Остров тетушки Каролины - Пиларж Франтишек. Страница 1

Франтишек Пиларж

Остров тетушки Пиларж

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

в которой Паржизек-отец и Паржизек-сын приходят в изумление

Утро. Над Браником взошло солнце.

Его лучи облили матовым золотом стеклянные рамы парников с овощами, посеребрили капельки росы на кочанах цветной и савойской капусты, проказливо заглянули в окна трамвая, только что выехавшего из депо, перескочили через дорогу, пробрались сквозь ветви еще не проснувшихся тополей и, наконец, скользнули в открытую дверь маленького домика на берегу Влтавы.

Комната, куда в этот памятный июньский день юркнул первый солнечный зайчик, вовсе не отличалась роскошью убранства. Старый буфет с выстроившимися в ряд расписными мисками, жестяной умывальник, кровать с перинами в синюю и белую полоску, стол, несколько порядком облезлых стульев – вот и вся обстановка. На плите в закопчен ном горшке весело булькало кофе, и пар, поднимавшийся над ним белесым облачком, лизал концы подштанников папаши Паржизека, которые сушились над плитой на веревке. Сам папаша Паржизек сидел у окна на низенькой скамеечке и обувался. Солнечный зайчик вскочил на носок старого башмака Паржизека, поднялся вверх и шаловливо прыгнул на руку, завязывавшую шнурок. Этот легкомысленный прыжок разлучил его с беспечными радостями и познакомил с суровой действительностью.

Рука у папаши Паржизека большая, жесткая, отнюдь, не располагающая к нежностям. Словом, это загрубевшая рука человека, который работает тяжелыми дубовыми веслами не меньше двенадцати часов из двадцати четырех – весь день, пока на дворе не стемнеет. Папаша Паржизек – перевозчик и к тому же страстный рыболов. Руки его стали грубыми и жилистыми от бесчисленных коротких, но сильных ударов веслами; с их помощью он гоняет свою плоскодонку с левого берега на правый и обратно вот уже пятнадцать лет. Один сумасшедший профессор математики, переправлявшийся с ним как-то в Глубочепы, вычислил дорогой, что за годы работы перевозчиком папаша Паржизек взмахнул веслами сорок восемь миллионов раз. Если бы эти сорок восемь миллионов взмахов вдруг превратились в один миллион крон, Паржизек на радостях помчался бы на своей лодке вверх по течению хоть до самого Ческого Крумлова.

Кстати сказать, папашу Паржизека последнее не совсем бы устроило; когда-то в молодости он как раз в Ческом Крумлове отбывал солдатчину и там в трактире «Шесть звездочек» остался должен семнадцать крейцеров. Вот почему он имел все основания считать неразумным посещение этого красивого городка. Но эта старая история почти выветрилась из памяти папаши Паржизека. С тех пор над его головой пронеслись две мировые войны, и тот покой, которым он наслаждался уже целых два года, настраивал его на размышления о вещах куда более приятных и полезных, чем сомнительные проделки времен солдатской службы. Вчера, например, прошел дождь, и вода во Влтаве, и без того поразительно похожая по своему цвету на гороховую похлебку, пожелтела еще больше. Эти два явления природы всецело владели его мыслями в настоящий момент.

Завязав шнурок на втором башмаке, папаша Паржизек поднял голову, покрытую густой шапкой темных с рыжиной волос, облегченно вздохнул и, повернувшись к двери, крикнул: «Эй, Франтик!»

Потом он перевел взгляд на другую дверь, ведущую в соседнюю комнату, и крикнул еще раз, но уже не так громко: «Руженка, поди сюда!»

Нежные нотки, появившиеся в его голосе, кое-что значили.

Руженка – это пани Паржизекова. Пусть она маленькая, словно мышка, однако это жена! А потому мудрый внутренний голос шепнул папаше Паржизеку, что сообщить ей о своем намерении не ходить сегодня утром на перевоз, а отправиться на рыбную ловлю, нужно как можно ласковей и осторожней.

