Звезды падают в небо - Эльденберт Марина. Страница 46

Ее платье тоже роскошно: черное сверху, к подолу оно разогревается сквозь бронзу Даармарха до насыщенного темно-красного. Напоминая всем, что, несмотря на видимую мягкость, в этой женщине сокрыта глубокая сила пламени.

Мне надо радоваться за подругу, но я не могу. Кажется, что после случившегося с Ибри и разговора с Мэррис, я пересекла какую-то невидимую черту, за которой не осталось сил притворяться и держаться. Я повторяю себе, что должна быть сильной ради себя и Сарра, ради моего будущего ребенка, но это больше не помогает. В голове постоянно крутятся слова распорядительницы о любви. О том, что мне неведомо это чувство.

К сожалению, она ошибается, потому что оно сейчас выжигает меня изнутри. Крушит все мои внутренние устои, все принципы и все табу. Там, где любовь, нет места условиям и причинам, нет места правилам или логике.

— Мам, ты любишь папу, потому что он сильный? — спросила я как-то.

— Разумеется, нет.

— А за что?

— Любят не за что-то, — говорит она, усаживая меня на колени. — А просто так.

— Просто так?

— Тебя я люблю просто за то, что ты у меня есть.

— А я думала, потому что я твоя дочка, — говорю серьезно.

Мама улыбается.

— Ты моя дочка, и я тебя люблю. Однажды мы с папой пригласили тебя в этот мир, и ты пришла.

Все это как-то странно и слишком сложно, поэтому я спрашиваю снова:

— Но если бы папа не был сильным, ты бы так же его любила?

— Все мы когда-то теряем силу, Теарин. Мы стареем, становимся немощными, любое, даже самое яркое пламя может угаснуть, но не любовь. Именно она дает нам силу, которую не может отнять никто.

Сейчас я в этом сомневаюсь, потому что никогда не чувствовала себя такой слабой. Никогда не испытывала столь сильного желания укрыться в руках Витхара и обо всем ему рассказать. Пусть даже потом отбор для меня закончится, но… пример Ибри стоит у меня перед глазами слишком отчетливо, чтобы я могла позволить себе эту маленькую слабость.

— Все это слишком утомительно, согласен. — Голос Флангеррманского возвращает меня в реальность. Когда он успел подойти? Я даже не заметила, рассматривая улыбку Джеавир, ее ладонь, лежащую на сгибе локтя Витхара. — Один прием за другим, мне уже начинает казаться, что я в увеселительном доме.

Эта встреча более чем неожиданна, во время приемов, которые устраивали предыдущие претендентки, Флангеррманский ко мне не приближался, и сейчас не вижу смысла нарушать эту традицию.

Собираюсь отойти, но он делает шаг вперед, преграждая мне путь.

— Я хочу попросить прощения, Теарин. Я вел себя недостойно.

— Не будем возвращаться к этому разговору.

— И все же мне хотелось бы сказать это вам. — Ледяной пытается поймать мой взгляд, который я не отрываю от подруги. — Потому что после вашего приема я уезжаю.

— Уезжаете? — Теперь мне приходится на него посмотреть, и вовсе не потому, что этого требует этикет.

— Да, я собирался уехать сразу. — Янгеррд смотрит на меня. — Но решил дождаться вашего вечера. Уверен, вы приготовили нечто восхитительное.

— Не уверена, что вы не будете разочарованы. До меня у вас была прекрасная возможность восхититься несколько раз.

Северянин с трудом сдерживает смех.

— Уверен, что не буду, Теарин. Вы неповторимы.

— Мне нужно вернуть вам медальон.

— Не стоит. Я бы хотел, чтобы у вас осталась обо мне память.

Он говорит это совершенно спокойно, но меня всю потряхивает. Должно быть, все дело в моем положении, но зачем мне память о мужчине, который умеет извиняться? Который умеет просить прощения и признавать свою неправоту? Он смотрит на меня, а я на него, пытаясь отыскать во льдах его глаз хоть тень издевки, и не нахожу. На миг в голову приходит сумасшедшая мысль — поговорить с ним о том, что случилось с Ибри.

Создать и разрушить связь, о которой рассказала Мэррис, мог только очень сильный иртхан или иртханесса. Эсмира могла. Наверное, могла и Хеллирия, но не уверена. Янгеррд… ему нет никакого дела до одной из наложниц. Думаю, вчера он впервые услышал ее имя.

