Остров тетушки Каролины - Пиларж Франтишек. Страница 6

Как мы видим, текст завещания в известной степени уже подвергся искажению. Но Самуэль был убежден, что это только принесет пользу делу. Спустившись к воде, он окунул в нее бумажку и, посыпав ее затем землей, положил сушиться на солнышко. И в самом деле, бумажка стала теперь похожа на подлинное завещание.

Довольный результатом своих трудов, Самуэль изготовил еще два документа подобного же содержания и, так как день уже клонился к вечеру, стал искать места, где бы переночевать. Миновав отель «Ампир» с его двадцатью тремя этажами, восьмьюдесятью ванными комнатами и двадцатью четырьмя лифтами и отель «Крисби», где всего этого было только на три единицы меньше, он направил свои стопы на северо-восток, нырнул в лабиринт улочек и скоро остановился перед непривлекательным с виду домом с дверями, выкрашенными в оранжевый цвет. Надпись на дверях гласила, что здесь имеет свое местопребывание мистер Джошуа Кохен, духовный глава общины «Зловещие всадники Апокалипсиса».

Едва мистер Кохен пробежал глазами завещание Арношта Клапште, задержав свой взгляд на жемчужных раковинах, кокосовой плантации и складе гуано, глаза его заискрились. Он поспешно опустил их.

– Верно об этих бедненьких неграх никто не заботится, Самуэль, – проговорил мистер Кохен голосом полным участия. – Должно быть, они лишены духовных утешений. Им необходимо войти в лоно нашей церкви. Дайте сюда эту бумагу.

– Пятьдесят долларов, – отрезал Самуэль.

– Я велю вас арестовать, – сказал мистер Кохен. – Вы явный мошенник.

– Сорок долларов, – спустил цену Самуэль.

– Сорок центов, – сказал мистер Кохен.

– Тридцать долларов, – ответил Самуэль.

– Пятьдесят центов, – набавил мистер Кохен.

– Двадцать долларов, – упирался Самуэль.

Когда через полчаса Самуэль выходил из квартиры главы общины «Зловещие всадники Апокалипсиса», в кармане у него лежал доллар. А мистер Кохен, сидя в кресле, посматривал попеременно то на расписание пароходов, то на карту Тихого океана.

На другой день Самуэль явился с визитом к мистеру Мак-Эрону. С ним он водил знакомство еще в те незапамятные времена, когда куртка мистера Мак-Эрона была вся в заплатах, то есть до того, как ему удалось жениться на богатой вдове, муж которой торговал гуано. Когда спустя два часа Самуэль покидал контору этого делового человека, в кармане у него позвякивало еще шестьдесят центов. А так как Мак-Эрон был порядочной скотиной, то и эту скромную добычу Самуэль не считал проигрышем. Скорей наоборот.

На третий день Самуэлю не повезло. Вообразив себя владельцем заводов Форда, он, размечтавшись, толкнул в живот мужчину в мундире, который регулировал движение на углу 57-й авеню. Человек в мундире попробовал установить причины, побудившие Самуэля к этому по ступку. Самуэль же попытался спастись бегством. Так случилось, что ночь он провел в полицейском участке. Содержимое его карманов подверглось там тщательному осмотру, и завещание Арношта Клапште вскоре начало путешествовать по разным канцеляриям, пока, наконец, не очутилось на столе сенатора Уоррена.

Сенатор Уоррен всю свою жизнь посвятил борьбе за мир. «Атомные бомбы подлежат уничтожению, – провозгласил он, – а потому необходимо их сбросить где-нибудь, чтобы они взорвались…» Имея весьма смутное представление о странах, находящихся за пределами Соединенных Штатов, он решил, что эти в общем малоизвестные земли вполне подходят для осуществления его миротворческих замыслов.

Кипучая миротворческая деятельность сенатора Уоррена, к несчастью, плохо отражалась на его жене. Иногда ее начинала преследовать навязчивая мысль, что подобные же намерения могут возникнуть и у руководителей других государств. Вот почему, когда однажды вечером мистер Уоррен неосторожно показал ей завещание Арношта Клапште, она захлопала в ладоши и воскликнула: «Отдай мне этот остров, дорогой! Купи его для меня! Я уеду туда, он ведь далеко отсюда… А то мне здесь страшно! Элис говорила, что она тоже боится здесь оставаться…»

– Кто такая Элис? – подозрительно спросил мистер Уоррен.

