Выдумки чистой воды (Сборник фантастики, т. 1) - Вершинин Лев Рэмович. Страница 41

И еще увидел я: страж-башня царит над гордом, но необычен ее облик; сияет она под солнцем, как гладкое железо, сложена же из тонких бревен. Подсилу ли людям такое? Нет, лишь бессмертным доступно. И стояли боги на берегу толпою, глядя на нас, и был их вид, как вид смертных, лишь одежды отличались. От берега же к драккару плыла ладья и песню пела на ходу, подобную грохоту камней в миг обвала; шла ладья без паруса и весел, дыша дымом, и прыгали руки солнца по бортам, отскакивая в глаза. Да! — стальная ладья плыла к нам, и невиданным дивом было такое для людей фиордов; даже саги не поминают подобное, а кто, как не скальды, знают о необычном все, если случалось оно в круге земном? Хальфдан сказал: «Всегда жалел, что страха не знаю; быть может, ныне устрашусь?» И ответил Бьярни Хоконсон: «Не проси страха, берсеркер; кто знает — на добро или зло послана Могучими стальная ладья?» И молчали викинги, подняв весла, пока не приблизилась ладья к нам.

Мунир, вестник асов, стоял на палубе, приняв облик смертного; клюв сбросив и черные перья, накинул на плечи куртку багряно-черную, свежей кожей пахнущую. Еще раз скажу: доступно ли смертному, хоть и умельцу из умельцев, подобное? Ведь окрась кожу, пахнуть свежатиной не станет; запах сохраня, багряной не будет. Всем известно! И сияло обильно золото на вестнике Одина, как и сказано в сагах: диск солнечный на груди и жезл враноглавый в руке; на второй ладони заметил я следы крови, и не говорили о таком скальды. Сверкающим шлемом покрыл голову ас Мунир, рога же шлема сверкали; где такие быки водятся? Только в лесах небесного круга!

Сказал вестник: «Кто ты, ярл? Назовись!» Ответил я: «Хохи имя мое, Хохи сын Сигурда, прозвища же своего назвать не желаю; и не ярл я, но сын ярла, названный викингами вождем в этом походе. Со мною же побратимы мои; их имена просты и не нужны приславшим тебя. Скажу лишь, что плывут со мною Хальфдан свей Голая Грудь и Бьярни, семя Хокона скальда Седого, младший сын его и последний живой из семерых. Что до драккара, то имя ему „Ворон“».

Сказал вестник: «Зачем в Валгаллу пришел, Хохи хевдинг? [15] Отчего не повернул? Говори!» Ответил я: «Живым в обитель асов кто рад уйти? Нет таких. Но и назад повернуть не мог: братьев ищу, Эльдъяура и Локи. Глум Трусливый Пловец сказал: вами взяты. Верните братьев, бессмертные. Без них не уйду!» Смехом ясным, как сталь ножа, рассмеялся Мунир: «Здесь братья твои, здесь; желанными гостями вошли в чертог, ныне же пошли в поход по воле Одина. Хочешь увидеть — дождись; столы ждут!» И сказал Хальфдан: «Хочу отведать пищи богов!» Прочие же согласились: «Хотим!»

Укрепив весла, покинули мы драккар; на твердую землю сошли, и не отличалась она от нашей земли: тверда и покрыта травой. В чертоги вошли, где стояли столы, ломясь от обилия яств, как и сказано в сагах. И сели мы к столам по слову Мунира, не робея более, ибо голодны были и не терпелось отведать, что за еда на столах Валгаллы. Блюдо к блюду стояли там, покрывая доски, и на всякой гортани вкус пища манила взгляд скитальца морей: привычное, дымилось мясо, мягкое кабанье и жесткое медвежье; рыба желтая, сухая, и с каплями жира алая, и мелкая зернь, цветом подобная смоле и рябине. Все это знакомо; чему дивиться? Иное изумляло: белый песок, тающий меж губ, как снег, но снег сладкий; сладкие же камни многих цветов; не для мужей такая еда, но, правду сказать, подобной сладости не ведают смертные. Ели викинги, блюд же не убывало: сновали меж столами прислужники, заменяя опустевшие; иные из ансов стояли вдоль стен недвижно: черны были одеяния их и жезлы из темной стали висели на шейных ремнях, прильнув к каждой груди.

И пили викинги от щедрот асов, напитков же не перечислить; назову немногие: пиво светлое, подобное нашему, лилось ручьями, но редкие из нас подставляли кубки; и темное было, сходное с напитком алль, гордостью островных саксов; и ромейских ягод кислый сок, что мудреет с годами; и с каплями воска мед, привозимый на торжище русами. Мало испили мы всего, о чем сказано, ибо по нраву побратимам пришлось иное, невиданное: вода на вид, на вкус же огонь. Хлебнувший неосторожно, терял дыхание и не скоро мог вдохнуть всей грудью; глотнувший с умом, весельем сердце наполнял, и огонь воды стекал в жилы, очищая разум, но связывал без ремней руки и ноги.

