Темнолесье (СИ) - Рене Жан Кристобаль. Страница 1
Темнолесье
Жан Кристобаль
ГЛАВА 1
"Чу! Ха… Чу! Ха! Чу… ха…"
— Что это, Радан? Никак птица какая на болоте кричит? Странно как-то… Ни разу такого крика не слышала… Радан?
— А?
— Ты меня слышишь?
— Слышу, Дея. И это "чу… ха…" слышу. Может, зверь какой?
— Ты куда? Не ходи за порог! Не смей!
— Я к окну, глупенькая. Гляну, чего там. Спи, не волнуйся.
— Не могу. Птица эта странная.
— Да с чего ты взяла, что это…
— Радан? Радан, что с тобой? На тебе лица нет. Что там?
— Ничего. Спи…
— А вот и нет! Говори, что видел!
— Ничего. Показалось. Полнолуние шутки шутит.
"Чу! Ха…"
За месяц до…
Сенка приподняла подол, коснулась босой стопой воды. Брр… Ледяная совсем. Лето на дворе, лес птичьим гомоном полнится, а здесь, в Темнолесье, словно хоромы королевы снегов. Ни за какую награду не рискнула бы Сенка одна в такую глушь забрести. Но так то если б одной пришлось…
Девица обернулась, поискала взглядом Горана. Вот он, ее ненаглядный. Всем хорош Сенкин любимый. Высокий, косая сажень в плечах. Силушкой может с любым в селе потягаться. А красив-то как! Глаза голубые, что два омута. Утонуть можно, себя забыв. Да и утонула Сенка. Давно утонула, отдав всю себя суженому. Никого не слушала. Подруги шептали:
"Стыдоба какая! Неужто девка за парнем должна ручной собачонкой бегать? Где это видано?"
Только улыбалась Сенка. Улыбалась, да тайком от мамки бегала на свидания. Не могла не бегать.
— Поздно уже… Вернемся?
Сенка виновато посмотрела на Горана. Гигант улыбнулся. Спросил ласково:
— Устала, милая?
— Устала. Зачем мы здесь, Горан? Могли бы на старую мельницу сходить…
Парень поморщился, потом шагнул, приобнял милую.
— Глянь, красота какая.
Котёнком пригревшимся прильнула к нему Сенка. Разве что не замурлыкала.
— Красота…
Дубы ветвями высоко над головой сплелись. Шатёр зелёный от жаркого солнышка Темнолесье хранит. По подлеску тени странные бродят. То ли ветви ветер шевелит, то ли птицы в кронах с ветки на ветку перепархивают. Но гомона пичужек не слышно. Может, ко сну готовятся? Только журчанье прозрачных струй. Родник из-под корней пробивается, бурлит крошечными водоворотами и скачет по камням куда-то в сторону непролазного бурелома. Больше ни звука.
Нет, не скажет Сенка, что никакое Темнолесье не красивое. Не поведает, что могильным холодом веет от этого леса. И тишина эта странная… Подлесок весь дубы убили. Кривые ветки сухостоя словно пальцы невиданных чудищ. Вот-вот оживут и сомнут жалких людишек. Да и тишина эта…
Но пока рядом Горан, не боится ничего Сенка. Горан её от любой беды сбережёт.
Словно прочёл её мысли парень, повернул к себе лицом и в алые губы впился. Поцелуй крепкий-крепкий. Аж дух захватило у Сенки. Всё на свете позабыла. И лес этот, и тишину, и мамку… Неважно это. Важен только он, Горан. И руки его ласковые да сильные. Опустился он на колени перед зазнобушкой своей. Платье и исподнее у Сенки простое, домотканое. Пальцы парня медленно и осторожно краешек ткани приподняли. Словно от грубой земли самоцвет очищая. Ножки у Сенки стройные. Кожа белая, нежная словно шёлк. Девица все желания своего милого угадывает. Не первый раз он её ласкает. Придержала подол, а он поцелуями бёдра покрыл, раздвинул их немного, губами ложбинки коснулся. Жар сразу по низу её живота разлился, ноги ватные стали. А Горан уже поднялся, платья милой через голову стянул и припал губами к груди. Язык острые соски лижет, пальцы словно впервые по телу любимой скользят. Сладко стонет Сенка, выгибается, тает в руках любимого. Путаясь в завязках, снимает с Горана одежду, оглядывается беспомощно. Не лечь… Лесная подстилка колючая. Парень нависает над ней горой, крепко ягодицы сжимает. Сенка понимает без слов. Обвивает шею любимого, закидывает ноги на его бока, повисает в сильных руках, чувствуя, как его налитая силой и желанием плоть трётся о бёдра. Горан прижимает милую к стволу могучего дуба. Медленно входит в неё. Нежность! Как же он нежен с ней! Сердце бьется испуганной птичкой. В ритме любви стучит. Спина трётся о жёсткую кору, но боли нет. Есть только сладкая нега. Крик рвётся из груди Сенки. Горан стонет в наслаждении, ускоряет движения. Девица, не помня себя, вцепляется в руки любимого. На пике наслаждения она уже не жаждет нежности. Любовник вновь прочёл её мысли, до боли сжал ягодицы. Грубо, но всё равно нежно. Сам исходя радостным рыком, вторя стону любимой.
