислить вора.