Темнолесье (СИ) - Рене Жан Кристобаль. Страница 5

«Зачем тебе эта шлюшка Дея? Она передо мной, что собачка безродная. Вернись. Ублажай меня, и одарю тебя щедро!»

Голос прямо в голове слышен. Сил лишает. Мысли путает.

«Морок это всё, тупица. Морок! Беги от берега, дурак!»

То ли послышалось Радану, то ли слова Егеря вспомнил. А может, и сам Егерь с ним заговорил мысленно. Но пришёл в себя парень. Обернулся к тварям, дорогу в деревню преграждающим. Шаг, еще шаг… Когда через морок прошёл, исчезло наваждение. На этом берегу никого. А там, у опушки Темнолесья, ведьма бушует. Непотребные ругательства выкрикивает. Егеря проклинает. Уселась на одного из слуг и вниз вдоль берега поскакала. Свора вслед за хозяйкой бросилась. Пропали во мраке ночи. А Радан, уставший и напуганный, к дому поспешил. Ворвался в двери распахнутые, увидел Дею, что спокойно на ложе спала, ладошку под щёку подложив, и только тогда выдохнул облегчённо.

ГЛАВА 5

Утром на селе шум стоит. Служивые ещё затемно в амуницию обрядились да скарб свой нехитрый на две подводы уложили. Ждут команды Радана, чтоб в обратный путь отправиться. Сенельцы тоже готовы. Этим и готовиться не надо. Вещевой мешок за плечами да посох — вот и все снаряжение. Святош в любой деревне обязаны привечать, кормить, поить да спать укладывать. Королевству они нужнее, чем войско, вот и носятся с ними властители, оберегают.

На заре к Радану сам лева Антоне пожаловал. Договорились, что до ближайшего города сенельцы вместе с отрядом пойдут. Радан ничего святоше не рассказал. Уж слишком ночная история невероятной казалась. Да и задержка это лишняя, а он рвался побыстрее из села уйти. Позабыть побыстрее последние две ночи. Старик всё задерживался, всё смотрел испытующе. Потом не выдержал, спросил:

— Скажите, лева Радан, а вы ничего подозрительного не заметили этой ночью?

Радан ничем смущение не выдал. Твёрдо ответил:

— Нет, лева Антоне, этой ночью я спал как убитый.

Старик сокрушённо покачал головой, затем встал, шагнул к двери. Уже выходя бросил:

— В первый раз за все тридцать лет у меня нехорошее предчувствие, лева Радан… Что-то мы упустили.

Воин вдруг понял, что с ним говорят откровенно. Перед ним был усталый старик, а не злобный корноухий пёс. Губы Радана шевельнулись, он был близок к тому, чтобы рассказать о своих ночных приключениях. Дее не рассказал, а этому зверю в суконной сутане рассказать собрался. Но вовремя вспомнил, какими методами сенейцы из подвергшихся внушению правду выбивают, да язык прикусил. Лучше молчать. Молчать и побыстрее из этого гиблого места в столицу убежать. Боязнь за себя, за Дею, пересилила долг офицера. Старик постоял секунду, и вышел.

Дорога на ближайший город шла через Темнолесье. Прямая как стрела, пересекает дубравы и буковые леса, никуда не сворачивая, не петляя. Эти пути в стародавние времена колдуны проложили, чтобы быстро по материку перемещаться. Хоть какая-то польза от тёмной магии. Ни один жёлудь, на дорогу упав, не прорастает, ветки упавшие словно ветер к обочине сносит. Колдовство всё еще силы не утратило, хоть прошло с тех пор несколько тысяч лет. Путник безбоязненно может днём по ним ходить. Лишь бы с дороги не сворачивал, лишь бы в Темнолесье не углублялся. Говорят, что не было случая, чтобы днём какой колдун тёмные дела на них творил. Что-то эту братию отпугивает, да и тварей лесных тоже. Другое дело — ночь. Как только темнота вползает на дороги, накрытые сверху, словно шатром, сплетёнными высоко над головами путников ветвями, сразу копыта, когти, щупальца жадных до крови зверей на неё ступают. Ночью из провинции в провинцию странствующие ведьмы да колдуны путешествуют, ночью сделки запретные простой люд заключает. Кому от хвори излечиться надо, кому земле плодородие вернуть, а кому и порчу да потраву на соседа навести, или богатого родственника извести. Измельчали колдуны. Из властителей мира в простых ремесленников обратились.

