Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ) - Канра Дана. Страница 1

AnnotationНачитанный Ричард Окделл всегда умел хорошо притворяться, и потому решил перед Изломом играть роль наивного юноши. Но по закону подлости всегда найдутся те, кто сможет переиграть.

Песнь о наместнике Лита. Тревожное время

Пролог

Глава 1. Начало взрослой жизни

Глава 2. Первое распознавание игроков

Глава 3. Предательство клятвой

Глава 4. Достойные молодые люди

Глава 5. Второе распознавание игроков

Глава 6. Вселяющий ужас

Глава 7. Немного о союзниках

Глава 8. В преддверии беды

Глава 9. Сорванный план

Глава 10. Немного о призраках

Глава 11. Туманность очевидности

Глава 12. Безрадостный выигрыш

Глава 13. Найти и потерять

Глава 14. Старый больной кансилльер

Глава 15. Милая беседа герцогов

Глава 16. Повод для радости

Глава 17. Крысиный марш

Глава 18. Трудный выбор

Глава 19. Вопросы и ответы

Глава 20. Игры в благодетеля и дипломата

Глава 21. Беседа об истинной чести

Глава 22. Королевский прием

Глава 23. Правда или ложь

Глава 24. Ставок больше нет

Глава 25. Ничего тише крика

Глава 26. Худо без добра

Глава 27. Честная жертва

Глава 28. Эстебан Колиньяр. Защитить цель

Глава 29. Рокэ Алва. Защитить жизнь

Глава 30. Анна-Рената. Защитить честь

Глава 31. Ричард Окделл. Защитить тайну

Глава 32. Небольшая передышка

Глава 33. Истечение смерти

Глава 34. Гальтарские рассказы и прочие неприятности

Глава 35. Третье распознавание игроков

Глава 36. Появление темной стороны

Глава 37. Добрыми намерениями

Глава 38. Тайны Закатной башни

Глава 39. Изломы бакранских гор

Глава 40. Свершение чьей-то воли

Глава 41. В глубинах новых открытий

Глава 42. Стрельба по надежде

Глава 43. Ряд душеспасительных бесед

Эпилог

Песнь о наместнике Лита. Тревожное время

Дана Канра

Пролог

Холодными ливнями в Надоре никого не удивить. Особенно если они проходят в то время, когда во всех нормальных частях Талига, как выражались некоторые надорские гости, вовсю печет солнце. Даже в Торке нет такого количества дождей, хоть и снега едва ли не больше, но несмотря на это посмеивались именно над Надором. Дурацкий обычай новой знати или, как их называет герцогиня Окделл, навозников: отпускать глупые и незамысловатые остроты в адрес Надора и герцогской семьи, а потом приехать и внаглую рассматривать тощеньких затравленных дочерей Эгмонта, из-за недоедания и болезней кажущихся младше своего и без того невеликого возраста. Леопольд Манрик не был против того, чтобы заманить двенадцатилетнего герцога в темный угол замка и свернуть ему шею, но какие-то причины его останавливают. Может не хочет пятнать себя детоубийством, а может запретил кардинал...

Когда Манрики явились через год после смерти отца, Дикон старался об этом не думать, но страх покорял душу сильнее, чем материнские рассказы о Талигойе и мести. Сама смерть для него не так страшна, как небытие, черное, слепое, заволакивающее души в свои липкие сети - потому что лет пять назад старая Нэн припугнула ребенка, разыгравшегося и разбившего по неосторожности чашку из хрупкого фарфора, что плохих детей в Лабиринте съедают Изначальные Твари.

- И ничего от вас не останется, граф, - строго добавила старуха, погрозив сухоньким пальцем. - Тело медленно съедят черви, душу растерзают Твари, и только память сохранится. А о плохих детях нет хорошей памяти. И та потом сгниет, как ваша плоть в земле.

