Бяка (СИ) - БрусниГина Ольга. Страница 2

Шанс все же есть.

Наивная, не познавшая горечи обмана, Бяка решила броситься в пучину чувств. Это было ее первое пылкое влечение.

Но, готов ли он ради нее пойти на жертву?

— Бя, — махнула она рукой, чтобы Дениска шел прочь.

Он удивленно вскинул бровь, отрицательно покачал головой. Он не уйдет, не оставит ее.

Бяка повторила жест.

Дениска нехотя удалялся, то и дело, оглядываясь, до тех пор, пока русалка не скрылась среди зарослей камыша.

Старинный обряд — таинство не для слабонервных. Сегодня речная тихая заводь услышит страшные крики боли разрываемого надвое хвоста.

Горькая отрава свинцом впилась в горло. Бяка едва сдержала рвотные позывы, но бутыль осушила до дна. В тот же миг, острыми лезвиями наполнилось нутро, зажгло тысячей полыхающих огней. Бяка корчилась на берегу, извивалась ужом, обдирая нежную кожу до крови о коряги. За далекие сотни километров раздался ее истошный вопль.

Красивый хвост, ее гордость, закровил. Крупный плавник разорвался посередине, превращаясь в пару ступней с маленьким аккуратными пальчиками. О чудо! Бяка вместе с огромной болью испытала радостное волнение.

Она рождалась вновь. Все муки рождения, прихода в новую жизнь, сравнимы лишь с пытками ада.

До самой утренней зари Бяка испускала стоны и крики, распугивающие окрест всю живность.

После того, как она оторвала от себя последнюю чешуйку, появилась возможность охладить свое тело в струях ледяной реки, омыть от запекшейся крови.

У нее теперь были ножки. Замечательные, но совсем непослушные. Бяка должна была учиться ходить заново, ведь раньше ей не приходилось этого делать. Права была старая ведьма с торфяного болота, каждый шаг давался сквозь стиснутые зубы. Сотни острых игл впивались в ступни, едва она касалась ими земли.

«Помни, назад дороги не будет!» — вещала злобная старуха.

Бяка понимала это и без лишних слов. Но, среди себе подобных, она не могла обрести женского счастья. В лучшем случае, стала бы женой старика-водяного, скучного и угрюмого, любимым занятием которого было — передразнивать квакающих лягушек. Он был стар, сед, его густая косматая борода мерзко пахла рыбой и болотной тиной. От одной мысли Бяке становилось плохо. Других женихов во всей округе не было.

Обретя человеческую жизнь, Бяка навсегда распрощалась с элементарными прежде умениями речной русалки. Она не могла слышать, о чем шепчутся раки, что обсуждают жуки — плавунцы, даже кряканье уток слышалось по-иному. Перестала быть частью родного когда-то сообщества. Колдовские умения, присущие ей с детства, ушли прочь.

Дениска провел беспокойную ночь. Мучился, думал. Он не представлял свою жизнь без прекрасной русалки, даже если она околдовала его, и это было действие чар.

Лишь рассвело, он мчался, не чуя ног, к речному омуту. Спешил, продираясь сквозь густые заросли прибрежного камыша.

— Бяка! — что есть мочи закричал он.

— Де! — отозвалась она.

Тихо, но он услышал, двинулся на звук и обомлел. Шатаясь и спотыкаясь. Бяка шла ему на встречу на своих двоих.

Дениска разрыдался от счастья, сжимая в объятиях свою возлюбленную. Для большой любви нет преград, времён и расстояний. Он так ждал ее — единственную, неповторимую и наконец, обрел. Ради этого стоило и подождать. Сейчас судьба вознаградила его с лихвой. Русалка? Ну и пусть! Никакое она не мифическое существо — плод воображения, а реальная прекрасная женщина: теплая, живая.

А главное, что стало понятным для Дениски: Бяка питает к нему взаимную любовь. Это читалось в ее искренних, лишенных притворства глазах.

Зажили они, любуясь друг на друга. Первое время Дениска боялся засыпать, думая, что она может исчезнуть. Трогательные, светлые чувства заполняли все их сознание, затмевали все вокруг.

