Многоликое волшебство - Лебедев Дмитрий. Страница 1

Дмитрий Лебедев

Многоликое волшебство

Глава 1

Несмотря на ранние холода, охота прошла удачно. Руффус с братом, а также целая толпа обремененных своими заботами и уставших от семей рыцарей возвращались в Эргос в более чем пристойном настроении. Единственное, чего хотела вся эта шумная компания, — поскорее оказаться в тепле замка и выпить вина в ожидании дичи.

— Не проехаться ли нам побыстрее, Руффус? — спросил Серроус, догоняя брата. — А то откуда взяться терпению? У меня давно уже нет сил откладывать свидание с Аделлой.

— У тебя гораздо больше поводов торопиться, чем у меня — твоего младшего брата. Несомненно, мне еще нескоро предстоят все эти предсвадебные переживания, хотя понять их я, наверное, могу и сейчас. — С этими словами Руффус пришпорил своего коня, и они начали отдаляться от основной группы. Мгновением позже, словно тени, за ними увязались две фигуры телохранителей. Стараясь быть как можно ненавязчивей, они ни на секунду не оставляли принцев без своего внимания.

— Ты знаешь, — заметил Серроус, — мне кажется, что жениться девятнадцатилетним — далеко не лучшее, что можно придумать в этой жизни. По-моему, я еще не успел достаточно вкусить прелестей холостяцкой жизни, чтобы так решительно с ними расстаться.

— У многих девиц в замке и окрестностях может быть свое на сей счет мнение.

— По крайней мере, надоесть мне это — еще не успело.

— В таком случае, — усмехнулся Руффус, — попробуй смотреть на это, как на своего рода довесок к наследуемой короне.

— Даже странно, как много дополнительных условий составляют сомнительное удовольствие унаследовать древнюю корону и целый замок в придачу, — заметил Серроус, равнодушно рассматривая изображение герба на своем перстне.

— Не стоило бы тебе так часто вспоминать, особенно в присутствии отца, какой осколок империи остался в наших руках. Хорошо еще, что нашим предкам вообще хоть что-то удалось сохранить, а уж возвратить утраченное — наше дело, и, лучше бы, нам думать об этом.

— Не знаю, — сказал Серроус, продолжая изучение перстня, — как только наш отец может, нося этот герб, спокойно спать. Ведь это смешно, — все те земли, символы которых изображены на нем, и думать-то о нас забыли. Кто мы? Короли большой деревни…

— Ты сам знаешь, что за последние триста лет мы трижды пытались вернуть себе Хаббад. — Этот вечный разговор о былом величии начинал утомлять Руффуса. — Удивительно лишь, как династия Строггов еще не уничтожила нас окончательно.

Молодая роща на въезде в деревню уже заканчивалась, и в просветах виднелись рубленные избы. Заметив несвойственное селянам оживление, телохранители подобрались поближе к принцам. Навстречу им выехал всадник, и, забыв об этикете, закричал чуть приблизившись: «Вы встретили гонца, принц Серроус?»

Довольно тяжело, подумалось Руффусу, принимать, как должное, тот факт, что его почти не замечали в присутствии старшего брата. В такие минуты он начинал понимать, как возникают бесконечные заговоры в правящих фамилиях, и сам не мог разобрать, почему в нем нет никакой неприязни к Серроусу. То ли из-за искренней любви к брату, то ли из-за сомнительной чести стать обладателем чисто условной короны.

— Нет, сэр Освальд, — с достоинством ответил наследный принц. — Что произошло, раз за нами выслали гонца?

Судя по тому, как Освальд замедлил ход коня и начал озираться по сторонам, в поисках поддержки, было ясно, что он не хотел бы оказаться первым поделившимся новостями.

— Ваше высочество… — что-то не давало ему продолжить. Он опустил голову и словно углубился в поиски чего-то на земле. — Ваше высочество… Ваш отец…

— Что с отцом? — практически одновременно выпалили принцы.

