Выдумки чистой воды (Сборник фантастики, т. 1) - Вершинин Лев Рэмович. Страница 55
— Нет, — усмехнулся Слепой. — Тех, кто хоть немного поработал в Отделе, не выгоняют, а переводят. Меня перевели Главным Выпускающим Радиопередач. И я подумал: «Зачем с утра и до вечера рассказывать людям про неотремонтированные теплосети, грубых продавцов, нерадивых начальников и проклятых империалистов? Они это и так знают и видят. А вот если бы с утра и до ночи передавать прекрасную музыку… читать чудесные стихи… рассказывать древние легенды… неторопливо беседовать о душе… Моя идея прожила день. „Вы что, гражданин? — сказали мне. — От вашей музыки и поэзии человек очень быстро станет человеком. Зачем тогда будет нужна наша мощная государственная машина обучения, воспитания, образования, пресекания, наказания? А там ведь тоже люди работают, им на что-то жить надо, семьи кормить! Сократить их всех, что ли?!“».
Короче, сократили меня, вернее, опять перевели: заведовать Домом Создания Книг. Вот тут, подумал я, как раз место бранить несовершенства общества, давая работу той самой машине. Поразительнее всего, что нашлись книгосоздатели, которые поддержали меня и тотчас начали писать всю правду, как она есть. «Что?! — сказали мне. — Кто вам позволил заниматься очернительством нашей действительности?» — «Господи, — сказал я, — да вы газеты читаете?» — «Газеты в столице издают, — сказали мне, — мало ли какие у них там могут быть новации, а наш островок — краесветный…»
В этот миг на них упали носилки, по счастью, пустые, а за ними возник тот же некто с могучими руками.
— Все сидите? — хмыкнул он. — Беседуете? Ин-тел-ли-ген-ция!
Он поднял Слепого, перекинул его с руки на руку, пошлепал по заду — и швырнул на прежнее место.
— Ты что?!.. — пролепетал Водяной, потеряв от возмущения голос. — Да как ты?..
— Дурака если не учить, он дураком и помрет. Спасаем человека! — был уверенный ответ, и великан с натруженными руками исчез в клубах пыли.
Водяной кинулся было за ним, но где там… Слепой остался понуро сидеть.
— Пусть его, — тихо сказал он. — В конце-концов этот парень по имени Человеко-Час хорошо делает свое дело. Он куда более полезен обществу, чем я со своим отягченным воображением. Впрочем, я стараюсь это побороть. Но как совместить желание приносить пользу с бесполезностью всяких усилий?
Водяной не знал.
Слепой снова обратил на него веки.
— В конце концов я понял, что моя беда — в глазах. Я слишком внимательно смотрел, что ли… Смотрел — и видел яд, который таится во всех взорах. Мог разглядеть распадающиеся души… И ресницы не скрывали моего отвращения к таким людям. «Что ты выискиваешь несовершенства у других? — сказали мне. — На себя посмотри!» Я посмотрел. И решил: зачем осложнять свою судьбу? Сменю-ка я выражение глаз. Увы, я не знал тогда, что в жизни только так: пойдешь на одну уступку — и конца этой ведущей вниз лестнице уже не будет. Когда глаза мои смотрели весело — мне завидовали, потому что люди не любят видеть других счастливыми, от этого тяжелей переносить собственные беды. Я смотрел печально — от меня отворачивались, потому что люди не любят чужого горя, которому не могут помочь. Я смотрел злобно — меня избегали, потому что люди только за собой признают право на злость и обиду. К тому же, злых боятся, а я не могу переносить зрелища чужого унижения. И вот устали глаза мои, и я закрыл их и начал носить очки. В них и вижу прекрасно, и ко мне никто не цепляется. Да вот же они!
Слепой что-то поднял, старательно протер носовым платком и надел, повернув к Водяному уже зрячее лицо.
Стекла его очков оказались белыми, непрозрачными. В оправе были нарисованы глаза: тоже белые. И зрачки были белыми, пустыми…
Бросив на Водяного прощальный взор никаких глаз, Слепой растворился в пыли.
«Да чем они так пылят? Что они там делают? — чуть не закричал Водяной, чувствуя, что вот-вот умрет в этом непроницаемом одиночестве. — Веревки вьют из песка? Тучи перегоняют из одной земли в другую? Срывают горы? Засыпают моря? Или дразнят слонов, на которых держится Земля?!»