Зная это свойство колдовских дорог, Радан спозаранку отряд свой в путь погнал. Раннее утро прохладой щедро одарило, да служивым и святошам всё равно. Шагают весело. Даже на угрюмых физиях сенельцев улыбки мелькают. Дело сделано, можно уж местного колдунишки не опасаться, да и отдохнуть от дел праведных, за просыпающимся Темнолесьем наблюдая.

Отряд растянулся на добрых две сотни шагов. В авангарде шла повозка, на которой ехала Дея. Радан рядом едет, норовистого коня придерживая. Не хочет от любки далеко отходить. Следом солдаты идут, промеж собой болтают. Не строем идут, вразнобой. Сенельцы вместе держатся. В арьергарде шагают. Уж пару верст путники прошли. Солнце сквозь листву дорогу ярко освещает, страхи ночные выжигая. Расслабились служивые, да и святоши тоже.

Никто не ожидал, что из крон слуги Стешки спрыгнут, солдат под себя подминая, кости ломая и плоть разрывая. Первыми святоши очнулись. Светлая магия заискрилась на кончиках пальцев, молниями на зверей обрушились. Тут-то впервые Радан, что палаш свой из ножен рванул, увидел, как вытягиваются в удивлении, а потом и в ужасе лица сенельцев. Никакого вреда молнии слугам Стешки не причинили. Ни тем, что последних солдат добивали, ни тем, что желто-серой волной из леса на святош хлынули. Не было боя никакого. Бойня была. Только трое солдат в живых осталось. Возница и двое охранников, что возле повозки с Деей шли. И то потому, что чудища повозки этой избегали. Еще Радана избегали. Он в бой рвался, коня на слуг колдуньи направлял, да те только огрызались и в сторону отскакивали. А напасть — ни-ни.

Солдаты, как и святоши, ни за грош погибли. Но что они сделать могли, коль копья шкуры тварей не пробивали, отскакивая от них, как от бронзы. И палаши не брали лесных чудищ. А те, быстрые как мысль, в один прыжок от одного до другого служивого скакали, калеча и убивая. Над поляной густой запах крови свежепролитой и кишок порванных стоит. Рвут лапами тела солдат слуги колдуньи, с пылью дорожной кровь и мясо смешивая.

"Радан… Радан!"

Голос знакомый какой! Радан заозирался сначала, и только потом понял, что в голове его этот голос звучит. Егерь! Да вот он, за деревьями прячется. В дневном свете его звериный облик совсем жутким кажется. Зря Радан его со львом сравнивал. Эта тварь крупнее льва раза в три.

«Радан! Спасай Дею. Ко мне отправь. Быстрее!»

В гневе фыркнул парень. Да где это видано, чтобы королевский воин добровольно невесту свою в лапы колдуна передал?

«Быстрее, дурак! Стешка тебе вреда не нанесёт, а вот соперницу сгубит. До сих пор не сгубила, потому что ты рядом был. Боялась, что бросишься защищать и под шальной удар попадёшь!»

Оглянулся на повозку. Как же он от невесты далеко отошёл. Тройка оставшихся солдат к повозке жмется, копья наперевес держит. А между Раданом и пехотинцами сразу четыре зверя к прыжку готовятся.

«Быстрей, дурень!»

— Беги, Дея!

Радан рукой на лес показывает, милая взгляд с него на деревья и обратно переводит. Боится за него.

— Беги!

Решилась! Спрыгнула, побежала, как в последний раз. Звери бросились на неё. Прямо на копья бросились, смяли перепуганных пехотинцев. Те девице секунды драгоценные сберегли. Переступила невидимую черту Дея, и тут же к ней Егерь тенью чёрной метнулся. Взвизгнула бедняжка, даже обратно на дорогу со страху прыгнуть хотела, да колдун с ней церемониться не стал. Усыпил, слово особое выкрикнув, схватил зубами поперёк тела и в лес бросился. Выкрикнул только голосом своим беззвучным:

«В деревню возвращайся. Туда ей ходу нет, пока кто не позовёт!»

Вся свора Стешкина вслед за Егерем побежала. Один на дороге Радан остался. В живых только он да кони. Птичий гомон в кронах, ветер слегка ветки покачивает. Солнце даже сквозь листву припекает. Если не смотреть туда, где смерть балом правила, можно подумать, что ничего не изменилось в мире.

Что же делать? Послушаться колдуна, да в деревню бежать? Или по следу идти?

— Вот и снова свиделись, Радан. Не забыл меня, милый?