И молчал Мунир, ласково глядя, но голосом его вещали круглые рты, те, что щитам подобно висели вдоль стен: «Ешьте и пейте, воины Одина, ведь радостно будет асам увидеть вас, живых, за своим столом, ведь почетно для ансов прислуживать вам!» Взглянув на сомкнутые уста Мунира, удивился я: «Как говоришь?», и ответил мудрый вестник: «Не говорю; то дух мой вещает!» Когда же уставал говорить Муниров дух, медь гремела из ртов и плакали струны, словно многие скальды сидели на языках стен; но не было, видел я, скальдов. И спросил я: «Но где же асы, Мунир? Где Один, Отец Богов, и мудрый Хорд, и Норн, дева судьбы, и хранитель весны Бальдур? Где их давние гости: Сигурд, родитель мой, и Агни-ярл Убийца Саксов, отец отца, и иные предки, мои и чужие; не здесь ли их место?» И еще добавил я: «Где братья мои, Эльдъяур и Локи? Не ты сказал разве, что здесь?» Но смеялся в ответ солнечным смехом вестник Валгаллы: «Что толку печалиться, когда время ликовать? Что толку грустить, когда время радоваться? Ешь, Хохи хевдинг, и пей; ныне ты гость, завтра же беседовать станем!»

Когда же переполнились утробы побратимов, сменили рты стен медь на свирели, хлопнул в ладоши Мунир — и вбежали в чертог девы-валькирии; лишь волосы медвяные, лишь косы соломенные прикрывали их красоту, рассыпаясь по плечам, и полные груди манили голодный взгляд; пахло же от розовых тел так, как не пахнет и от цветов в лугах круга земель. Смело к викингам на колени садились божественные, с великим уменьем шелковыми бедрами шевеля; плечи руками обвивали, смеясь. Помню Хальфдана: рыча, опрокинул берсеркер валькирию на подстилку из шкур и владел ею, воя в восторге, подобно волку; она же смеялась громко и стонала, змеей оплетая могучее тело, содрогаясь в страсти. Хватали викинги дев и любили здесь же, у столов; каждому досталась валькирия, усталых же сменяли новые искусницы и оттого не было причин для ссор. Там, на скамьях Валгаллы, изведал и я страсть неземных дев; скуп мой язык, но скажу: как плевок в лицо после их ласк любовь жен во фиордах; ведь душиста кожа валькирий, сладки губы и бесстыдны руки, лоно же сладостнее последнего удара. Среди крика и смеха уснул я, наутро же чисты были столы и вновь полны блюда, но исчезли, словно не были, напитки; лишь немного светлого пива стояло в кувшинах из твердой воды.

Вошел Мунир и встал на пороге, говоря: «Вот для чего впустили вас в чертог свой бессмертные асы! Оборвала нить пряжи своей Норн-Судьба и, полны коварства, двинулись войною на фиорд Валгаллы силы тьмы: лесные боги русов и распятый, коему поклоняются саксы; с ними и духи Валланда. Близится Рагнаради, дети фиорда! [16] Земной круг защищая, бьются асы, но вот — изнемогли. Крепка ведь сила чужих. В помощь себе призвал Один героев и пошли они, все, кто пировал здесь: там ныне и отец твой, Сигурд-ярл, и дед Агни, и прочие, коих долго перечислять. Но и герои слабеют, ибо в злобе своей смертных колдунов призвали злые; колдуну же не страшен небесный меч. Лишь смертный викинг сразит колдуна. И бьются там, за багряной тучей, смертные братья твои, Хохи, со смертными властелинами чар. Что скажете, коли и вас призовет Один?»

Умолк Мунир, и погасли свечи, словно ветром пахнуло на них; на миг мрачно стало в чертоге, затем вновь вспыхнуло: две звезды зажглись наверху, у балок; одна синяя, другая алая, и мигали они, уступая дорогу одна другой.

И сказал я: «Один Отец, мы дети!», и викинги подтвердили мои слова, крикнув: «Хей-я!», Хальфдан же берсеркер добавил: «Хочу видеть колдуна; посмотрю, страшен ли?»

Ответил Мунир: «Радостно слышать; но в бой не пошлю вас. Иная судьба выпала вам; прежде чем узнать ее, надлежит людям фиордов познать силу асов. Вложите в ножны мечи и секиры привесьте к поясам, ибо ныне, по Одина воле, вручу вам жезлы быстрого грома!» Так сказав, велел привести раба. И привели; Мунир же, взяв у черного анса жезл, навел на приведенного. Полосатая куртка была на рабе, и окрасилась она кровью во многих местах, когда в руках Мунира грянул гром, частый, как невод, снаряженный на ловлю трески; гром прогремел, и упал раб, весь в крови, и умер у ног наших. Сказал Хальфдан: «Вот страшная смерть: не видеть, откуда, не знать, кто. Воистину, жестоки асы!» Но усмехнулся Мунир: «Что жалеть раба; муж ли он? — нет. Вам, отважным, громы даю по воле Отца Асов. Наставит же вас в искусстве быстрого боя Врун; чтите его!»