Обреченные стать победителями (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 9

– Ну, сначала они были вообще-то в тему, но тут такое образное словцо попалось…

– Пропусти, – сердито буркнула я.

– И следующее?

– Все! Пропускайте все, что не относится к высшей магии!

– Ладно, зачем так возмущаться? – резко развела она руками и немедленно снесла с подставки шар со светящимися мушками. Тот ослепительно вспыхнул.

Девчонки таращили глаза, как совы в ясный полдень, а во мне совершенно неожиданно проснулся инстинкт подавальщицы, готовой подхватить все, что было уронено, лишь бы оно не разбилось. Знаете, тетка Надин, конечно, была мне родной, но за расколотые глиняные кружки вычитала медяшки из жалования, как у работника, нанятого с улицы. С рвением, явно достойным лучшего применения, например, решения задач по «вышке», я попыталась поймать истерично мерцавший светильник… Но треклятый шар, разбрызгивая в разные стороны яркие лучи, словно упругий мяч, отскочил от подставленных ладоней и отпрыгнул на пол.

Дзинь!

Стекло категорично раскололось на равные половинки, светляки погасли, а в воздухе завился печальный жиденький дымок. Как тут промолчать? Я выразила отношение к шару одним емким словом, самым хлестким в богатом словаре ругательств из восточных долин, и потерла глаза, чтобы погасить пляшущие звездочки.

Оцепенелые, с вытянутыми лицами подружки таращились на лекцию, словно узрели в ней нечто ужасное. Например, высшую магию. Но когда я глянула сама, желание ехидничать мгновенно пропало. Даже схватила лампу с соседнего стола, чтобы при свете проверить наверняка – не привиделось ли? Но нет, никаких галлюцинаций, хотя лучше бы случились именно они.

На верхнем листе, прорвав белую бумагу острым концом, поперек строчек Армаса, веско и крупно, выроненное перо вывело то самое залихватское ругательство, что сорвалось с моих уст. Оставалось неясным одно… Почему печатными буквами, демон дери высшую магию?! Чтобы магистр лучше рассмотрел?

Боясь открыть рот, я сжала в кулаке перо. Из-под пальцев брызнула вспышка. Магия, чувствительно ударив в ладонь, погасла. Теперь можно было схватиться за голову, но я разглядывала неприличное слово и не шевелилась. И ведь сама виновата! У кого-то все проблемы от большого ума, а у меня из-за длинного языка, который не удается своевременно прикусить.

– Я знаю, как ее убрать, – Тильда указала пальцем на надпись.

– Как?

– Каучуковым ластиком.

– Чернила-то? – скептически изогнула я брови.

– К-хм… – глубокомысленно промычала та. На некоторое время мы погрузились в обоюдное молчание. – Тогда, может, используем заклятье, которым папочкин секретарь стирает суммы в учетных книгах? Только не думайте о папочке плохо. В нашем королевстве такие налоги, что проще убрать лишние циферки.

– Но ты ведь пробовала что-нибудь стирать? – осторожно уточнила я.

– Ну… мы же ничего не теряем, – невпопад проговорила она. – В крайнем случае, останется как есть.

С дурным предчувствием я следила, как она разминает пальцы, с самым серьезным видом укладывает ладонь на страницу и закатывает глаза. Вернее, прикрывает, но почему-то выглядело так, будто закатывает.

– Сотрись! – рявкнула Тильда на первородном магическом языке.

Брызнула вспышка, нас дружно ослепившая. И наступила испуганная тишина. Когда мы коллективно проморгались, то обнаружили, что надпись никуда не делась.

– Не получилось, – пробормотала колдунья. Она взяла страницу и приблизила к глазам, чтобы проверить получше. Видимо, надеясь, что какая-нибудь черточка побледнела.

– Что это? – с трудом шевеля языком, промычала я, узрев на втором листе нецензурное слово, нарисованное печатными буквами.

– Ой! – прокомментировала Тильда.

В животе вдруг стало по-сиротски холодно. Стараясь не впадать в панику, я схватила стопку и начала лихорадочно перебирать страницы. К сожалению, в панику впасть стоило! На каждом листе – демон меня дери! – точно издеваясь, литера в литеру отпечаталось ругательство.

