Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья. Страница 1

Отец Пепла

Пролог

Великий город гномов Охсфольдгарн был вторым по красоте и богатству в гномской империи Кхазунгор, он перекрывал своей каменной тушей одноимённый перевал, а власть в городе принадлежала колену Зэльгафову, — династии Зэльгафиваров.

Ко дню нынешнему на престоле Охсфольдгарна восседал рекс Улдин Кромах эаб Зэльгафивар по прозвищу Необъятный, гном множества достоинств и неисчислимых недостатков. Из своей твердыни он декадами правил обширной державой, постоянно укрепляя власть и обогащаясь. Даже Горный Государь, — верховный правитель всех гномов, — поражался умению двоюродного брата копить золото.

По коридорам и залам твердыни разносился басовитый рёв труб, — рекс приказывал наследнику крови прибыть и склониться перед троном; Оредин Улдин эаб Зэльгафивар отложил дневные дела и отправился. Чернобородый и темноглазый гном в самом расцвете сил, облачённый в синие одежды с злотыми и серебряными украшениями, шагал по твердыне, гордо держа руку на эфесе меча, один, без свиты и собственной охраны. В преддверии тронного зала он передал оружие страже и прошёл в приоткрывшиеся двери.

Тронный зал рекса Улдина был запрятан в самом сердце твердыни, под охраной грозных Собственных. Обширную залу составляли стены полированного чёрного мрамора с серыми прожилками; восьмигранные колонны поддерживали сводчатый потолок, с которого свисали родовые стяги; пламя гигантских очагов, играло на камне и платиновых капителях.

Сам Улдин расплылся на золотом троне, который был столь широк, что почти превратился в ложе. Перед ним на большом столе громоздились яства со всего света, рекс ел и пил безмерно, однако, никогда не бывал полностью сыт либо совершенно пьян. Его кормили и поили молодые красивые гномки, потому что самостоятельно правитель мог только жевать. При каждом движении на шеях кормилиц позвякивали усыпанные самоцветами ошейники.

Наследуя престол, этот гном подавал надежды великого правителя, и первые десять лет у всех вызывал восхищение мудростью, основательностью, храбростью. Но власть выявляет изъяны в каждой душе, а безмерная власть ещё и питает их. К своему двести двадцать девятому году жизни рекс Охсфольдгарна подошёл непомерно раздутым бурдюком жира, который уже более ста лет не держал в руках оружия и не носил брони. Некогда густая борода цвета воронова крыла поседела и стала казаться редкой на четырёх подбородках, карие глаза скрылись в наплывах жира, из оттопыренных ушей торчали пучки волос, а все зубы во рту заменяли протезы рунного золота. Улдин покрывал необъятное тело своё лишь самым дорогим чёрным шёлком и носил мантию лишь из самой дорогой чёрной парчи, отделанной бриллиантовым мехом кайлудан-зверя; где-то в шейных складках потерялась толстая золотая цепь, а ещё он любил короны. Последние несколько месяцев рекс отдавал предпочтение венцу с четырьмя широкими тупыми зубцами, в которых сидело по громадному ромбическому изумруду.

Улдин вяло шевелил руками, открывая рот, когда одна или другая наложница подносила к жирным губам ложку, медленно с наслаждением пережёвывал пищу, смакуя каждую порцию, громогласно отрыгивал и повторял всё сызнова. Его глаза-щёлочки были совсем закрыты, казалось, рекс насыщался во сне, но, когда дверные створки раскрылись, он приподнял веки.

— Государь, — старший наследник приблизился на предусмотренное расстояние и поклонился, — ты звал меня?

Оредин ненавидел тронный зал. Это огромное место казалось ему сотканным из твёрдой тьмы, расчерченной серыми молниями тлена; как бы жарко ни горел огонь в очагах, морозец всё равно пробирал до костей. Во времена деда Кромаха, как говорили, это место было шумным и душным от пировавших гномов, стены покрывали тёплые деревянные панели с развешанными трофеями, мёд и пиво текли рекой, а в середине пылал длинный очаг, над которым шипели разделанные туши. Очага того больше не было, вместо него рекс Улдин заказал во всю длину зала громадную карту Хребта, выложенную самоцветами, по которым теперь шагал его сын. Никогда и нигде Оредин не чувствовал себя более скованным, чем здесь.

