Против течения (СИ) - Рогов Борис Григорьевич. Страница 81
— Это ты что имеешь в виду? Если абстракционизм какой пролеткультовский, то сразу — нет!. Я таким не занимаюсь.
— Так я и говорю, что центральная фигура должна быть прописана реалистично! Как символ победы революции, а фон пусть будет чёрным, белым, серым и в виде осколков, как символ поражения старого мира.
Следующий день начался для Александра Семёновича с раннего телефонного звонка. Звонил ему возмущённый Ясюлюнас.
— Александр Семёнович, как же так! — в его голосе слышались металлические нотки. — Вы помните, какие сроки на выполнение нашей с вами работы прописаны в договоре?
— Конечно, я всё прекрасно помню — Тришин не любил, когда на него напирали заказчики.
— А вы знаете, какое сегодня число? А месяц? Или для вас всё ещё октябрь? — металла в голосе зама по культуре становилось всё заметнее.
— Прекратите истерику, Юрий Иванович, да, я прекрасно вас понимаю, но вам хотелось получить живописное полотно и получить его быстро, что я не устоял перед вашим напором и солгал. Реально такое полотно пишется минимум полгода. Мы планировали так организовать работу, чтобы закончить к Новому Году. Сегодня мой помощник сообщил мне, как можно сделать к началу декабря. У нас там, кажется, День Конституции? Вот к этой…
Но Ясюлюнас не даёт договорить. Он просто взрывается в гневе. Тришину мерещится, что прямо из телефонной трубки брызжет начальственная слюна, и он брезгливо отодвинул её от лица.
— Да, как…! Да, кто вам…! Какая конституция? Вы спали что-ли последние полгода? В этом году приняли новую конституцию и день конституции теперь в октябре. А за то, что вы мне солгали, за то, что не выполняете взятые на себя обязательства… Я вам… Я вас… Что хотите делайте, но чтобы через четыре дня картина была закончена!
— Но, Юрий Иванович, это просто не возможно! Как минимум краска должна высохнуть! Масло оно долго может сохнуть и это от нас не зависит ни как!
— Возможно — не возможно! Я всё сказал! Не сделаете, пеняйте на себя. Договор будет расторгнут, вам придётся аванс вернуть и больше никогда, вы слышите? Никогда Горисполком не будет вам ничего заказывать, — стук брошенной трубки сообщил, что разговор окончен.
…
С Борькой Тришин смог встретиться только вечером. До назначенного срока оставалось только два дня. Ситуация сложилась аховая.
— Нормальное полотно за два дня не сделать. — Констатировал состояние дел Рогов. — Надо значит сделать так, чтобы хотя бы формально выполнить договор. О! У меня идея! Слушайте, Александр Семёнович!
— Давай быстрее сюда, что там тебе в голову пришло.
— Эскиз перенесён? Перенесён! Колористика вами в эскизе решена?
— Решена. Правда, в самых общих чертах.
— Значит, нам надо будет срочно закупить краску и прямо валиками за два дня всю композицию поднять. Получится полотно в революционном конструктивистском стиле «окон РОСТА», помните, как Маяковский выдавал? Ну, и для завершённости обвести все фигуры чёрными линиями.
— Но это же будет совсем не в моей манере письма! — Возмущается Тришин, — я никогда не позволял себе такой халтуры! Нет, на это я пойти не могу! Это противоречит моим принципам! И вообще…
— Ну и будете возвращать аванс! — напоминает Рогов.
— Ладно, наверное, ты прав… Придётся наступать на горло собственной песне.
Бригада Маримонова, Борис и сам великий сибирский художник двое суток практически не вылезали из зала приёмов. Они насквозь пропитались запахом льняного разбавителя и уайт-спирита. Спали с лица и обзавелись черными кругами под глазами от усталости.
Шестого ноября вечером наконец-то начали разбирать леса, по которым полтора месяца лазили, работая над картиной. Точно в срок плод совместного творчества представал перед глазами офигевшей публики. Александр Семёнович сразу понял — это провал! Живописью это нельзя было назвать ни под каким видом! Ближе всего полотно было к «Гернике» Пикассо, но никак не к Александру Тришину — импрессионисту, жизнелюбу и сибариту.