– Все-таки не дается мне высшая магия… – пробормотала подружка, явно озадаченная результатом. – Я даже правильное слово в кои веки сказала.

Мне тоже хотелось что-нибудь сказать и много, но куда-то подевался дар речи.

– Ты ведь сможешь заговорить перо на почерк Армаса? – осторожно спросила она.

Я обреченно покачала головой.

– Мы перепишем набело, и ты отдашь ее без этой… кхм… позорной метки! – выдвинула Тильда новый план, не включавшей магию. Разве что трудовую, когда корпишь над лекцией, не поднимая головы и не откладывая обычных, а не заговоренных перьев.

– Я точно попаду в опальный список, – угрюмо резюмировала я.

– Ну, на общей магии, говорят, легче учиться и квесты не заставляют проходить, – заметила Матильда, но под гнетом гневного взгляда оговорилась:

– Да я так… к слову. Поделим лекцию на части?

– Ой, девочки, я вспомнила, что у меня дела, – тихонечко поднялась из-за стола Марлис, аккуратненько стуча стопочкой своих листиков с опрятными записями. – Я побежала, да?

Мы не нашлись чем возразить. Она же не сыпала ругательствами на весь зал и не пыталась криво колдовать. По идее расплачиваться не должна, но все равно как-то обидно. А как же командный дух? Где женская солидарность?

– Ну, пока.

– Слабачка, – презрительно буркнула Матильда, провожая девчонку презрительным взглядом.

Через час стало ясно, что новая подружка тоже не сильна командным духом. Вернее, может, и сильна, но безудержный сон не позволял его проявить. Сначала она широко зевала, потом терла глаза, сдвигая очки, и в конечном итоге принялась клевать носом. Когда голова оказалась тяжелее желания поддержать товарища по несчастью, особенно учитывая, что немалая часть этого самого «несчастья» лежала и на ее совести, Тильда бухнулась лбом в стол. Раздался глухой стук. Думала проснется, но не тут-то было! Она счастливо всхрапнула.

– Матильда, – позвала я, мечтая следом за подружкой улечься на стол и сладко подремать хотя бы полчасика. Если бы не боялась проспать всю ночь напролет, любовно прижимаясь щекой к лекции Армаса, так и поступила бы.

– Я не сплю! – Тильда резко выпрямилась, поправила скособоченные очки и, подвывая, широко зевнула.

– Иди, – отослала я подружку, с трудом сдерживая ответный зевок.

– А ты?

– Допишу сама.

В общем, с командным духом у нас всех имелись явные проблемы. Я осталась корпеть над копией в гордом одиночестве. Время незаметно приближалось к одиннадцати вечера, а в полночь жилое крыло закрывали. Пришлось поторопиться, чтобы не остаться ночевать в продуваемом всеми замковыми сквозняками зале. Страницы лекции радовали глаз потрясающей воображение кривизной и неопрятностью. К последнему второпях решенному уравнению меня окончательно покинуло желание доказывать магистру необъятную любовь к высшей магии, тем более, что я сама уже не была в ней уверена.

В жилое крыло влетела за десять минут до того, как смотритель запер двери. Комнатки в общежитии были маленькими, в них едва-едва помещался минимум мебели, зато селили по одному, что с лихвой, по моему мнению, окупало тесноту. Не надо ни под кого подстраиваться, смиряться с чужими привычками, например, разбрасывать вещи, или до хрипоты в голосе делить полки в стенной нише, заменявшей в комнатах шкаф.

Из-за тетки-скупердяйки, не захотевшей оплатить билет подороже, я появилась в академии перед самым началом занятий, когда этаж уже заселили, и оказалась сосланной в конец коридора, в дальнюю каморку за поворотом (и это не фигура речи). Не комната, а обитель для отшельника, ей-богу! Наверняка еще в прошлом году здесь находился хозяйственный чулан. Рядом с дверью не было светильника, а на самой двери – номера. Смотритель, конечно, пообещал позаботиться, но пока из стены удручающе торчал пустой крюк, а каморка оставалась неподсчитанной, словно новую жиличку мысленно относили в общественному инвентарю. Не удивлюсь, если каким-нибудь ясным утречком придут с кастеляном и попытаются меня посчитать, как метлу или тумбочку.