Золото Русской Калифорнии (СИ) - Осадчий Алексей. Страница 83

— Не разбазарим. Фёдор Петрович. Но всему своё время. Вон Корнилов с Нахимовым, обиделись, что Босфор не штурмуем.

— А что с черноморцами, — поинтересовался Невельской, — не перекинуть ли их к Евфимию Васильевичу, на Тихий океан? Хватит уж адмиралам и каперангам «обходить окрестности огромного Онежского озера»…

По тому, как захохотал Литке, стало понятно, балтийцы в споре черноморских коллег и императора держат мою сторону. Мелочь, а приятно. Ну, так и правда. ЗДЕСЬ иная реальность, близкая к моей, но уже иная. Крымской войны не случилось — Корнилов и Нахимов, безусловно, заслуженные и опытные адмиралы, но без героического ореола, обычные крепкие служаки. Недовоевавшие и потому, что уж скрывать, слегка завидующие Истомину и Невельскому, громившим американцев на Тихом и Атлантическом театрах. Интересно, как проявят себя Нахимов с Корниловым в войне Севера и Юга?

Книга 3

«Русская Калифорния. С Югом против Севера»

Глава 1

Февраль 1861 года в России этой реальности оказался самым обычным месяцем. Никаким ни «роковым», ни «судьбоносным», ни «переломным». Освобождение крестьян шло уже как шесть лет. постепенно и абсолютно спокойно, «без нервов». Кто хотел выйти из крепостного состояния. — делал заявление на сходе или оповещал старосту шли помещика и. здравствуй воля вольная. Правда надела лишался такой свободолюбивый гражданин, оставалось у дома максимум полдесятины огорода, но зато свобода. За пять лет «ползучего» раскрепощения не было ни одного случая саботажа, «торможения» крестьян в «крепости». Ни одного!!!

То. что Константин Николаевич, несмотря на годы молодые «крутенек», куда там покойному царю-батюшке Николаю Павловичу, срабатывало прям таки «волшебно». Помещики, за саботаж раскрепощения, убоялись вовсе не петровской палки и плахи, вытащенных «американским» императором из запасников Эрмитажа, а ссылки в «солнечную Якутию» и лишения дворянства по нисходящей — вплоть до внуков-правнуков.

Константин Неистовый из Америки привёз практику коллективной ответственности, поражая в правах целые семейные кланы, наплевав на знатность рода и прошлые заслуги перед державой, что преизрядно нервировало «цвет империи». Но «калифорнийские опричники» не дремали, брали под арест любого, кто оказывался заподозрен в «государственной измене». Константин, вернувшись из дальних странствий, ещё великим князем будучи, уговаривал Николая приравнять расхищение казны к измене Родины. Тогда попытка второго сына императора предотвратить воровство столь оригинальным способом успехом не увенчалась, но когда Александр отказался от трона в пользу младшего брата, «верхушка» напряглась. И. как оказалось, не зря.

Слухи поначалу по Pocсии ходили разные, но распускавших язык, что, дескать, сыновья возжелали «царствовать и всем владети» и потому «притравили» зажившегося Николая Павловича, а Александр получил мол. от Константина «в утешение» сто миллионов золотом с калифорнийских и сибирских приисков и польский престол, пресекались жёстко. Три с лишним сотни семей чиновников, офицеров, разночинцев, с детьми, внуками, отправились на вечное поселение на реку Лена. Жалели их уцелевшие страшно. Ведь не карбонариев каких перевёл в ранг государственных крестьян грозный самодержец, а исключительно благонадёжнейших и добропорядочнейших отцов семейств. А что немного у таких отцов-молодцов «к рукам прилипало» — так какая же это измена?

Император Константин в первые же месяцы царствования развязал войну с Северо-Американскими Соединёнными Штатами, объявил всю Россию на военном положении и пользуясь этим, нещадно гнобил казнокрадов и болтунов. Такие неоправданные строгости, в том числе и ограничение выезда за границу, ведь война то шла за океаном, не коснулась ничуть исконной Руси-матушки. пугали сановников до дрожи. Нередко до обмороков и сердечных приступов доходило во время приёмов у государя.