У миссис Уоррен от негодования поднялись брови.

– Кто? Это агент нашего клуба. Клуба «Жрицы Афродиты».

Мистер Уоррен, смерив взглядом свою жену, весившую сто пятьдесят килограммов, осведомился:

– Сколько весит эта Элис?

– К сожалению, только сто сорок. Это самый низкий вес, допустимый для членов нашего клуба. Но во всем остальном она на уровне.

– О-о… – произнес мистер Уоррен.

– Ты купишь мне этот остров?

– Он не продается. Не хочешь ли ожерелье?

– Нет. Мне нужен остров. Чтобы всем нам туда уехать…

Миссис Уоррен не принадлежала к числу тех старомодных подруг жизни, которые, задумав добиться чего-нибудь от своих мужей, даром расточают нежности. Но она была твердо уверена, что, применив их как тактику, можно быстрей достигнуть желаемого результата. Просительно сложив ручки, она попробовала сесть к мужу на колени. Сенатор Уоррен вовремя заметил эту опасность и поторопился воскликнуть:

– Ты получишь остров!

– Но я не желаю видеть там эту женщину из Глубочеп! – решительно заявила миссис Уоррен. – Жрицы не потерпят в своей среде какую-то сухопарую нищенку. Напиши ей, пусть она не приезжает.

Так случилось, что в ту минуту, когда мистеры Арчибальд Фогг, Кохен и Мак-Эрон плыли к острову Бимхо – один из Триеста, другой через Сан-Франциско и Гавайи, третий по Панамскому каналу – и когда одиннадцать членов клуба «Жрицы Афродиты» спорили о том, какие туфли и пляжные пижамы взять с собой на остров, а в Бранике тетушка Каролина, окруженная своими близкими, склонилась над географическим атласом Махата, мистер Уоррен, обратившись к своему секретарю, сказал, слегка вздохнув:

– Пишите, мисс!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

повествующая о том, как тетушка Каролина отправилась в путь к антиподам

– Так ты и взаправду собралась ехать в эту Патагонию, Каролина? – спросил папаша Паржизек, когда наконец все объяснилось и в здравом рассудке тетушки уже никто в семье не сомневался.

Тетушка Каролина закрыла школьный атлас Махата, спрятала в сумку завещание Арношта Клапште, вытерла последнюю слезу, скатившуюся во время чтения на ее румяное лицо, и, укоризненно взглянув на своего брата, произнесла с достоинством, подчеркивая каждое слово:

– Я еду на остров Бимхо, Вацлав, а вовсе не в какую-то Патагонию. Мне хочется, чтобы ты наконец это запомнил. Руженка, приготовь кофе! Франтик, налей Маничку свежей воды! А ты, Вацлав, позаботься о транспорте…

Тетушка Каролина повернулась, чтобы отдать следующее распоряжение, но в комнате больше никого не оказалось, и она снова принялась за вязанье носков.

Напоив Маничка, Франтик увидел, что они с тетушкой остались одни. Тишину нарушало лишь частое звяканье металлических вязальных спиц. Тетушка сидела за столом удивительно прямо, с ее пухлых рук свисал на колени длинный полосатый носок. Он был похож на радугу, раскинувшуюся по небесному своду после дождливого, ненастного дня. Франтик переводил изумленный взгляд с тетушки на носок и обратно. Его поражало не столько дикое сочетание красок, сколько тетушкино спокойствие. Подумайте только, сидит себе у стола, звякает спицами, будто ничего не произошло и не должно произойти, будто не ее через несколько часов помчит поезд к Альпам и Триесту, будто ей совсем не интересно, что скоро она поплывет по Суэцкому каналу, увидит накаленные солнцем дома Адена и райский остров Цейлон, укрепления Сингапура и берега Суматры, заросшие девственными лесами, а там наконец широко раскинутся перед ней синие дали Тихого океана. И все это ее ни чуточки не трогает…