Внезапно где-то рядом ударил оркестр. Музыка реяла, словно весенний ветер. Она разметала по задворкам грязь и мусор, и открылась площадь — светлая, просторная, нарядная. В центре ее вздымалось беломраморное здание — до того огромное и глазастое, что наш герой вообразил его неведомым чудовищем и едва не ударился в бегство. Однако люди, которые толпились кругом, взирали на здание с некоторой надеждой, во всяком случае, без страха.
Из облаков, тоже чистых, снежно-белых, вырвался самолетик, сверкнул серебряно на фоне голубого неба — и красиво сел на крышу мраморного дворца. Из самолета вышел невысокий человек — и толпа вокруг Водяного замахала руками, зашумела, приветствуя его.
Человек покачал над головой сцепленными руками — и люди ответили еще более радостными криками. Неведомая сила витала над площадью, как бы отрывая всех от земли. Этого человека слушали так, будто вот сейчас, немедленно, ждали от него провозглашения чего-то жизненно важного.
— Друзья! — крикнул человек со своей недосягаемой высоты, и Водяной подивился, как его голос сразу установил полную тишину. — Друзья! Сегодня у нас радостный день: закончено переоборудование Отдела Распределения Благ в вашем Городе. Как вы знаете, прежнее здание имело множество обширных кабинетов для непомерно раздутого штата сотрудников, а сам отдел размещался в каморке. Теперь здание переоборудовано. Сотрудники Отдела, оставшиеся после сокращения штатов, будут сидеть все вместе в маленьком кабинете, а остальное место займет огромный зал, где и будут распределяться Блага.
Воздух пронзили счастливые крики.
Водяной стоял тихо, украдкой оглядывался. Даже накануне, когда ему было одиноко и тревожно, не проклинал он себя так за нелепую затею. Ох, до чего же прав был горемычный утопленник, говоря, замучаешься, мол, от жизни людской. Замучился, замучился Водяной. Замучился от своею непонимания. То, что виделось ему лишь разрозненными, странными кусочками жизни, на самом деле, как смутно догадывался он, держалось одно за другое, словно звенья некоей цепи, и именно в сцеплении, бесконечности ее, наверное, и крылась та сила, которая помогала людям день за днем перебирать все новые и новые звенья, опять и опять сцепляя их своими жизнями. Что-то же значат для них слова человека на крыше, а для Водяного это все — просто знаки без значения, обличье без содержания, потому что не понимает он, откуда эти слова родились, куда канут, зачем произнесены именно сейчас, а ни раньше, ни позже. Надо быть человеком, чтобы знать это, понимать и бесконечно надеяться и верить.
— Памятник тому, кто довел ваш Город до теперешнего состояния, кто поощрял застой в распределении Благ, мы свергнем! — провозгласили с крыши.
Вдали послышался грохот, словно что-то тяжелое уронили на землю, и Водяной при этом закричал едва ли не громче и радостнее других, потому что догадался: свергнут его утренний супостат, «благородный король», можно теперь не опасаться хватки его ужасной тени.
Наконец овации, повинуясь жестам человека в вышине, несколько поутихли.
— Надо признать, что у нас еще много недостатков! — донеслось сверху. — И вот я решил придти к вам и так прямо и сказать: у нас еще много недостатков! И никто не знает, когда мы их искореним.
Люди вновь обрадовались. Водяной озирался да озирался, силясь хоть что-то постичь, когда заметил, что по стене мраморного дворца вьется неприметная узкая лестничка, а по ней медленно, одышливо карабкается на крышу какой-то немолодой лысый человек.
— Волею народа, властью, данной мне вами, я лишаю должности и привилегий прежнего руководителя Отдела Распределения Благ! — провозгласил оратор и простер руку к лестнице. — Ему здесь не место, вы согласны?
Народ одобрительно загудел. Оратор вновь заговорил о том, что не все недостатки еще изжиты. А Одышливый, который, как наконец догадался Водяной, всю жизнь шел в прикос с совестью, покорно двинулся обратно к лестнице и нетвердо начал спускаться. Чуть ли не на каждой ступеньке он останавливался, снимал со своего пиджака разноцветные ленточки, во множестве украшавшие его, и цеплял их к перилам. Братья-Ветры оказались тут как тут и затеяли игру с этими лентами. Цветные тряпочки порхали над площадью, словно легкокрылые птицы.