Викинг - Гарин Максим Николаевич. Страница 6

— Одну минуточку, — Кольцов вышел из машины, нажал на очередную кнопку своего прибора и щелкнул выключателем. Стены сомкнулись, а все помещение озарилось ярким светом.

— Вот теперь прошу.

Москвич выбрался из машины, с удивлением оглядываясь по сторонам. Похоже, при отделке объекта в полной мере использовалось достаточно распространенное сочетание полного отсутствия вкуса и наличия приличных средств. Полы из наборного паркета, мраморные стены традиционного белого в темную крапинку цвета, потолки, по чьей-то странной прихоти расписанные под звездное небо, — такое противоестественное сочетание могло прийтись по вкусу только человеку с наклонностями грифа-стервятника. Поэтому многочисленные полки, стеллажи, держатели и стойки, заполненные оружием, нисколько не портили общего вида, а наоборот, придавали ему некую маразматическую завершенность.

Москвич прошелся по рядам, время от времени любовно поглаживая матово поблескивающую смертоносную сталь, затем вернулся к машине и достал свой чемоданчик, оказавшийся компьютером «Ноутбук».

— У тебя тут должна быть партия лазерных подслушивающих устройств? — вопрос был задан таким тоном, что до Перстня наконец дошло: это проверка.

Видимо, у кого-то возникло подозрение, что он пускает товар «налево». Как будто это общественное добро, которое в прежние времена учитывалось левой задней. Да ему всего за один недостающий ствол хозяин глотку перегрызет. При таких раскладах даже последний дурак постарается вести дело честно.

И хотя у Перстня под рукой не было никаких записей, он быстро нашел требуемое. Долгорукий окинул устройства внимательным взглядом, пересчитал.

— Так, — как бы про себя сказал он и предложил. — А покажи-ка мне авиационные пулеметы.

Перстень показал. Москвич удовлетворенно кивнул головой, еще раз уткнулся в «Ноутбук».

— Теперь посмотрим на… А, хватит, — гость закрыл компьютер и чуть смущенно посмотрел на Кольцова. — Один дурак сказал, остальные поверили. Понимаешь, тут недавно одного из твоих поставщиков пришили. И до сих пор неизвестно, кто это сделал. Вот мы грешным делом на тебя и подумали. Мол, убрал человека, чтобы присвоить его товар. К счастью, покойный не сам по себе работал и у его преемника списочек оружия сохранился. Вот я и решил проверить, хотя с самого начала ясно было: не станешь ты из-за этого головой рисковать.

— Еще бы, она ж у меня одна, — осмелев, внес ясность Илья Самойлович.

— Тем более, при таком деле да живя в провинции, небось, не знаешь, куда деньги девать.

— В общем-то да, хотя люди не только в русском захолустье живут.

— Что ты хочешь этим сказать? — не уловил ход мысли Кольцова Юрий Михайлович.

— А то, что, скажем, по сравнению с Рокфеллером, я — бомж.

— А с бомжем? — Долгорукий подошел к этому вопросу с другой стороны.

— Тогда — Рокфеллер.

— Ну-ну, — Долгорукий одобрительно-покровительственно потрепал Кольцова по плечу и вдруг резко спросил. — А серьезные вещи ты что, вместе с этим добром держишь?

Внезапность, с которой был задан вопрос, поначалу ошеломила Илью Самойловича. Он даже не сразу понял, что имеет в виду московский гость. Но Долгорукий, ошарашив собеседника, дал ему время прийти в себя. Через минуту Кольцов понял, чего именно хотят от него добиться. Он боком протиснулся между двух стеллажей с оружием и качнул вправо-влево неприметную панель в стене.

Стеллажи откатились в разные стороны, стена бесшумно разошлась. За ней оказалась небольшая комната, примерно метра четыре на четыре, к тому же перегороженная надвое. В отличие от самого объекта, вся атмосфера которого, казалось, была пропитана порохом, кровью и смертью, комнатка выглядела очень мирно. В обоих отсеках не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего оружие. И там и там стояло по полтора-два десятка контейнеров, да на двух столах виднелись какие-то замысловатые приспособления.

— Скорее закрывай! — приказал москвич, окинув комнату быстрым взглядом. — А то хватанем дозу или, хуже того, отравимся.

