Считаные дни - Линде Хайди. Страница 1

Annotation

Лив Карин не может найти общий язык с дочерью-подростком Кайей. Молодой доктор Юнас не знает, стоит ли ему оставаться в профессии после смерти пациента. Сын мигранта Иван обдумывает побег из тюрьмы. Девочка Люкке находит своего отца, который вовсе не желает, чтобы его находили. Судьбы жителей городка на западном побережье Норвегии абсолютно случайно и неизбежно переплетаются в истории о том, как ссора из-за какао с булочками может привести к необратимым последствиям, и не успеешь оглянуться, как будет слишком поздно сказать «прости».

Хайди Линде

Эпилог

notes

Хайди Линде

Считаные дни

Земля тебя примет.

Всему свое время, смирись с судьбой,

Дорога жизни уходит за горизонт,

Но что тебя ждет за этой чертой?..

Земля тебя примет.

Стефан Сундстрём

Каждый день до конца своей жизни она будет мысленно возвращаться к этому моменту. Раннее утро понедельника, кухня в голубых тонах, аромат свежеиспеченных круглых булочек, лежащих в корзинке на столе, размеренное тиканье часов на стене сбоку от холодильника — она втайне перевела их на три с половиной минуты вперед в надежде на то, что остальные члены семьи перестанут опаздывать. Все кажется таким знакомым и обыденным, как унылый октябрьский дождь, что стучит в покрытые мутными разводами оконные стекла — надо бы их помыть, — и, судя по всему, сегодняшний день — самый что ни на есть обыкновенный.

— Вообще сырые, — ворчит Кайя, надавливая пальцем на лежащую перед ней на тарелке разрезанную булочку.

— Они такими и должны быть, — произносит Лив Карин, — я по рецепту пекла.

— И что, они должны быть непропеченными? — Кайя поднимает глаза и смотрит на нее. — Что это за рецепт такой, чтоб булки были внутри сырыми?

Глаза у нее обведены черным карандашом, Лив Карин уже устала делать замечания, она решила, что дочь и сама перестанет так краситься, если никто на это не будет обращать внимания. Но мальчики, само собой, это замечали — скорее недоуменно, чем зло, и в прошлые выходные, когда Кайя собиралась на вечеринку, Магнар бросил ей: «Ты что, хочешь быть похожей на потаскушку, тебе что, нравится так выглядеть?»

Кайя отпихивает булочку указательным пальцем на край тарелки. Ногти покрыты темно-бордовым лаком. Когда Кайя была помладше, вечно обкусывала ногти, однажды они даже повесили на дверцу холодильника календарь: каждый день, когда Кайе удавалось удержаться от пагубной привычки, отмечался крестиком, и в конце концов она даже получила фигурку из игрового набора, о которой мечтала.

— Ладно, пей какао, пока не остыло, — говорит Лив Карин, — тебе на автобус через десять минут.

Кайя тяжело вздыхает, словно для того, чтобы протянуть руки, взять чашку с какао и донести ее до рта, требуются титанические усилия. Какао — самое настоящее, сваренное на молоке и шоколаде, Лив Карин взбивала его, пока не взмокла, стараясь, чтобы напиток не пригорел в кастрюльке. Кайя вытягивает накрашенные алой помадой губы трубочкой, намеренно громко отхлебывает и отставляет чашку в сторону.

— Ты что, сахар забыла положить или как?

— Черта с два я еще для тебя что-то сделаю, — не выдерживает Лив Карин.

— Чего? — усмехается Кайя.

— Мне осточертело скакать перед тобой на задних лапках! — кричит Лив Карин, чувствуя, как волна жара нарастает в груди и разливается по рукам. — Я встаю без четверти шесть, чтобы приготовить для тебя нормальный завтрак, ты хоть знаешь об этом?

Кайя спокойно смотрит на нее подведенными черным глазами. Мальчики, если с ними разговаривать жестко, всегда идут на попятный, Лив Карин удивляется и даже пугается, как мало нужно, чтобы они потупили взор и смутились, а с Кайей все не так.