— Он… — слова никак не покидали его рта. Напряжение в течении секунды уплотнилось почти до осязаемости. Дальнейшее молчание стало невозможным. — Он погиб…

— Что?.. — Руффус не смог бы сказать, кто это произнес, и понял, что произнести что-либо еще уже не в силах. Ощущение надрыва и пустоты сменилось тревожным ожиданием. Вопрос был задан, но ответа на него слышать не хотелось. Да и какой в нем смысл, если одно лишь слово «погиб» вмещало в себе не только всю информацию, но и окончательный приговор. Напротив, Освальду произнесение худшего, казалось, развязало язык.

— Часов шесть назад к замку подъехал хаббадский офицер в сопровождении тридцати рыцарей, сотни пехотинцев и семи-восьми десятков лучников. Он попросил разрешения разместить большой хаббадский гарнизон в десяти верстах от Эргоса, объясняя это якобы готовящимся вторжением мондарков. Его величество Гендер, естественно, с гневом отверг это предложение и, так как хаббадский офицер настаивал на продолжении переговоров, приказал стоявшим на стенах арбалетчикам открыть огонь. В ответ на это хаббадские лучники, прикрывая отступление своих, открыли огонь по стенам, и одна из их стрел попала прямо в глаз королю Гендеру. — Руффус понял, что он перестает воспринимать произносимые слова как нечто целое, и просто ощущал растущее чувство утраты, сопровождаемое поднимающимся из глубины гневом, быстро перераставшим в слепую, неконтролируемую ярость. В какой-то момент он ощутил стальную руку Грэмма, чемпиона Гендера, уже нагнавшего принцев, на своей руке и понял, что тот пытается помешать ему выхватить из ножен меч.

— Этим ты сейчас ничему не поможешь, — заметил Грэмм. — Единственное, что мы в настоящий момент можем — это достойно погрести государя, и лишь затем уже строить какие-либо планы.

— Мы не сможем достойно похоронить отца, не отомстив его убийцам! — вступил Серроус.

— Горячность не следует относить к числу тех достоинств рыцаря, которыми следовало бы гордиться, — ответил кавалер. — Все, чего мы можем сейчас добиться необдуманными действиями — это большой войны со Строггами, к которой совершенно не готовы.

Тем временем уже начало смеркаться. Процессия, напрочь лишившись веселости и какой-либо оживленности, подъезжала к стенам Эргоса. И без того мрачные и неприветливые стены старинного замка приобрели зловещий вид в кровавых лучах закатного солнца. Въезжая на подъемной мост и глядя на окаменевшие лица стражей, Руффус подумал, что сегодня вечно траурный вид замка подходит ситуации. Дай ему бог бывать таковым пореже.

Спрыгивая с коня, Серроус приказал: — Через два часа в главном зале Грэмм, Тиллий, Валерий и ты, мой брат, собираемся на совет.

Руффус машинально, никого не спрашивая, пошел в личные покои отца. Он не хотел видеть его безжизненное тело, но, против воли, ноги несли наверх, в комнату, куда он редко заходил раньше и где бывал, лишь когда отец его за что-нибудь отчитывал. Эти покои и так были им нелюбимы, теперь же они и вовсе казались воплощенным злом. Сейчас он увидит своего отца лишенным жизни. Как бы Руффус не спорил с ним, как бы не огрызался на него в юношеской злобе, но любовь всегда была где-то рядом, и теперь он только-только начинал понимать, насколько глубоким и взаимным могло быть это чувство. Что-то оборвалось, исчезло навсегда, и пока еще не ясно, чем может быть заполнена образовавшаяся пустота. Очень бы не хотелось, чтоб это оказалось лишь бесплодной жаждой мести, но чем еще она может стать — пока не разглядеть.

У двери, как всегда, стояли двое стражников, но сразу было заметно неладное. Дверь была открыта, чего никогда не бывало при жизни отца. Обратив на него внимание, из покоев тихо вышли, уважая чувства принца, несколько придворных, прощавшихся с повелителем, но Руффус продолжал стоять на пороге, не в силах заставить себя сделать этот шаг. Как всегда бесшумно, из-за спины Руффуса появился Валерий, придворный чародей.

— Пойдем, мой мальчик, нам надо с ним попрощаться, — мягко и почти неслышно заметил Валерий, и, как это нередко бывало, от слов его сразу же стало легче. Руффуса всегда удивляла способность чародея успокаивать людей всего лишь парой слов. Похоже, это никак не зависело от самих слов, а лишь от того, как они произносились.