Варяжский десант - Горюнов Андрей. Страница 32
Не видно совсем, ничего!
Конечно, ведь кровь из его расколотой напополам головы уже залила все лицо, а правый глаз, лопнув, вытек наполовину и перемешался своим студенистым прозрачным телом с серовато-белесой, выдавленной ударом правой частью мозга.
Сверху, со скал, летели огромные камни.
С моря, от многих десятков пирог – легких, каркасных, обтянутых шкурами тюленей лодок, – несся поток стрел с каменными наконечниками…
Минут через десять все было кончено.
Несколько сотен аборигенов, спустившиеся со скал и высадившиеся в бухточку с пирог, собирали добычу, заодно приканчивая раненых.
Больше всего их интересовало оружие: они еще не знали металла и не умели качественно обрабатывать дерево. Даже такая ерунда, как буковая рукоять меча с вживленной в нее серебряной проволокой – для красоты и лучшего сцепления с рукой, – приводила их в неописуемый восторг.
Увлеченные сбором добычи, они слишком поздно заметили, что прилив приподнял недостаточно далеко вытащенные на берег ладьи…
Хватившись, аборигены успели поймать и вернуть к берегу только два корабля непрошеных гостей.
Среднюю ладью, старую и немного кривую, вернуть не удалось. Самые сильные охотники на четырех пирогах догнали ее в море и даже поднялись на борт, но справиться с гигантским парусом, который они увидели впервые в жизни, не смогли.
Мертвый седовласый старец с широко открытыми голубыми глазами – один из незваных гостей, сидевший на палубе-днище, спиной к сараю, рядом с колодой, – помочь им ничем не мог.
– Счастливый, – сказал обнаруживший его охотник Козодой, накрыв старику голову шкурой, как того требует обычай. – Сам умер. Прожил жизнь до конца!
Остальные охотники приложили пальцы к щекам, отдавая должное Уснувшему: боги позволяют уснуть навсегда только лучшим; обычных людей, не дав им дожить до конца, боги беспощадно убивают.
Ладью отнесло уже довольно далеко от бухты, она вышла из-под прикрытия прибрежных утесов. Ветер отжимал ее все дальше в океан.
О том, чтобы вернуть ладью с помощью весел, не снимая паруса, не могло быть и речи. Снимать паруса скрилинги не умели, а времени на обучение не было.
Дожидаться же смены ветра было смертельно опасно – в конце лета ветер с берега, ветер бога Аршву, мог дуть и три, и четыре, и восемь дней кряду. За это время их отнесет на самый Край, то есть туда, где океан рушится гигантским водопадом в Бездну, в страшное Царство мук и безумия.
Оставалось одно: обыскать корабль незваных гостей и, забрав все самое ценное, покинуть борт, предоставив ладью океану. Сделать это надо было как можно быстрее – крепчающий ветер мог не пустить назад даже легкие пироги.
Аборигены знали, что при ветре Аршву им придется грести изо всех сил все утро и весь следующий за ним день; только при приходе нового ночного мрака им суждено, возможно, достигнуть родного берега на тяжело груженных добычей пирогах.
Быстро покидав в пироги самое ценное: оружие, металлическую утварь, веревки и бочонок вкуснейшей белой глины, которые пировавшие гости называли «сыр», охотники отчалили, бросив ладью на произвол судьбы.
Ветер крепчал и крепчал, заставляя охотников выкладываться из последних сил.
Тот же ветер гнал покинутую ими ладью в направлении южной оконечности Гренландии. Ладья, вихлявшая под властью незакрепленного руля и паруса, то наполнявшегося, то звонко хлопавшего при рыскающих резких сменах галса, быстро удалилась, потерявшись у горизонта среди осенних, темно-серых с синим отливом, волн.
Только теперь, далеко в океане, когда негостеприимный берег Северной Америки скрылся из виду, ладья твердо встала на курс: Торхадд Мельдун, сын Вулкана, старый шкипер, надежно закрепил руль и нижнюю рею на мачте.
Старик смотрел вдаль и благодарил Одина и сына его, рыжебородого Тора, за то, что они с детских лет наградили талантом его прикидываться мертвым.