— Тебя никто и не просит, — отрезала дочь, — раз это так трудно. Ты же сама решила, что надо вставать ни свет ни заря, тебе же хочется корчить из себя жертву.

Она начала разговаривать в таком тоне еще осенью, когда переехала в съемную комнату с мебелью и пошла в гимназию в Воссе. У них вроде бы можно изучать психологию, и когда Кайя в прошлые выходные была дома, она не удержалась от дерзкого комментария, вставив словечко «проекция», когда Лив Карин выговаривала Магнару за грязную одежду.

Чувствуя, как кровь приливает к рукам, Лив Карин до боли сплетает пальцы, а Кайя тем временем выуживает из заднего кармана узких рваных джинсов мобильный телефон и, набирая пароль на экране одной рукой, другой хватает с тарелки круглую булочку, откусывает и жует, всем своим видом демонстрируя отвращение.

— Ты ведь должна как-то помогать, — продолжает Лив Карин. — Мы все же одна семья.

Кайя, прищурившись, смотрит на экран телефона, водит по нему указательным пальцем, потом замирает и что-то удивленно разглядывает, прежде чем улыбнуться чему-то своему, и палец снова скользит по экрану.

— Слушай хотя бы, когда с тобой разговаривают! — звенит голос Лив Карин.

Кайя отрывает взгляд от экрана мобильного, и Лив Карин пугается выражения ее лица, так хорошо знакомого и в то же время чужого. И дело не только в том, что она стала по-новому краситься, или в ее упрямстве — к этому Лив Карин уже привыкла, с самого рождения Кайи. Но теперь появилось что-то новое: пухлые губы, резко очерченные скулы, лоб, который словно стал выше, — это лицо юной женщины, ей всего шестнадцать, но тем не менее: прежде всего, перед ней привлекательная молодая женщина — вот что видит Лив Карин и не может объяснить, что же внутри нее так сопротивляется этой красоте.

Взгляд Кайи скользит по лицу матери, прежде чем она невозмутимо произносит:

— Ты как-то ужасно растолстела в последнее время, это что, из-за климакса?

И вот тогда Лив Карин сметает на пол все, что стоит на столе. Чашка с какао, корзиночка со свежей выпечкой, миска с яичницей-болтуньей и тарелка с козьим сыром — она открыла новую упаковку, хотя в старой что-то еще оставалось. Лив Карин смахивает все одним движением, и посуда летит на пол, разбивается с оглушительным звоном, вдребезги, на мелкие кусочки, и носки тут же впитывают растекшуюся по полу влагу.

— Какого черта! — вопит Кайя и так резко вскакивает со стула, что тот опрокидывается у нее за спиной, но уже слишком поздно: огромное пятно расплывается по штанине.

— Ты вообще уже сбрендила? — орет Кайя, хватает со стола оставшуюся аккуратно лежать сложенную салфетку и прижимает ее к пятну на джинсах.

Глядя на дочь, Лив Карин слышит собственное прерывистое дыхание. Затем она обводит глазами кухню, где все происходит совсем не так, как она себе представляла, не так, как планировала. К ножке стула прилип ломтик огурца.

— Чокнутая бабища! — орет Кайя.

Она сует мобильник в задний карман и осторожно, на цыпочках, стараясь не наступить в лужицу какао, направляется к входной двери.

Лив Карин чувствует, как кровь толчками приливает к рукам, и бросается вслед за дочерью.

— Можешь не возвращаться, — бушует она. — Если ты и дальше собираешься так себя вести, можешь вообще домой не приходить.

Кайя лихорадочно натягивает легкие сапожки цвета спелой сливы, и Лив Карин приходит в голову, что надо бы сказать, чтобы надела резиновые сапоги, взяла дождевик и зонтик: в новостях передавали, что в течение почти всего дня ожидается сильный дождь; но она не произносит ни слова, а Кайя, не глядя на Лив Карин, сдергивает с вешалки, тесно забитой одеждой, кожаную куртку, хватает школьный рюкзак и сумку.