Золото Русской Калифорнии (СИ) - Осадчий Алексей. Страница 31

Отец, волею великого князя ставший полковником и первым атаманом «Американского казачьего войска» сменил Мезенцева в Орегоне. Под началом Ефима Фомича было едва ли 500 солдат и казаков. Но почти три тысячи индейцев, прекрасно вооружённых и в достаточной степени дисциплинированных, держали ситуацию под контролем, напрочь перекрыв американцам выход к Тихому океану. Англичане в Канаде сидели тише воды, ниже травы, опасаясь хоть чем-то спровоцировать русско-индейское казачество. Впрочем. Канада Кустову старшему была без надобности. «Северную армию» поддерживала Аляска, связь с которой осуществляла целая эскадра из пяти военных и полутора десятков транспортных судов. Служащие Российско-Американской Компании, хоть и ворчали на «русских калифорнийцев» прибывших в Русскую Америку «без году неделя» и сразу ставших ближайшими соратниками и помощниками великого князя Константина, тем не менее все приказы из Николаевска-Американского исполняли чётко и быстро. Вот и сейчас, отряды «индейских казаков» оснастили по высшему разряду, а те уходили от побережья на сто-двести вёрст, разрушая по возможности коммуникации и пресловутую «Орегонскую тропу».

Удивительно, но планы составленные лет как 7–8 тому назад, прекрасно сработали. Не зря засылали в Орегон и на территорию Вашингтон лазутчиков, не зря «подкармливали» индейцев. Из Новоархангельска в разграбленный и опустевший Сиэтл перебрались четырнадцать смешанных русско-индейских семей на постоянное жительство, там же базировался один из российских фрегатов. А вот Портленд, могущий стать крупнейшим городом региона, был стёрт с лица земли, кроме кавалерийских разъездов «Американского казачьего войска» никто в том проклятом месте, известном массовой резнёй озверевшими от крови индейцами, местных жителей, не появлялся.

Если на «северном направлении» с апреля-мая царила тишь да гладь — американские поселенцы бежали, распространяя панические слухи об ордах краснокожих дикарей, разграбивших склады с оружием русской армии, то в Калифорнии всё было куда как «веселее». По сути бескровное овладение Сан-Франциско и уничтожение там же основных сил Тихоокеанской эскадры САСШ вскружило головы молодых капитанов и ротмистров, жаждущих полковничьих эполет по окончании войны. На подступах к Монтерею противник из засад выбил пять офицеров, возглавлявших отряды. Стреляли прицельно, вырядившие как на парад «кавалергарды» (песню сочинённую Константином пели все кавалеристы поголовно) мишенью оказались прекрасной. Но наука пошла впрок, при взятии Лос-Анджелеса и Сан-Диего потери были минимальны, а из офицеров зацепили разве что самого Дмитрия, да и того попятнали свои же…

В итоге выработали тактику, соединившую в себе хитрости и казаков и рейнджеров. Особо отличился дальний родственник Кустовых, сотник Савельев, успешно выстоявший с 80 казаками против отряда в 800 всадников. Обнаружив неприятеля у Большого Солёного озера. Савельев организовал засаду из десятка лучших стрелков, которые начали палить по вражеской колонне с предельной дистанции. Русским повезло — полковника, командовавшего «Особым Экспедиционным Добровольческим Корпусом» aрмии САСШ, убили едва ли не первым. Отважные добровольцы, горя желанием отомстить за командира, рванули вслед за отступающими казаками и попали под огонь второй засады, на сей раз из тридцати человек. После получасового боя русские вновь кинулись наутёк. Через пару миль преследователей с фланга расстреляла третья часть отряда Савельева. Противник бежал, потеряв более двух сотен человек убитыми. Савельев отчитался о семи захороненных в укромном месте казаках, полтора десятка получили серьёзные ранения, но эскулапы «вытащили» всех.

Этот бой подробно разобрали, отметив пару моментов, когда всё «висело на волоске» и русским просто повезло, что американцы, лишившись командира, превратились в азартную неуправляемую толпу.

