Варяжский десант - Горюнов Андрей. Страница 80
Он стоял на коленях, обратившись лицом к морю. Ни присесть, ни прилечь на бок он не мог: полярный волк, перед тем как его отогнала охрана, успел доказать Сигурду, что он способен не только рычать…
Втащив дедушку на самую вершину, к ногам Валечки, Ахсину-х с трудом разогнулась, ища кого-то глазами. Дедушка все так же лежал с полуоткрытым ртом, из которого торчал огромный змеиный глаз – видно, никто не решился вынуть его изо рта покойника.
Отдышавшись и убедившись, что Аверьянова нет, девочка посмотрела с мольбой на Ивону Стефановну:
– Боги желтых камешков со дна Оленьего Ручья, светящиеся под солнцем в день летнего праздника Ау, вернули мне дедушку…
Было понятно, что девочке пришлось побеспокоить не одну тысячу богов, пока наконец нашлись такие, хоть и не бог весть насколько раскрученные, которым тем не менее была небезразлична участь Ахсину-х и ее дедушки Рахтылькона, которые оказались компетентны в решении вопроса о жизни и смерти дедушки и, мало того, имели при этом право принять окончательное решение самостоятельно, без проволочек, экспертиз, согласований.
Подтверждая ее слова, Рахтылькон с трудом приоткрыл один глаз.
– Будь проклят тот день, когда я решил ступить ногой на утлый челн, подаренный мне из подлости братом… – донесся с берега голос Сигурда.
– Поздравляю, – кивнула Ивона Стефановна.
– Боги желтых камешков со дна Оленьего Ручья, светящиеся под солнцем в день летнего праздника Ау, велели сказать, что дедушку нужно немного лечить…
– Сто граммов, – совершенно четко, несмотря на глаз во рту, сказал вдруг дедушка Рахтылькон.
– Провались в бездну убожество фьордов, среди которых суждено мне было увидеть свет! Прочь от меня вы, все трое: Урд, Верданди и Скульд – Прошлое, Настоящее и Будущее! Не было Прошлого, нет Настоящего, так пусть не будет и Будущего!
Услышав журчание спиртного, струящегося в пластиковый стакан, дедушка Рахтылькон вынул глаз изо рта: поправляться с глазом во рту дедушка еще не успел научиться.
Извлеченный изо рта глаз тут же исчез, словно растворился в его ловких пальцах фокусника, а дедушка Рахтылькон с благодарностью принял стопарь, после чего самостоятельно сел и, широко открыв ожившие глаза, стал осматривать пейзаж, словно гость из далеких звездных миров, впервые посетивший Землю и пришедший в восторг от ее красоты и радушия.
– Видар, бог несчастья, избравший меня….
Ивона-Валечка, предоставив Ахсину-х и ее воскресшему дедушке самостоятельно решать свои проблемы с помощью небольшой корзинки, содержащей остатки ночного пиршества, спустилась с холма вниз и подошла к Сигурду.
Обращенный лицом к морю, Сигурд не замечал ничего.
– Будь проклято утро, в которое я увидел свет, и вся моя жизнь, которую я не просил. Лучше было бы вовсе не жить, чем жить и терять, жить и терять…
Сдвинув Рожка себе под мышку, Ивона Стефановна вынула из сумки штрих-кодер и, поиграв с кнопками, взглянула на дисплей. То, что она там увидела, видимо, совпало с ее предположениями, так как она едва заметно кивнула.
– Лучше сдохнуть, чем жить этой жизнью! – крикнул Сигурд облакам над Атлантикой, картинно раскинув руки.
Ивона Стефановна, Валечка Дроздова, положила штрих-кодер обратно в свою сумочку и затем, достав из нее небольшой дамский браунинг, выстрелила Сигурду в затылок.
Аверьянов встал из-за стола и вновь посмотрел в лицо сыну:
– Как же вы так могли поступить с Оленой, ребята?
– Мы же вам все уже объяснили, Николай Николаевич, – ответила Катя.
Алексей промолчал.
– У нас не было другого выхода, понимаете?
– Нет, Катя. Не понимаю. Другой выход есть всегда. И надо было найти его.
– Ну, вот вы вернулись, вы его, наверное, и найдете. – В голосе Кати прозвучала легкая тень подковырки.
– Найду, – кивнул Аверьянов-старший. – Найду. Дайте-ка мне бумажку со штрих-кодом этого места, где она лежит в анабиозе.
– Я потерял эту бумажку, папа. – На Алексея было страшно смотреть. – На пиратском судне, когда золото грузили. Искать в тот момент времени не было. Но можно снова вернуться на хронотопе в прошлое…
– Нельзя, – ответил Николай. – Сегодня мир сильно съедет куда-то. Коптин его сдвинет буквально с минуты на минуту. Ты даже во вчера нормально не сможешь въехать. Через пять – десять минут у нас у всех будет другое вчера.
– А ты можешь связаться прямо сейчас с Коптиным?
– Нет. Уже нет.
– Ну… – Алексей стоял, глядя куда-то в сторону. – Найдем. Когда подумаем немного, то найдем.
– Найдем… – подтвердил Николай, чувствуя, что в голосе его звучит скорее горечь, чем уверенность.
– Ты бы прилег, папа, – вполголоса заметил Алексей. – Ты уже больше двух суток на ногах.
– Хорошо, – согласился Коля. – Утро вечера мудренее.
Войдя в опустевшую комнату Олены, он рухнул на ее кровать и тут же провалился в глубокий сон.
Во сне он видел Олений Холм, издалека, с моря. Холм без людей, без света, в его исходной первозданности. Солнце, садясь, уже почти скрылось за размыто-сглаженной зубчаткой вершин дальних гор на западе; звезды на синем небе прямо над головой уже сбивались в ночные сгустки.
У самой воды, у подножия холма, можно было с трудом различить светлую фигурку. Различить, кто это, на таком расстоянии было невозможно – слишком далеко. Но Аверьянов не сомневался ни на йоту в том, что это Олена. Ошибиться тут было нельзя, потому что в ушах звучал ее чудный голос, унаследованный ею от далекой варяжской Рогнеды.
Голос возникал сразу в мозгу, будто транслируемый лингвистическими маяками.
Не найти в Берендееве княжеский терем мог только слепой: терем высился на фоне вековых заснеженных елок, как дорогая деревянная игрушка, совершенно нереальная благодаря изумительной проработанности мельчайших деталей, продуманности, мастерству исполнения.
Подъехав к терему метров на двадцать, чтобы высокий тын не загораживал вид, они остановили лошадей и спешились. Вокруг царила полная, какая-то неземная тишина: всю предыдущую ночь падал снег, и глубочайшие пушистые сугробы гасили звуки.
Огромные ели окружавшего терем леса стояли неподвижно, как нарисованные, – полное безветрие.
Начинало смеркаться: пурпурное солнце уже коснулось лесных макушек.
«Ну все, – подумал зеленый лейтенант Коптин. – Теперь можно ехать».
В ту же минуту он услышал скорее стон, нежели скрип: возле ворот отворилась калитка, чуть-чуть…
В проеме калитки стояла она, княжна в голубых песцах.
Княжна глядела прямо на него, словно все знала, все понимала.