Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей. Страница 63

– Нет, это по закону не преследуется.

– Может быть, может быть... Глупо... Не знаю! Сердце не лежит! Не стану!

– Вы все-таки художник, я гляжу! Хотите, я скажу вам, отчего вы такой смелый?

– Я смелый? Сомнительно.

– Смелый, упорный. Вы в душе глубоко верующий человек, хотя и сами этого не подозреваете.

«Боже мой! – подумал Белов. – То же самое, что мне кардинал тогда говорил... Слово в слово почти!»

Он почувствовал, как корни волос на голове слегка зашевелились от смутной мистической дрожи, пробежавшей легкой волной по всему телу.

– Вы верите – Бог есть на свете! – продолжал Калачев тем временем. – Он не даст мне пропасть. Что ж, верьте, если вера есть. Вот у меня – я двадцать лет в угрозыске – осталась только мудрость. Да и той уже немного.

– Я недавно так же рассуждал. А теперь я, пожалуй, соглашусь: вы правы – я верю! Вот вы меня немножко поняли, поверили мне – ведь так? Вот и отлично! Ведь вера города берет! А Власова, я надеюсь, поездка в Шорохшу на истинный путь наставит.

– Эх! – Калачев махнул рукой. – Блажен, кто верует, тепло ему на свете! Вам, так же как и нам – не объяснишь и не докажешь!

– Стой! – внезапно Власов хлопнул по плечу шофера, – на выезде из Шорохши, перед околицей.

Кортеж из трех машин остановился.

– Что такое? – Скворцов едва не рассадил себе лоб от резкой остановки. – Проблема возникла?

– Для чистоты эксперимента, – ответил Власов и, выйдя из машины, направился к крайней избе. Там, в палисаднике, старушка набирала воду из колодца.

– Куда пошел? Ссы прямо здесь, на колесо! Можно! – крикнул Скворцов вслед Власову, но Власов даже не обернулся.

Хотя они и здорово напились «молока» с бывшим председателем Сережей, но тем не менее Владислав Львович Власов, знавший свое дело туго, мог еще выкинуть номер, не входивший в программу Скворцова.

Он не был пьян в обычном человеческом понимании этого слова. И надо сказать, что он, Власов, сколько бы ни выпил, никогда не бывал по-настоящему, кристально честно пьяным. Всегда он ощущал в себе присутствие какого-то трезвого дьявола, критически и рассудочно наблюдавшего как бы изнутри за поведением своего нажравшегося хозяина. Этот внутренний трезвый демон был существом очень наблюдательным, хитрым и злопамятным. В прокуратуре многие познали на собственной шкуре, сколь опасно надираться в компании с Владиславом Львовичем, к каким немыслимо тяжелым последствиям может такая расслабуха привести.

В данный момент внутренний трезвый дьявол боднул Власова изнутри: «Проверь еще раз относительно драки на свадьбе. Тебе здесь, Владислав, морочат голову. Нагнали пурги в ноздри. Быка, блин, убил кулаком. Ты проверь, поспрошай посторонних. Не будь лохом. Будь москвичом».

Конечно, вылезать из машины не хотелось. Болели ребра, болели руки, болела шея. Он видел самого себя как бы со стороны – пьяненького, жалкого, внешне несимпатичного, да и к тому ж давно не молодого. Это чувство отвращения и ненависти к самому себе вдруг охватило его с такой непреодолимой силой, что он не то что пошел, а даже побежал дряблой рысцой к крайней избе.

«Молодец! – одобрил его прыть внутренний трезвый демон. – Я просто горжусь тобою, Владислав!»

– Простите, – обратился Власов к бабуле. – Здравствуйте!

– День добрый! – ответила старушка чуть испуганно.

– Я выяснить хотел, точнее – уточнить с предельной точностью... – Власов почувствовал, что язык его творит чудеса, и попытался взять себя в руки. – Вот вы, наверное, мне как кажется, на свадьбе были, были здесь в деревне Шорохша, в августе были. На свадьбе были.

– Где? У Морозовых, што ль? Да вся Шорохша там была!

Власов собрал всю свою волю в кулак и совершение перестал качаться.

– Скажите-ка честно, это чрезвычайно важно, – были ли на свадьбе инциденты?

– Чего? – не поняла старушка.

– Инциденты!

– Не видела я их.

– Ну, а один-то, может быть, маленький – был? – хитро подмигнул ей Власов. – Ну, хоть такой вот – совсем крошечный?