Тогда Ричард забыл, что большим семилетним мальчикам плакать нежелательно, разревелся от ужаса в голос и, услышав горестные завывания сына, прибежала герцогиня Мирабелла. Разобравшись в чем дело, крепко выбранила старую абвениатку, после чего увела Ричарда в его комнату, усадила на стул, и, собственноручно вытирая зареванное детское лицо большим платком, объяснила, что небытие и всякие Твари - плод больной фантазии Нэн и прочих еретиков. А на самом деле есть Рассвет, Закат и Создатель, но подробнее об этом расскажет отец Маттео.

Сидя на высоком стуле и болтая ногами, мальчик жевал пряник и понемногу успокаивался, но осадок страха остался на встревоженной душе тонким слоем, как пыль, покрывавшая сейчас пустые книжные полки в библиотеке.

Детский страх неприятен и мучителен, тем более что юный герцог продолжал оставаться ребенком. За тот давний случай Нэн давным-давно извинилась, объяснив, что за ее словами стояла пустая старческая злоба и что она впредь будет следить за собой.

Ричард Окделл подрос и понял, что не умеет таить обиду, но носить в сердце чувство в четыре раза сильнее, то, что зовется ненавистью, ему под силу. Дело в том, что холодный расчетливый разум гораздо лучше чем необузданная дикая ярость, плещущая кипятком через край. А если такое блестящее качество несвойственно вспыльчивым Окделлам, то придется его в себе воспитывать.

Когда привезли тело отца, Мирабелла Окделльская казалась слишком занятой - или хотела казаться. Похороны, молитвы, распоряжения насчет поминок, бесконечная ругань с обнаглевшими донельзя солдатами, что обшаривали каждый угол старого замка, беззастенчиво его разворовывая, а потом и приходившие из Агариса письма от друзей отца, ответы на которые следовало отправлять тайно и быстро - все это надолго и надежно отстранило герцогиню от детей и их проблем.

А у Ричарда имелись проблемы немалые - он служил утешителем для Айрис, Дейдри и Эдит, прибегавших к нему для изливания своей скорби. Обнимая очередную всхлипывающую сестру, новый герцог Надора машинально проводил ладонью по ее русым гладким волосам и смотрел на лица проходивших мимо людей. Отец Маттео, матушка, Нэн, лесничиха Дженни, капитан Рут...

Все они смотрели на окружающий мир мрачно, сводя брови, сжимая плотно губы, отчего их лица невольно напоминали маски, только не те глуповато-беззаботные, как у актеров простенького спектакля на деревенской ярмарке, куда они с Айрис год назад тайком убегали, не слушая материнского запрета и с молчаливого одобрения отца. Эти маски пугали безысходностью и тихой злобой, застывшей во взглядах надорцев.

И никто из них, совершенно ни один человек, не замечал маленьких сбившихся в кучу растерянных детей с их большой бедой, одной на четверых. Неужели взрослым и правда настолько нет до них дела?

Это потрясло Ричарда Окделла до глубины души. И не потребовалось большого труда, чтобы вынести из неприятного открытия страшную своей простотой истину - дети нужны взрослым в трех случаях. Первый случай - когда взрослые добры, сыты и не терпят недостатка в любых других потребностях. Такие люди забавляются детьми, играют с ними, поют песни и рассказывают сказки, но только до того момента, как одна из этих потребностей рухнет или сползет вниз.

Второй случай относился к тем людям, для которых дети это работа - вроде няньки Нэн. Накормят, оденут, позовут лекаря, если ребенок простудится, но вместо песен и сказок накричат и как следует отругают, а то еще и накажут за любую провинность. Третий случай - это когда взрослый человек готов оставить все свои дела ради ребенка, которому нужна помощь.

Такие суровые и тревожные мысли роились в голове Ричарда, когда он хмуро наблюдал за суматохой в замке, но год спустя, когда сестренки уже давно не плакали, он смотрел на незваных гостей с их рыжими волосами и наглыми ухмылками, и понимал, что тогда напрасно обиделся на безразличие матери.

Потому что год назад у матери имелся огромный ворох других забот.

Потому что она справедливо считала, что единственный одиннадцатилетний сын уже стал взрослым и может проследить за младшими сестрами. А разве быть взрослым не почетно?