Необъятный шумно втянул воздух, облизнулся и заговорил сиплым, придушенным голосом:

— У меня есть для тебя задание… сын.

— Приказывай, — ответил Оредин, стараясь смотреть чуть левее или правее, но только не в расплывшееся родительское лицо.

— М-м-м, недавно в наши руки попал человек… дикарь, один из тех бесчисленных паразитов, которые забились в складки нашего прекрасного Хребта. Мастерам заплечного ремесла пришлось поработать, он был крепок и хорошо терпел боль… но недостаточно хорошо.

Рекс надолго замолчал, словно уснул посреди разговора, и Оредин перевёл взгляд намного правее, туда, где подле одной из колонн, в тенях стояла его семья. Мать Тайнара, законная жена Улдина; брат Груориг и две сестры. Они всегда стояли там, когда рекс призывал наследника. Негласные заложники. Отец пристально следил за тем, чтобы Оредин проявлял покорность, и чтобы не пришлось поступать с ним также, как с первенцем, пожалей его Мать-Гора.

— Оказывается, в наших владениях есть одна непримечательная долина, — продолжил рекс, — А вход в неё закрыт воротами, откованными из бронзы. Ты слышал о таком?

— В горах сотни тысяч ущелий и долин, многие перекрыты воротами, это не диковина, государь.

— Не диковина… Хм. Человек показал, что в долине живёт народ… давно живёт, полторы тысячи лет. И у этого народа есть… дракон.

Оредин ждал, что сейчас отец исправится, скажет то, что хотел сказать, а не то, что получилось. Но нет, Улдин следил за наследником сквозь узкие щёлочки, и глаза его поблескивали.

— Дракон, государь?

— Дракон, — сипло выдохнул рекс. — Нам стало известно, что за прошедшие сотни лет эти… людишки… доставляли много бед окружным племенам. Да. Якобы они очень воинственные, грабили золото и воровали женщин поколениями… заслужили дурную славу. И у них есть дракон.

— Не повредился ли пленник умом от боли, государь? Невозможно жить рядом с драконом.

— Невозможно… нет. Странно, однако, я склонен верить ему… Уж слишком подробными вышли показания. Старый дракон… они поклоняются ему как богу, и веками стаскивают сокровища в его пещеру, чтобы твари слаще спалось, думаю… Я уже сказал, что дракон очень стар?

— Да, государь.

— Хм…

Наследник молчал, когда рекс опять впал в оцепенение, только сиплое дыхание выдавало в нём жизнь.

— Экспедиционный корпус…

— Государь?

— Пять тысяч ратников и три сотни моих Собственных, отборных… Артиллерия… Немного гулгомов и рунных мастеров для острастки, большие вагоны для перемещения… Ты поведёшь их… сын.

Оредин сказал бы, что рекс мог присовокупить ко всему этому и другого полководца ему на замену, однако, не посмел дерзить. Наследник видел в отце чудовище, средоточие великого зла на теле мира, и, возможно, возглавил бы мятеж, если бы не память о старшем брате. Вот, кто был отважен и умел вести за собой, вот, кто истреблял зло везде, где находил его, вот… кого предали все самые близкие друзья, когда Улдин понял, что наследник непреклонен в своей решительности. Оредин содрогался всякий раз, когда в памяти всплывала картина: изрубленные останки Трорина, заливающие кровью самоцветную карту Хребта, вот здесь, на этом самом месте, где ему самому теперь предписывалось стоять.

Почему все повиновались воле алчного рекса? Да потому, что у него была власть. Истинная, не привязанная к золоту, стали, чистой крови, власть. Враги рекса страшились роптать, они верили, что он всё знает, и что лишь ждёт, когда они ошибутся, чтобы нанести удар. Ожирелое сердце Улдина ещё билось только благодаря бесконечной алчбе, острый ум сплетал интриги даже в грёзах, а вялые бессильные пальцы насмерть вцепились в власть. Все подданные Охсфольдгарна были у него в заложниках, даже если сами не понимали этого, и прежде остальных — собственная семья.