– Ни одного не видела! – решительно ответила старушка и поспешила в избу – от греха.

– Теперь поехали! – махнул рукою Власов и застонал, схватившись за плечо.

Скворцов услужливо впихнул его в машину.

– Довольно! Хватит с вами цацкаться! – Власов хлопнул по столу ладонью. – Все это ложь, господин Белов!

– Но... – Белов попытался возразить.

– Безо всяких «но»! Проверочки дают другое. Эпизод первый: поезд, сцепщик, пили, беседовали, фокусы показывали. Нет, спали! И никакого сцепщика! Эпизод второй: на свадьбе драка.

– Да не драка ж, нет!

– Нет, верно: нет! «Нет» полный, абсолютный: ничего там не было! А кровь осталась. На теле, на рубашке. Теперь – часы. Часы Тренихина. У вас в кармане. Иван Петрович вам поверил, но он слегка наивный, может быть, излишне, человек... – Власов сильно нервничал: болели плечи.

– Однако я все же хотел бы при этом заметить... – попытался вставить Калачев.

– Иван Петрович, милый! Вы заметьте себе. Себе!..А кстати, – не совсем приятное известие для вас: там, наверху, на расширенной коллегии, ваш вчерашний балаган стал известен, ну это, скоморошество, с лентами, со свадьбой... ГАИшники на вертолете постарались. Меня замгенпрокурора в лоб вот полчаса назад спросил.

– Что именно он спросил? – поинтересовался Калачев.

– А вот то и спросил, – кивнул Власов, – что пришлось мне ответить ему прямо и без уверток... Да, было! Имела место эта прискорбная разухабица. А что мне оставалось? Только указать на вас. Как было, так и говорить. И что вы Белову вместе с мадам отдельную камеру предоставили на ночь – тоже пришлось мне, не смог утаить. Мне было, право, неприятно до чрезвычайности.

– Он что – нажал, а вы и испугались?

– Я не испугался. Я ничего не боюсь. Я только одного боюсь, Иван Петрович, что вас от дела, может быть, отстранят – хоть вы и молодец, конечно!

– И на том спасибо.

– Примите, в случае чего, мои глубокие, ну и так далее... Так вот итог. – Власов снова обратился к Белову: – Вы лучше говорите то, что было!

– Я только это и говорю.

– Ну, здравствуйте – поехали опять! Все, что вы говорите, это сказки! Летающие блюдца и прочее! Детский сад.

– И тем не менее – все это правда.

– У вас был найден пистолет. Заряженный. При понятых. Вот это правда. И две попытки к бегству. Тоже правда. Вот так. И все! Для суда, думается, и этого вполне достаточно!

– Ну, так и передавайте дело в суд, раз достаточно!

– Вы меня еще и учить будете! Как бы не так! Рано ваше дело в суд передавать, ой, рано! Еще надо от вас признаньице получить! Да уж и труп Тренихина – вы уж нам, милый мой, теперь и тельце, извольте – представьте!

– Где ж я его возьму вам?

– А нарисуйте! Вы ж художник!

– Мразь... – сказал Белов вполголоса.

Но Владислав Львович, конечно же, услышал: его называли так не впервой в его долгой жизни.

– Значит, вот как мы с вами тогда поступим! Вы подумайте, недельку-другую, может быть, чего и придумаете. Но только думать теперь вы будете не в Хилтоне и не в Савойе-Шератоне, а в общей камере на Бутырском валу. Там быстро вспомните, надеюсь. Это вам не Петровка, тридцать восемь, пять звездочек с девочками-ленточками.

– Да как же вам не стыдно! – сморщился Белов.

– Ну, нет! Тут вам, не мне, стыдно быть должно: венчаться в кашемировом пальто, стоять пред алтарем в наручниках!

– Эх, Владислав Львович... – вздохнул Белов. – До седых волос дожили, а все не знаете: Бог не в алтаре, не в церкви, не в наручниках и даже не на небе. Бог в душе. Там! Если он есть, конечно, там.

– Конечно! – кивнул, соглашаясь, Власов. – Если денег полные карманы – так и Бог в душе будет. Это понятно! Как же в состоятельной душе – да не поселиться-то! – Он встал и, выйдя в коридор, позвал: – Конвойных – увести!

– Считайте, что я от дела отстранен, – успел шепнуть Калачев. – Настучал, гнида, на коллегии.