Что касается Франтика, то с этим единственным отпрыском семьи Паржизеков особых дипломатических тонкостей не требовалось. Ему исполнилось четырнадцать лет, он был хорошим, послушным сыном, а так как вырос около воды, то в долгих объяснениях не нуждался. Когда, вбежав в комнату, он увидел на полу засаленную торбу, из которой торчало горлышко термоса, и скользнул взглядом по физиономии отца, светившейся тихим внутренним светом, ему сразу все стало ясно.

– Ты едешь на рыбалку, папа? – спросил он солидно.

Бросив тревожный взгляд на дверь в соседнюю комнату, папаша Паржизек ответил:

– Я вижу, ты понимаешь своего старого отца, Франтик. Ты славный парень. – И добавил с надеждой в голосе: – Поработаешь нынче за меня?

– Известное дело, – согласился Франтик.

На этом разговор кончился. Казалось, все уладилось ко всеобщему удовольствию.

Тем не менее не судьба была папаше Паржизеку поймать хотя бы одну рыбку, а Франтику перевезти через Влтаву хотя бы одного человека в это знаменательное утро. В тот час, когда они, прекрасно поняв друг друга, строили планы на предстоящий день, на правом берегу Влтавы закрутился вихрь непредвиденных происшествий, грозя нарушить мир и покой семейного очага Паржизеков.

Как это всегда бывает на свете, люди и не подозревают, что готовит им коварная судьба. Они толкуют о пустяках, а в воздухе уже нависли крупные события.

Паржизеки – отец и сын, – дружно шагая к перевозу, вели разговор о котятах, которых принесла накануне трехшерстная кошка Мица. Паржизек-отец считал, что их всех нужно утопить, а Франтик требовал, чтобы одного оста вили.

– Терпеть не могу кошек, – закончил дебаты Паржизек-отец. – Они не умеют плавать. А какой прок от животного, если оно не плавает? Возьми, например, рыбу, Франтик. Вот это действительно тварь, по всем статьям!

Папаша Паржизек – завзятый рыболов, отсюда и некоторая однобокость его суждений. Желая быть объективным, он добавил поспешно:

То, что я сказал о рыбах, само собой, относится и к людям. Люди тоже обязаны плавать. Можешь ты, например, вообразить, что я тону? Попробуй представить себе, что кто-нибудь в нашем роду не умеет держаться на воде?

– Нет, не представляю, – с гордостью подтвердил Франтик. Но вдруг смутился.

Вереница родственников по мужской и по женской линии, дефилирующая перед его мысленным взором, внезапно замедлила свое движение. Виной этому была женщина с румяным лицом, проницательными глазами, пышной грудью и широкими бедрами; что касается ее ног, то подставленные вместо них дорические колонны имели бы вид ножек недоноска. Словом, это была женщина, при взгляде на которую человек невольно восклицал: «Увы, как сильно человеческая фантазия отстает от изобретательности природы!»

Немного поразмыслив, Франтик спросил:

– Тетушка Каролина тоже плавает, папа?

Лицо папаши Паржизека омрачилось: вопрос сына коснулся больного места в истории рода. Хотя тетушка Каролина обладала многими замечательными качествами, но вода не была ее стихией. Как ни любил папаша Паржизек Каролину, ни за что на свете не мог он представить себе, чтобы эта огромная туша, весом сто пятьдесят килограммов, могла покачиваться на волнах Влтавы или любой другой реки мира. Он вздохнул и, недовольно попыхивая трубкой, искоса взглянул на сына.

– Не впутывай сюда тетушку Каролину, Франтик! Она, понятно, плавать не умеет, ведь… нужды в этом у нее нет. Да и вряд ли когда была или будет. Тетушка Каролина – одна из тех женщин, которых жестоко обидела судьба. Когда ты подрастешь и станешь смыслить в этих делах, я тебе расскажу ее историю. Короче говоря, тетушка Каролина терпеть не может воды. И не без основания. Эту женщину ничто в жизни не радует, она так убита горем, что не выходит из своего домика в Глубочепах, одно ей осталось – слезы и воспоминания…