Остаться в живых… - Валетов Ян. Страница 64

– Вы не похожи на человека, который умеет забывать…

– На самом деле, вы ошибаетесь. В моей профессии забывать так же важно, как и помнить то, что нужно. Но спорить не буду. Знаете, молодой человек, вся эта история вызывает у меня прелюбопытнейшие аналогии. Вот вы, например, Алексей Александрович, почему-то, ассоциируетесь у меня с тем самым спасшимся из плена португальским матросом. Забавно, не так ли?

Губатый помолчал, глядя на то, как тлеет алый уголек на кончике сигариллы, выпустил в воздух голубую плотную струйку дыма и спросил не торопясь:

– А какую роль вы отводите себе? Португальского негоцианта?

– Я? Негоцианта? – удивился антиквар, и рассмеялся негромко. – Увольте, молодой человек! Ну, какой из меня негоциант?! Я – собиратель, коллекционер, личность увлеченная и торговаться толком не умею. Сразу злюсь и, что скрывать, иногда бываю даже неадекватен! Сильные эмоции, знаете ли, побеждают разум!

– Что-то я не помню в той тройке собирателей? – произнес Губатый, рассматривая собеседника.

Борис Яковлевич склонил голову к плечу и смешно наморщил лоб, от чего брови у него уехали вверх и лицо приобрело совершенно ухарское выражение.

– Так и не было его там – собирателя, – ответил он неторопливо, не скрывая иронии, но не ядовитой, а добродушной, вызванной некоторым превосходством более интеллектуального партнера, над менее интеллектуальным. Так говорят преподаватели с нерадивыми, но неглупыми учениками. – В то время собиратели встречались, но в нашей истории он не появлялся.

– Неужели? – спросил Пименов, не скрывая недоверия. – Китайский гангстер? Вы?!

– А что вас, собственно говоря, удивляет? И почему китайский!? Я что, должен быть похож на Бармалея? – делано возмутился старик, пряча улыбку под веками. – Алексей Александрович, вы меня удивляете! Откуда такие предрассудки у зрелого человека? Вы «Бригаду» смотрели? Меняются времена, меняются и лица! Даже обидно, честное слово! Я, кстати, и негоцианта подходящего знаю. Банкира одного питерского, сбрендившего на старине, кладах и сокровищах…

– Борис Яковлевич, – сказал Пименов серьезно, вцепившись глазами в ускользающий взор антиквара. – Давайте-ка на прямоту, а? Что вы хотите? Карту?

– Начистоту? – переспросил старик уже без тени смешливости в голосе. – Ну, что ж, давайте начистоту, друг мой! Лет двадцать назад наш разговор давно бы закончился, можете не сомневаться! И закончился бы трагично для вас, верите?

Пименов посмотрел в темные провалы его глазниц на дне которых поблескивала живая ртуть взгляда, и молча кивнул.

– Вот и хорошо, – продолжил Борис Яковлевич, скаля крупные желтоватые зубы. – И правильно, что верите. Но я постарел. И поумнел. И научился не быть максималистом там, где можно поделиться прибылью без особого ущерба для себя. Мне все нажитое до конца жизни не потратить, а детей, как сами понимаете, у меня нет… Мне не нужна карта. Хотите я вас удивлю?

– Попробуйте, – сказал Губатый, и подумал, что собеседник, почему-то врет.

Хомяк говорил, что питерский антиквар помешан на своей дочери. К чему было скрывать от малознакомого человека сам факт ее существования? Та самая паранойя?

– Как ни странно, мне в этой истории интересна слава первооткрывателя…

– Если она будет, – с сомнением в голосе произнес Губатый.

– Если она будет, – согласился старик. – Но если она будет, то именно она мой главный приз. В этой истории материальная часть наиболее интересна именно вам, Алексей Александрович. И частично, но, думаю – совсем чуть-чуть, интересна Индиане Джонсу!

– Кому? – удивился было Пименов, но не услышав ответа и сообразив, что речь идет о сбрендившем банкире, переспрашивать не стал.

Лицо у Бориса Яковлевича застыло на несколько мгновений, помертвело, словно опытный врач-косметолог ужалил его в чело ботексной инъекцией и тут же оттаяло, но за эти секунды на Губатого дохнуло холодом. Стоящий у портьеры, молчаливый, как Сфинкс, Дребезжащий, напрягся, словно сторожевая собака учуявшая запах чужого, и тут же расслабился, вслед за лицом хозяина.

– Давайте я сделаю вам предложение, – сказал антиквар, кривя губы. – Вернее, расскажу единственно возможный вариант сотрудничества, если вам будет угодно…

Над ослепительной синевой моря в восходящих воздушных потоках, прямо за кормой, висели две чайки, ожидающие подаяния. Птицы даже не взмахивали крыльями – висели неподвижно, как на фотографии, вытянув шеи и подобрав лапы. Когда же одна из них начинала терять высоту, стоп-кадр оживал, крылья совершали мах и воздух оглашал пронзительный крик.

Ветер был влажным и теплым. Губатый всей кожей ощущал его упругое прикосновение. «Тайна» неуклюже переваливалась на пологой волне, бухтела движком, раздвигая массивными скулами белые «барашки» и старые покрышки словно серьги модницы колыхались на ее носу.

На настиле бака, подставив лицо солнечным лучам, сидела Ленка – загорелая, цветом похожая на молочный шоколад, – и слушала музыку через наушники, в такт ей качала головой и смешно двигала босыми ступнями.

Пименов музыки не слышал. Он слушал шлепки волн о борт буксира, бормотание дизеля и звонкие крики обленившихся чаек. На смуглом Ленкином плече ветвился след, похожий на отпечаток листа папоротника или, если присмотреться, то на рисунок реки на карте – с толстым основным руслом и ветвями притоков.

Губатый мог позвать ее, но не позвал – бесполезно. Изотова и головой бы не повела – вытекая из синей перламутровой коробочки MP-плеера через черные нити проводов в ее тело непрерывным, бурным потоком вливалась музыка – и весь мир мог отдохнуть.

Плясали в такт ударнику и ветру короткие выгоревшие волосы, стучали по горячим, выскобленным доскам белые пятки, шевелились обветренные, шероховатые губы, выпевая неразличимые слова.

Слева возвышалась громада мыса Дооб, справа, словно верблюды на водопой, тянулись в порт танкеры – один, второй, третий… Губатый сверился сGPSи взял на полтора румба к югу. Впереди было море и вся жизнь. Долгая и счастливая, пусть и бескрылая, но зачем крылья тем, кого греет гнездо?

Вот только не змеился бы по Ленкиному плоскому животу еще один отпечаток Нила с притоками, не сочилась бы из приоткрытого рта тонкой струйкой сукровица и не ползали бы в пустых глазницах жирные зеленые мухи…

…если вам будет угодно меня выслушать. Речь может идти об очень больших деньгах, Алексей Александрович! О гораздо больших деньгах, чем разыгрывались этим летом там, у вас на Юге. Знаете, каждому из нас жизнь дает шанс и, чаще всего, такое случается только один раз!

Губатый улыбнулся, то ли словам собеседника, то ли своим собственным мыслям, отрицательно качнул головой и аккуратно раздавил хрупкий окурок сигариллы в хрустальной ванне пепельницы.

В тот момент Пименов еще не знал, что колесо судьбы пошло на новый круг и от его решений уже ничего не зависит.