— Ну что вы. Все радиоактивные материалы надежно изолированы, а что касается отравляющих веществ, то они, в основном, бинарные, то есть состоят из двух компонентов…

— Каждый из которых сам по себе безвреден, но если их соединить, получается гадость в тыщу раз страшнее иприта. Нашел кого учить. Я на этом собаку съел, — пробурчал Долгорукий и добавил. — Только я в курсе, как все у нас делается. Стоит самому раз-другой не подстраховаться, и все, — «лучше нету того свету», — неожиданно пропел он плохо поставленным баритоном. — Я такие случаи знаю, подставляться не хочу.

— На заразу смотреть будем? — сменил тему разговора Кольцов.

— Что-что? — не понял гость.

— Ну вирусы, бациллы, короче, микробы всякие. Тиф, чума, холера, энцефалит.

— А СПИДа у тебя случайно нет? — задал Долгорукий абсолютно предсказуемый вопрос.

— Нет. Ни у меня, ни в коллекции, — вполне серьезно ответил Кольцов. — Не та зараза.

— Как это не та! — вроде даже обиделся москвич.

— А так. Для военных целей нужна такая инфекция, чтобы противник максимум за неделю сыграл в ящик. А СПИДом можно болеть годами. И заразить им сразу сотни тысяч человек почти невозможно.

— Вот оно как. — Долгорукий одобрительно посмотрел на Кольцова. А ты, я вижу, здесь не просто сторожем при чужом имуществе подрабатываешь, а в дело вникаешь. Молодец, это надо отметить.

— В приказе? — поинтересовался Кольцов.

— Зачем в приказе? В лучшем ресторане, который только есть в вашем городе.

Кольцов вел машину по улицам Глотова и одновременно молил бога о том, чтобы не довелось столкнуться в ресторане с собственным сыном. Очередная выходка любимого дитяти грозила свести на нет все усилия, потраченные, чтобы произвести благоприятное впечатление на москвича. Более того, могла стоить Кольцову места, а вместе с ним и жизни. Ведь таким делом должен заниматься человек, надежный во всех отношениях. А непутевый сын с непредсказуемыми поступками — это такой минус, который невозможно компенсировать самыми блестящими достоинствами.

Напрасно переживал Илья Самойлович. В этот солнечный весенний день Кольцову-младшему не сиделось в четырех стенах. Сынок направился в городской парк, куда, повинуясь зову природы, стекалось немало влюбленных парочек. Сопровождали Сынка двое не то приятелей, не то телохранителей, чьи имена он давным-давно забыл и называл выдуманными им же кличками — Винни-Пух и Слоник. Винни-Пух, грузный парень лет двадцати пяти, действительно чем-то напоминал медведя, но не того, веселого и добродушного увальня из мультфильма, а озлобленного шатуна, выдернутого посреди зимы из берлоги. Слоник получил свое прозвище за неестественно длинный нос, отдаленно смахивающий на мини-хобот. Он тоже был крупным парнишкой, но если Винни-Пух походил на борца или штангиста, то Слоник — на боксера-тяжеловеса. Под таким надежным прикрытием Сынок мог получать максимум удовольствия от жизни, поскольку самым большим удовольствием он считал возможность безнаказанно издеваться над другими людьми.

Прочесывая аллеи парка, Сынок бесцеремонно заглядывал в лица незнакомых людей, выискивая самую красивую пару. Наконец он сделал выбор и, удовлетворенно хмыкнув, пристроился за парнем с девушкой.

— Ах, какие ножки! — громко сообщил он после нескольких минут наблюдения.

Девушка обернулась. Ей хватило одного мимолетного взгляда, чтобы оценить обстановку и ускорить шаг. Парень как шел, так и пошел дальше. Наверное, он был нелюбопытен. Или знал, чем это может кончиться.

— Ах, какие ножки! — повторил Сынок. — Я бы дал пятьдесят баксов, чтобы за них подержаться. Двадцать за левую и тридцать — за правую. И сотню, если за обе сразу.

Винни-Пух и Слоник молча шли по обе стороны от хозяина, на его шутки — нуль внимания. Зато парень не выдержал и обернулся, но, увидев пару громил, благоразумно решил не связываться. Это еще больше раззадорило Сынка.

— Интересно, а сколько бы я дал за поцелуй? Конечно, ее личико не столь сексуально, как ноги, но зато так прелестно. Пожалуй, четвертной был бы в самый раз. Что там у нас осталось? Ага, грудь. Похоже, она несколько мелковата, а оценить ее форму под одеждой просто невозможно. Надо бы попросить дамочку раздеться за полтинник. Думаю, она согласится.