Как бы там ни было, определить, кто это был, невозможно. Разрушение или выгорание означало, что слепка магии иртхана на предмете не осталось. Кто бы это ни сделал, он явно был осторожнее нэри Ронхэн. Я думала об этом все время до начала приема и поняла, насколько устала от дворцовых интриг.

Мои родители погибли, преданные Горрхатом.

Мать Витхара убили за то, что она осмелилась стать иртханессой. За то, что была слабостью его отца.

У власти дрянной привкус от потерь и боли, и об этом мне тоже хочется поговорить. Но не с кем.

Наверное.

— Расскажите, о чем вы думаете, Теарин?

— О том, что хочу танцевать.

Янгеррд снова смеется, и в эту минуту звонкий голос Джеавир взлетает над залом:

— Дорогие гости, прошу внимания! Сегодня я рада приветствовать вас всех в Аринте. — Она говорит уверенно, улыбка сияет. — Вместе с моим супругом.

О да. Это обязательно — говорить о себе как о состоявшейся правительнице, но я испытываю желание опрокинуть на голову Джеавир чашу с чем-нибудь липким. Вроде соуса из ягод вирры.

— Все вы знаете, что я родом из Кантеррмина. В наших краях часто бывают засухи. — Все смотрят на нее, и я в том числе. Нет, не на нее, на то, как пальцы Даармархского скользят по ее предплечью, невесомо, словно играючи, и это совершенно точно не включено в официальную часть. — Дожди у нас нечастые гости, но когда они приходят, кантеррминцы празднуют это событие. Надевают маски и яркие наряды, примеряя на себя самые разные роли, и танцуют под дождем. Наряды, разумеется, на вас останутся ваши…

Последние ее слова встречают смехом.

— Но в остальном наш сегодняшний вечер будет похож на тот, когда мы встречаем дождь. Каждый из вас получит маску и…

Янгеррд приподнимает брови.

— Хотели танцевать, Теарин? Сегодня у вас будет такая возможность.

Это правда. И, пожалуй, единственная возможность для претенденток танцевать с кем-то еще, кроме местара. Джеавир мне уже рассказывала о кантеррминских карнавалах, безудержном веселье и плясках до упаду. Она говорила и о масках, которые раздадут гостям, вот только забыла добавить, что тоже хочет включить в программу танцы. Возможно, боялась, что я стану возражать из-за своего вечера, но они похожи разве что словом «танцы».

Джеавир замолкает, и гости встречают ее слова овацией, лицо иртханессы сияет, особенно когда Даармархский подносит ее пальцы к губам и целует.

— Вы подарите мне хотя бы один танец? — неожиданно спрашивает ледяной.

— Я подарю вам все. — Обещание срывается с губ раньше, чем я успеваю его осознать.

Глаза Янгеррда на миг темнеют от заливающей их синевы пламени, а потом снова становятся светлыми.

— Ловлю на слове, — говорит он, легко касаясь пальцами моих.

Почти незаметно.

В ту же минуту меня обжигает знакомым пламенем, и я снова смотрю в сторону главной пары вечера. Сейчас Витхар тоже смотрит на меня, в глазах его темный огонь.

Темнее самой черной ночи.

Не в силах выносить этот взгляд, отвернулась. Наверное, впервые за все время нашего знакомства просто отвернулась, скрывая собственные чувства. Возможно, потому, что раньше этих чувств не было, а может быть, просто потому, что устала. Устала быть для него той, кого он называет своей, но кого своей никогда не сделает.

Гостям раздали маски, и мы направились в «Сердце Аринты». Джеавир выбрала этот парк для проведения своего приема, поэтому на огромной площадке, «застеленной» коротко подстриженной травой, уже расставили столы и стулья, а чуть поодаль — шатры для желающих отдохнуть. Столы пока пустовали, но за время наших развлечений и танцев их накроют, пока же гостям предстояло небольшое представление.

Стоило всем занять свои места, как в парке появились актеры. Нас ожидало кантеррминское шоу, когда на сцене разыгрывается сюжет, а все исполнители в масках. О самом представлении я знала, но вот о чем оно будет — нет, Джеавир хотела сохранить эту тайну, чтобы мне тоже было интересно смотреть.