Исповедь Еретика - Дарский Адам "Nergal". Страница 1

Адам Nergal Дарский

ИСПОВЕДЬ ЕРЕТИКА

Данная книга — результат многолетней дружбы между авторами и Героем. Ее написание заняло около полугода. В интервью, которое вы прочтете, мы старались представить Нергала таким, каким его знаем. Многочасовые расспросы проходили в разных местах и при различных обстоятельствах. Иногда беседа могла лениво течь часами, становясь разговором по душам за чашкой кофе. Иногда шла тяжело и напряженно. Иногда диктофон включался лишь затем, чтобы точно зафиксировать одну-две мысли. А иногда Нергал даже не догадывался, что ведется запись.

Авторы старались, чтобы мысли Героя не затерялись за их взглядами. Множество раз мы высказывались наперекор ему, лишь для того чтобы спровоцировать, заставить высказать свое мнение. Порой работа над книгой становилась настоящим испытанием для многолетней дружбы. Но какими бы искренними и бескомпромиссными ни были беседы, сопровождаемые шутками и музыкой, они продолжались. С тяжестью, а иногда и злостью во взгляде, но продолжались.

Мы надеемся, что ты не останешься равнодушным.

Также авторы выражают глубокую благодарность за помощь, часто бескорыстную, всем тем людям, которые приложили руку к созданию книги, мирясь с нашей глубокой увлеченностью и терпя все капризы. И, конечно, издателям, которые целиком и полностью доверили нам подготовку материала. Это редкость.

Глава I

СЛЕПАЯ СУДЬБА

ВЫВЕЛА ИЗ БЕТОННЫХ ДЖУНГЛЕЙ

Когда ты в последний раз был на исповеди?

Не знаю. Не помню. Сто лет назад.

Ведь каждый польский ребенок был на исповеди!

Мне было тогда лет четырнадцать. Я готовился к таинству миропомазания, которого так и не получил. Сбежал. По собственной воле сбежал из этого вертепа. Религия меня словно тормозила. Там дурно пахло. Ощущение смрадности возникло еще тогда, когда я считал себя католиком. Был такой период. Правда. Эго был скорее импульс, чем вера. И его не сопровождало ничего глубокого. Я был ребенком, меня интересовали игры, а не заутреня в церкви.

Сосредоточься, может, вспомнишь, как в последний раз исповедовался в грехах?

Нет. Помню только, что чувствовал, приближаясь к исповедальне. Стоишь, ждешь своей очереди, а вокруг холод и грусть. Я это ненавидел. До сих пор помню. Снаружи костелы могут быть красивыми, но все равно внутри — тоска и холод.

Дарский убежал перед намазом, а небо даже не заплакало…

Наверное, твое рождение было каким-то особенным.

Ничего особенного, кроме того, что я родился в больнице Гдыни, хотя моя семья жила в Гданьске. Все было обычно. Не явились трое волхвов, ни одна звезда не засияла. Это было обыкновенное, неприметное рождение. Таким же было и мое детство. В типичной польской семье.

Адам — это такое хорошее библейское имя…

Нехорошее.

В семье важны были традиции?

Как декорации. Крест на стене висел, праздничные гимны пелись, но я чувствовал, что это только украшательства. Был какой-то диссонанс между тем, что на стенах, и тем, что происходило на самом деле. Мой отец был партийным [ПОРП [1]]. Я видел, как он пытается найти компромисс между своим мировоззрением и традициями. Он сохранял видимость религиозного человека, на все праздники ходил в костел, но коленей никогда не преклонял.

А мама?

Мама придавала большое значение религии, но я не думаю, что она была глубоко верующей. Может, это и обидно, но я видел это… Хотя был у нее в жизни такой период, когда она искала помощи у бога. Мне было восемь лет, моему брату Павлу — шестнадцать. Как-то раз он принес домой неразорвавшуюся гранату. У нас не было компьютеров, в телевизоре два канала, вот дети и искали себе развлечение. Брат заинтересовался старым оружием. Его было легко найти — достаточно просто пойти в лес. Павел заигрался. Граната взорвалась, он надолго потерял зрение, на несколько месяцев попал в больницу. Не было известно, восстановится зрение или нет. Именно тогда мама начала молиться. Ходила в костел, просила помощи. Когда брат выздоровел, успокоилась. Не ударилась в религию. К моей и своей удаче.

Ты вспомнил о Павле. Между вами довольно большая разница — восемь лет. Какие у вас были отношения?

У нас одна мама, но не знаю, один ли у нас отец… Я шучу, конечно. Мы были полными противоположностями. Отличались друг от друга всем, начиная характером и заканчивая образом жизни. Павлу сложно было адаптироваться в обществе; он примкнул к расистской группировке и с трудом закончил восемь классов. Дальше учиться не захотел. Пошел в ремесленное училище, а потом начал работать. Его амбиции были далеки от учебы. Павла интересовали главным образом вечеринки, девушки и спорт. На чердаке он сделал тренажерный зал. Как-то раз я нашел на шкафу набор шприцов и какие-то странные ампулки. Я понятия не имел, что это такое. И только когда Павел за очень короткий срок развил впечатляющую мускулатуру, понял, для чего они. Меня же это совсем не интересовало. Жили мы в одной комнате, рядом, но не вместе. Хотя именно благодаря ему я открыл для себя музыку, изменившую всю мою жизнь…