Собственно говоря, вся дальнейшая «боевая работа» в основном и свелась к перестрелкам передовых дозоров, засадам на дорогах и у колодцев. «Дикие стаи» жаждущих лёгкого золота старателей, представляли едва ли не большую опасность, нежели чем воинские отряды в двести, максимум в триста бойцов, старающихся воспрепятствовать прорыву русских эскадронов вглубь материка. Такая тактика — небольших мобильных, одвуконь кавалерийских подразделений, перемещающихся на сотни миль (вёрст) и зачастую живущих «на подножном корму», была новым веянием в военном деле. Генеральные штабы европейских государств просили принять своих наблюдателей, но Константин Николаевич отказал — слишком высок риск, вражеские стрелки выбивают как раз самых нетипичных противников, внешне отличающихся от среднестатистического казака или солдата.

Крупные же силы в Калифорнию вашингтонские стратеги перебрасывать не решались, пока в Атлантическом океане свободно перемещались русские эскадры. Массовая патриотическая истерия в крупных городах России и донесения европейских дипломатов убедили сенаторов, что Константин, ради спасения любезной его сердцу Калифорнии, выберет время и непременно ударит по Нью-Йорку, разрывая всякое сообщение между континентами. Инициативы генерал-адмирала Константина Николаевича, сразу по возвращении из Америки настоявшего на строительстве парусно-винтовых клиперов трёх видов: в тысячу, полторы и две тысячи тонн водоизмещения и остановке постройки линейных парусных судов «заслуженные» адмиралы приняли в штыки. Но молодой великий князь, вдали от Петербурга растерявший весь «политес» заявил прямо: «Я так решил и так будет. Я лучше знаю, что нужно российскому флоту. Я больше вас знаю о будущем, которое ждёт Россию. Потому — исполнять!». Старики-адмиралы покряхтели и согласились. Всё-таки Константин был свой — моряк, да ещё дерзко, на шпагу, взявший бассейн реки Амур и Калифорнию. За семь лет удалось наладить строительство вполне приличных кораблей, а полуторатысячетонные красавцы типа «Разбойник» по праву считались обогнавшими время. К началу войны получилось ввести в строй восемь таких клиперов и два десятка «малышей». Великий князь, ставший уже и императором, как в воду глядел — именно крейсерские отряды парализовали морские перевозки неприятеля, обрушив все планы и расчёты политического руководства Северо-Американских Соединённых Штатов, — пришлось ставленникам торговцев и ростовщиков отложить поход на Калифорнию и отвечать на атаки русских из Атлантики.

Установка батарей по обе стороны Панамского перешейка вызвала дипломатический кризис. Но какой-то чересчур вялый — Константин, принимая послов великих держав, согласно кивал головой и «понимал» их возмущение попранием норм международного права и ущемлением суверенитета Новой Гранады. Но дальше понимания дело не сдвинулось. Позиция Российской империи была изложена предельно ясно — как только закончится война, зона перешейка будет немедленно демилитаризирована, а сейчас мощные гарнизоны, взаимодействуя с силами Атлантических и Тихоокеанских эскадр российского флота, удерживают столь необходимую для России «дорогу жизни».

Все попытки «надавить» Константин решительно отметал, заявляя, что обратится через головы кабинетов Вены. Берлина. Парижа, напрямую к французам, немцам и прочим — готовы ли они заплатить десятками, а то и сотнями тысяч жизней своих сограждан, за амбиции дипломатов, решивших ущемить интересы Российской Империи на другой, бесконечно далёкой от Европы «половинке» глобуса.

«Мы не позволим уничтожить превосходящим силам армии САСШ наших калифорнийских подданных. Панамский перешеек на период войны жизненно нам необходим. И баста»!

Сей исторически! ответ государя был опубликован в столичных, а затем и в губернских газетах, вызвав вторую волну патриотизма.

Надо сказать, если в первом большом конвое адмирал Истомин успешно перебросил через Атлантику двадцатитысячный Экспедиционный Корпус, то последующие конвои были куда как меньше — от трёх до семи транспортных судов, сопровождаемых двумя-тремя фрегатами или клиперами. Перевозили такие конвои в основном «ополченцев-переселенцев».

Император, воспользовавшись небывалым единением власти и народа, вслед за гвардейцами и черноморскими морпехами погнал в Калифорнию глав крестьянских семейств, вместе со старшими сыновьями. Помимо модного звания фермер, казна предоставляла таким переселенцам, не испугавшимся осваивать новые земли в военное время, «лучшие» участки в благодатных краях калифорнийских.