И снова мурлыкающим котёнком прижалась Сенка к милому. Тихо стоит, не смеет шелохнуться. Сумерки скоро. Тени ночные из-под корней острые языки показывают, словно редкие травинки на вкус пробуют. А ей всё равно. Горан рядом. И никого не надо.
— Хороша! Ой, хороша!
Взвизгнула девица. За милого своего спряталась и испуганно на пришелицу взглянула. Красивая, стройная. Одежда на ней богатая. Таких тканей Сенка отродясь не видела. Что благородная в такой глухомани делает? Почему так по-хозяйски на них смотрит. Да и взгляд этот… Вмиг страхи прежние вернулись.
— Что ж ты прячешься, милая? Покажись, не бойся.
Хоть голос и ласковый, да Сенка себя безродной собачонкой чувствует. Всё крепче пальцами в руки Горана вцепляется. Защиты ищет. А милый застыл, не шелохнётся. Шелестит платье. Вокруг Горана обходит пришелица. Языком довольно цокает.
— Хороша!
Страх и стыд девицу душат. Прижимается к Горану, трясётся вся.
«Сделай что-нибудь, милый! Скажи, чтоб уходила! Негоже ей меня словно птичку диковинную разглядывать!»
— Подержи её!
Не сразу поняла Сенка, что богачка любимому эти слова говорит. А Горан схватил за волосы милую свою. Крепко схватил, как овцу перед закланием. Ближе шагнула пришелица, споро грудь Сенке ощупала, живот погладила. Потом пальцы между её ног запустила. Грубо, больно. Вскрикнула девица, слёзы на глазах выступили. Забилась в руках Горана. Он поглядел на богачку, словно совета спрашивая, потом по лицу Сенку ударил. Ладонью. Со всей силы. Заскулила бедняжка. С обидой, горько заскулила.
А Горан хохотнул и спросил у пришелицы:
— Что, прямо здесь?
— А сил хватит? Ну, да ладно. Помогу.
Потом глянула на Сенку, слёзы проливающую. И показалось девице, будто лютый волк на неё смотрит. Глазищи рыжие, почти жёлтые. Красота богачки с этими глазами словно мириться не хочет. То обычными они становятся, а то злыми, охряными. Улыбнулась, как оскалилась, и руку на причинное место Горану положила. Покосилась туда Сенка, вздрогнула. Не может у мужика такой огромный быть… Или может? Сенка кроме Горана и не знала никого.
— Начинай!
Тут же наземь бросил её милый. Сучья, как иглы, кожу на коленках проткнули. А он навалился сзади, притянул Сенку.
— Больно, Горан! Больно!
А любимый словно и не слышит.
Пришелица подняла юбки, присела напротив. Сенка сквозь слёзы видит, как бесстыжая богачка сама себя ласкает. Пальцы мокрые её видит, видит, как глаза закатывает, как шепчет слова на непонятном языке. Всё громче, громче! Потом бросилась к Сенке, впилась ей в губы поцелуем. И сразу такая боль скрутила Сенку, какую она за всю свою недолгую жизнь ни разу не испытывала. Крик рвётся из груди, да богачка губ не отводит. Вцепилась, словно клещ. Хочет вырваться Сенка, да Горан держит её крепко. И кажется ей, что не любимый это, а зверь какой лесной. Словно медведь с ней забавляется, похоть свою ублажая. Как терпеть уж невмоготу стало, мир чёрной дымкой застлало. Сомлела девица.
— Скоро хватятся её. Мне уж в деревню нельзя. Оно того стоило?
— Дурак ты, Горан. Твоя сила только-только дозрела, но и перезреть может. Ещё немного, и поздно было бы. А девка хороша! Хороший окот будет!
— Не мало ли? Всего два щенка?
— Остальных по лесу отлавливать будешь. Мало ли дур, по грибы в глухомань забредающих.