Холодная холостяцкая постель согрелась от жара сплетенных в страсти тел. Горячим поцелуям не было конца. До тех самых пор, пока…

Хозяйка из Бяки не получилась. Не умела она простых бабских дел выполнять: ни готовить, ни стирать, ни шить. У них на реке, курсов домоводства не было. Ели рыбу в сыром виде, да водой ключевой запивали. А в одежде и вовсе не нуждались. К человеческой жизни вовсе не приспособленная.

Дениска все домашние дела на себя взвалил. Бяка старалась, как могла, но все попытки заканчивались неудачей. Посуду стала мыть — чашки, тарелки все на пол и разбила; щи сварила — пересолила, есть невозможно; постирала — вещь можно выкинуть и так далее. Беда, да и только! Для Бяки каждый день — потрясение.

Дениска огорчался, бурчал, что-то внутри себя, после остывал, надеялся, что со временем все наладится.

Не выдержал он другого испытания. Злопыхатели. Где это видано, жил мужик, почитай сорок лет, и вдруг обабился. Не какую ни будь селянку взял, вдовицу там с детками, или разведенку, а незнакомую, чужую молчунью. Слышали, как она иногда свое «Бя!» говорит, смекнули, что дело нечисто — немтырь.

Нашлись добровольцы, из особо настырных, решили проведать молодых, разведать, что почем.

Зашли, а в избе у Дениски — пауки по углам, плошки немыты, сор да пыль. Начали хозяину пенять, а тот от стыда не знал, куда глаза девать.

— Что это твоя суженая плохо за домом смотрит? — спрашивал один.

— Что-то ты исхудал совсем? — спрашивал второй, намекая на отсутствие еды.

Дениска вспылил, незваных гостей за порог выставил, а себе в уме запятую поставил. Пустил все-таки худую мысль. Закручинился, занемог.

Он видел, что его хозяюшка нерасторопна, все, за что ни возьмется, не спорится. Ему невдомек было, что каждый шаг Бяка делает через невыносимую боль. Стойкая, слезы в рукаве прячет, лишь бы не огорчать своего избранника. Как ни в чем, ни бывало, улыбается, его тоску не понимает. Натура, видишь ли, свела и беззлобна, людским завистям неподвластна.

Откуда ни возьмись, объявилась первая Денискина любовь. Та самая, что в душу наплевала. Поскитавшись по другим местам, домой воротилась. Еще достаточно молодая, незамужняя, все такая же задорная.

Ровно специально, по улице шла, да мимо его дома. Встретились, о пустом поговорили, то да се, слово за слово, собралась уходить:

— Проводите меня, Денис Иванович!

Тот охотно согласился. Всколыхнулась память о былом. Пошел следом, озираясь на аппетитные формы бывшей подружки. Которая, к слову сказать, специально вертела одним местом, чтобы привлечь его внимание. Нужен стал. Поманила, а он и побежал. Чуяла она свою власть над ним, поэтому и рассчитала все как надо.

С этой самой поры стал пропадать Дениска неведомо где. Бяка сидит, ждет его у окна до самых сумерек, а он не торопится возвращаться. Его мысли стали закрытыми от нее, но она уже начала догадываться, что происходит неладное.

— Бя! — сердито кричит она на него, пытаясь вызнать, где был.

— Устал, сил нет, — вместо ответа.

Однажды Бяка все поняла. Охладел к ней Дениска. Не целует, не ласкает. Запах другой женщины почувствовала на его коже и сморщилась от отвращения.

Как он мог? Ведь она ради их любви… Бяка вздрогнула от воспоминаний о великой боли, рвавшей ее плоть.

В тот вечер Дениска вернулся позже обычного. Грустная Бяка верно ждала его возле окна. Как же она стала раздражать его. Он смотрел в ее наивные доверчивые глаза и проклинал себя.

— Я больше не люблю тебя, уходи! — сказал он и повернулся к ней спиной.

Ему не нужны были слезные сцены. Скорее бы все закончилось и он с новой возлюбленной смог создать настоящую семью в доме, где всегда вкусный борщ, аппетитные котлетки на ужин, уют и порядок. С настоящей женщиной, обычной без болотного прошлого. Соседи, опять же, не осудят.

С этой русалкой у него нет будущего. Она стала ему чужой. Даже ее красота помутнела со временем, приелась. Не поговорить с ней, не в люди выйти. Решил, что она околдовала своими чарами, а сейчас все рассеялось. Как же он был слеп: связать свою жизнь с повелительницей пиявок и стрекоз.

— Иди назад, — повторил он, — плавай с рыбками.