Скандинавский обычай строжайше запрещал заниматься такими делами, привлекая к себе смерть. Торхадда в детстве не раз били, когда он пугал своим талантом взрослых. Но странно, этот дар уже седьмой раз в жизни отгонял от него гибель, спасал в совершенно безнадежных ситуациях. И ведь несложно понять: какой с трупа спрос? Кому нужен труп? Даже голодный медведь-шатун не станет жрать мертвеца.
Да разве могут знать эти сорокалетние недотепы, что означает талант прикинуться мертвым? Этому нельзя научиться, это дар свыше. Малейшая фальшь, неточность в детали может сыграть роковую роль. Если хотя бы один зритель скажет: «Не верю!» – тут все, тут финал.
Да, в жизни часто бывает, что только то, что ты – труп, дает тебе шанс остаться в живых.
Молодым не понять.
Старый шкипер знал, что еды и воды осталось на борту предостаточно – скупой Сигурд не выставил на пир ни крохи, ни грамма: пусть победитель угощает всех! Бочонок сыра, что унесли охотники? Да это пустяки! Еще осталось два.
То, что для сорока человек носило называние «впроголодь», для одного стало «в избытке».
Внутри сарая, возле постели Сигурда, Торхадд заметил немало золотых эйриров, загнанных глубоко в щели днища – не достать.
Как, почему они там оказались, Торхадд даже не представлял себе. Однако он знал, что если распустить, ослабить слегка шпангоутные стяжки палубы, то целое состояние окажется в его руках – хватит полторы деревни купить!
Он это сделает в спокойной обстановке, не спеша, идя южнее Гренландии.
Дойдет до родного фьорда богатым человеком.
И все! Потом – все! Нельзя больше искушать судьбу. После того что видел уже, пережил, судьбу нельзя искушать.
Поведав людям фьордов о том, что случилось, он продаст ладью – теперь она его добыча! – и уйдет навсегда.
Уйдет туда, где тепло, туда, где нет этого безжалостного ледяного моря и где почти не бывает снега – даже зимой.
Туда, где живет его дочь, которой купил он там дом, еще десять лет назад, после боя у Синей горы, в то кровавое лето, когда ему удалось хорошо заработать в трех мясорубках подряд – с готами, норманнами и с бешеными саксами.
Он купил дом в то лето. Большой и просторный дом. Белый. Вот туда он и двинет – где этот дом. Где дом есть, а зимы нет.
Туда, где растет его внучка.
Последний раз он был у них пять лет назад. Тогда внучке было шесть. Он помнит, как она ходила все время с ним за руку, как к подолу пришитая, и тараторила, тараторила без умолку, причем не на языке матери, его дочери, а на языке отца, на местном наречии: «Дідусь, ти довго по морі плавав? Тато говорить, що ти не вікінг, а варяг! Дідусь, а сусіди мене питали: твій дід тільки грабував або грабував і вбивав теж? Дід, а ти після лазні будеш пити горілку або спотикач?» И так без конца, без остановки и роздыху, до упора…
Вот туда-то он и уйдет.
Чтобы там умереть.
В тепле!
– Вот так вот! – подвел итог поросенок. – Что скажешь?
– А что сказать? Случайность. История совершенно не показательная для обобщений и выводов. Нелепая, ужасная трагедия. Но – случай. Просто случай!
– Остальные истории точно такие же, – заверил поросенок.
– Что, тоже сплошные случайности? – удивился Николай.
– Да. Вот, например, пожалуйста: случайное убийство рыбаков в устье Потомака. Случайное массовое убийство на мысе Код. Случайное убийство с ограблением… Случайное убийство сборщиц кореньев… Случайное убийство на водопое… Случайное двойное убийство с изнасилованием. Со случайным двойным изнасилованием, пардон… – поправился поросенок. – Нелепая цепь случайностей, – закончил он с невинным видом. – Трагических случайностей.
– Понятно, – задумался Аверьянов. – А все же в этом есть закономерность…
– Есть, – согласился поросенок. – Эта закономерность называется «убийство без особой причины». Варяги относились к смерти просто, как к бытовому событию. Для них убить было как для нас зевнуть. Рот прикрываешь слегка, для приличия. Ну, и зеваешь. Ни к чему не обязывает. С кем не бывает? А ведь многие не разделяют такого простого отношения к жизням своих родных, друзей, соплеменников. Око за око. Зуб за зуб. А то и пять зубов за один… Словом, агрессивность викингов – главная причина их неудач. И это, увы, неисправимо…