Однако ж романтически настроенная молодёжь, в отличие от присмиревших родителей, рвалась за океан в далёкую и прекрасную Калифорнию, живописные виды коей, продуманный великий князь с 1848 года запечатлевал и отсылал в фотографических картинах в Санкт-Петербург.

И вот новой повод покинуть отчий дом у юных искателей приключений — на сей раз задрались две половинки расколовшейся Америки: Север пошёл против Юга.

Россия высказалась за поддержку отделившихся южных штатов, объявила набор в «Добровольческий корпус» предназначенный к защите Юга. подвергшегося неспровоцированной агрессии негодяев северян. Константин даже простил адмиралов Корнилова. Нахимов и большую группу офицеров Черноморского флота, вздумавших критиковать реформы армии и флота и сосланных чуть ранее в Кондопогу.

Опальные моряки отбыли на американскую войну в качестве волонтёров, то ли надеясь искупить кровью вольнодумство, то ли в чаянии перебраться на жительство в Калифорнию. А может по примеру колонистов поляков — попросить гражданства Конфедерации, там заделаться адмиралами и в награду за подвиги негров получить в услужение и огромные хлопковые плантации…

Деловые люди давно желали вложиться немалыми капиталами в заокеанские губернии, но Константин предпочитал денежных подданных толкать на освоение сибирских просторов. Мол. на Аляске, в Калифорнии и Орегоне, отвоёванном у САСШ по итогам Русско-Американской войны 1855–1857 годов, денег и так хватает — и золотые и серебряные прииски работают без часа простоя.

Даже именным указом создан монетный двор Американского наместничества, где чеканят серебряные рубли и золотые червонцы. Русской Америке не деньги нужны — люди! Потому Российско-Американская компания и держала представительства в половине губерний, бедноту принимая, ссужая денег на переселение.

О несметных богатствах императора и его компаньонов, старообрядцев-аввакумовцев, легенды ходили чище, чем о Жар-птице и неразменном рубле. Приехавший на побывку из Калифорнии Николай Васильевич Гоголь, намеревался увезти в Русскую Америку писателей, поэтов, художников и композиторов, дабы те. напитавшись романтикой дальних странствий, воочию увидев необъятные просторы империи Российской, раскинувшейся аж на двух континентах, создали величайшие произведения…

— Александр Михайлович, — канцлер сердито воззрился на суверена из-под очков. — да не хмурьтесь так. Прямо дрожь пробирает, вы словно учитель строгий и суровый. Ну надо вам побывать с визитом в Ричмонде. Понимаете. — ОЧЕНЬ надо. Сам бы с превеликим удовольствием пересёк океан. Но — увы…

— Ваше величество, — Горчаков досадливо поморщился. — столько в Европе дел неразрешённых.

— Полно, канцлер, в прусско-датскую драку мы не полезем. Чёрт с ними с тевтонами, пускай отгрызают кусок от старушки Дании, строят там Кильскнй канал, шли как там его назвать решатся, не суть. Мы промолчим.

— Но, почему? Вы же моряк, генерал-адмирал флота Российского и считаете тот будущий канал чрезвычайно важным для переброски эскадр. Или же приняли решение сделать Пруссию основным союзником? Ваше величество, если я. как канцлер, узнаю об изменении вектора российской политики последним!

— Не горячитесь. Александр Михайлович. Экий вы порох! Поди не раз и не два дрались в Лицее с Александр Сергеичем то? Было дело, признайтесь?

— Ах. Константин Николаевич, всё-то к шуткам сводите.

— Серьёзно, Канцлер. Сейчас совершенно серьёзно. Да, отдать пруссакам Шлезвиг-Гольштейн, значит усилить Берлин. Но тут другое интересно. Представьте, начнёт немчура копать канал, возжелает флот сильный построить, так оно и прекрасно. Во-первых на армию меньше потратятся, а во-вторых сильная Пруссия в сердце Европы, сей факт означает, что Франция будет с нами дружить и дружить. К вашей величайшей радости, мой франкофил!

— Уели старика, ваше величество! Уели.

— Какой же вы старик. Александр Михайлович. Мужчина в самом расцвете сил! Орёл, можно сказать!

— Ваше величество, коль я орёл, то позвольте обратить ваше внимание на моих «орлят».