В отличие от «Герники», картина была многоцветной и, возможно, только это и спасло её от уничтожения собственным автором. Ясюлюнас был в бешенстве, но не нашёл в договоре ни одной зацепки, чтобы отказать в приёме работ. Тематика соблюдена, размеры совпадают, идейность, — какая надо. Ограничились тем, что закрыли картину специально сшитыми шторами.
В результате эпического провала Тришин решил, что ему достаточно сотрудничества со студентами. Уж очень народ оказался непредсказуемый. Рогову он так и сказал при последнем с ним расчёте:
— Борис, как это ни печально, но нашу лавочку надо прикрывать. Худфонд не может больше работать в таком режиме постоянного стресса. Жить и гадать — сделают — не сделают, приедут — не приедут, хорошо сделают, или завалят всё. Всех денег всё равно не заработаешь. Напоследок мой тебе совет: — Если хочешь стать архитектором, то иди работать к архитекторам. Если хочешь деньги зарабатывать, иди работать в сельские архитекторы. Там сейчас такое строительство начнётся, что любой чертежник будет востребован.
ГЛАВА 4. БЛИЗОК БОЙ, РОГА ЗАВЫЛИ
Льдистое ноябрьское солнце отбрасывает длинные тени голых тополей. Я опаздываю на первую пару. Вчера весь вечер и всю ночь трудился над статьями к шестидесятилетию Октябрьской Революции. Статья для военной кафедры получилась какая-то канцелярская, зато в рубленом военном стиле. За оставшуюся неделю мужики изобразят каких-нибудь военно-морских красногвардейцев, и Мотовилов будет доволен. Тем более что тексты в праздничных газетах никто не читает.
Статью для «Дзержинца» хотелось написать как-то не стандартно. Тут шутки шутить не позволят. Засиделся почти до самого утра. Голова как ватная. Зато предвещающий холодную зиму, морозный ветерок бодрит и не даёт заснуть на ходу. Это ничего, я почти у цели, осталось только аван-площадь преодолеть и здравствуй Альма-матер.
Сегодня с утра у нашей группы первая, мной пропущенная, пара — история архитектуры. На неё вообще можно не ходить, всё помню прекрасно, на экзаменах с Вольской побеседуем на темы развития современной архитектуры и всё. Вот сейчас будет гораздо интереснее. На прошлой неделе начали курсовик — малое общественное здание. Ведут этот курсовик в нашей группе преподы с кафедры гражданских зданий — Оглы, Храненко и молодой ассистент-аспирант Витя Геронимус. Оглы он больше теоретик, Геронимус слишком молод, в позапрошлом году диплом защитил, зато Храненко — старый проектный зубр. Многие здания в городе построены по его проектам. У него есть чему поучиться даже мне с моим тридцатилетним стажем. Старый он, правда, девять лет как на пенсии, но бодр, и на память не жалуется. В отличие от того же Кузьмина хоть и моложе всего на четыре года.
Всё, что у меня начерчено, это то, что я успел сделать в первое занятие. Планировки готовы полностью. Функциональная схема решена. На конструктив внимания не обращем, некогда. Лучше над объёмно-пространственной композицией подумаю. Сегодня с фасадами закончу и перспективу начну строить. Можно будет даже к чужой помощи и не прибегать. Двадцать четыре программных часа более чем достаточно для простого проекта туристического приюта.
Внезапно, аккуратный стук указкой по столу отрывает нас от черчения. У стола замдекана Виктория Михайловна:
— Николай Фёдорович сегодня приболел. Вместо него подгруппу, которую вёл Храненко, будет вести Анатолий Афанасьевич Воловик. Главный архитектор института «Гражданпроект», заслуженный архитектор РСФСР, автор всем вам хорошо известных зданий ГПНТБ и речного вокзала — Виктория Михайловна делает рукой жест в сторону смешного дядечки невысокого роста с густым козырьком бровей и лбом, плавно переходящим в обширную лысину.
— Какие-то подвижки в моей истории всё-таки происходят, — проносится мысль у меня в голове. В прошлой жизни Воловик у нас не появлялся. Надо будет не зевать, использовать этот контакт по максимуму. Это же выход на «Граждан» [145].