Больше, чем мы можем сказать (ЛП) - Кеммерер Бриджит. Страница 26

том типе, который посылает ей те полные ненависти сообщения.

– Значит, ты думаешь, что твоя мама разочарована, что ты пошла по стопам отца?

– Я это знаю. И это отстой. Я хороша в разработке игр. Мне нравится проявлять

креативность. Я пишу целые расскадровки. У меня есть собственная игра, и целое

сообщество! Но она...

– Погоди. – Я тяну ее за руку, чтобы остановить. – У тебя есть собственная игра?

Ее щеки краснеют, даже под дождем.

– Ничего особенного. Она довольно простая.

Я таращусь на нее.

– Собственная игра. Типа... ты сама ее создала?

– Это ерунда. Правда.

Это поистине самая удивительная вещь на свете, а она говорит об этом так, будто

это ничего не значит.

– Эмма... я не знаю никого, кто может написать собственную компьютерную игру.

Ты шутишь? Можно мне в нее поиграть?

– Нет!

– Почему?

Она отводит взгляд.

– Она глупая. Как я и сказала. Ничего особенного.

– Вовсе нет. Я хочу посмотреть.

– Я не хочу, чтобы ты видел.

Ее слова резко обрывают мои шаги. Я не до конца уверен, как это понимать, но мое

сознание уже слишком скручено и искривлено.

– Ладно.

Ее румянец становится отчетливее.

– Она еще не доведена до ума. Я еще даже отцу не показывала. Она должна быть

идеальной, прежде чем я покажу ему.

– Должно быть, ты также не хочешь показывать ее и своей маме, верно?

– Боже, нет. Ее все это нисколько не впечатлит. Ее это только расстраивает. Так что

я провожу все свое время, вызывая ее возмущение, а так же пытаясь ей угодить. Если в

этом есть какой-то смысл.

– Конечно, есть.

– Конечно.

Свет и тени играют с бликами воды на ее лице. Я исследую глазами ее губы, линии

ее лица, мягкий изгиб подбородка. Мне так отчаянно хочется до нее дотронуться, что у

меня болит рука.

– Ты на меня пялишься? – шепчет она.

Это разрушает чары. Я моргаю и отвожу взгляд.

– Нет. Идем.

Мы снова идем вперед.

«Ты пялишься?»

Так же, как и в случае с ее отказом показать мне свою игру, я не знаю, как это

воспринимать. Может быть, это притяжение одностороннее. Может быть, мой мозг не

способен обработать элементарные общепринятые намеки.

Но опять же, она все еще держит меня за руку.

Может быть, она так же не готова говорить о своей матери, как я не готов говорить

о своем отце.

А может быть, я действительно пялюсь на нее.

– Ты уверен, что твои родители не будут против, что ты приводишь домой друга так

поздно? – спрашивает Эмма. – Тем более друга с собакой?

– Не волнуйся. – Я смотрю на нее. – Мои родители привыкли, что я иногда

вытворяю странные вещи.

Как только мы сворачиваем на мою улицу, страх связывает мой желудок морским

узлом. Мой отец, мои родители, Эмма рядом со мной. Не уверен, что смогу это сделать.

Хотел бы я вместо этого отвести ее домой к Деклану.

Мне приходится откашляться.

– Я живу прямо там. В голубом доме.

Сверкает молния. Эмма вздрагивает.

– Ты говоришь так, будто хочешь, чтобы я просто пошла вместо тебя и все им

рассказала.

– А такой вариант рассматривается? – Я говорю это в шутку, но слова звучат

слишком тяжело, слишком серьезно.

– Нет. – Она бросает на меня короткий взгляд. – Или...да? В смысле, если ты

действительно этого хочешь?

Я прокручиваю этот сценарий в голове. Джефф и Кристин никогда не пасовали ни

перед чем, что бы я ни делал или ни просил, но это был бы уже совсем новый уровень.

– Нет, – говорю я. – Я пошутил.

Звучит так, будто я вовсе не шучу.

– Ты бы в самом деле это сделала? – спрашиваю я.

– Конечно. В смысле... мне терять нечего. Так или иначе любая их реакция была бы

не в мою честь.

У меня пересыхает во рту.

– Думаешь, у них будет какая-то реакция?

– На то, что твой жестокий отец пишет тебе сообщения? Хм, да, я вполне уверена, что они на это отреагируют. Что еще он тебе говорил? Он тебе угрожал?

Само существование его писем кажется угрозой. Я снова останавливаюсь под

дождем.

– Вот. Я покажу тебе остальные.

Теперь мы стоим на тротуаре перед домом. Джефф и Кристин могли бы выглянуть в

окно и увидеть меня, стоящего там. Хотя это маловероятно. Их спальня находится в задней

части дома. Так же как и кухня с гостиной. Я сказал им, что иду к Деклану, так что они не

будут ожидать, что я вернусь этим путем. У нас есть время.

Эмма быстро читает – но в его сообщениях немного текста. Это основные

сообщения, которые так бьют меня. Ее рука закрывает экран, когда она прокручивает их.

– Я думала, что его сообщения будут похожи на бред сумасшедшего, но это не так.

Они довольно продуманные. Теперь я понимаю, что ты имел в виду. Они почти что

дьявольские.

Дьявольские. Это такое хорошее определение для моего отца – такое, которое он

возненавидел бы, потому что оно означает «подобный дьяволу».

Мне нравится, что Эмма употребила его, чтобы описать его. Это приносит мне

утешение. Когда люди считают его сумасшедшим, я знаю, что они не понимают. Он не был

сумасшедшим. Он был... осмотрительным. Расчетливым.

Затем Эмма снова поднимает взгляд.

– Рев Флетчер – твое ненастоящее имя?

Я моргаю и хмурюсь.

– Что?

– В своем первом сообщении он спрашивает, как ты стал Ревом Флетчером. – Она

строит гримасу. – Мне нельзя об этом спрашивать?

– Нет. Нет, может спрашивать что угодно. – Я провожу рукой по волосам. Я совсем

об этом забыл. – Флетчер – фамилия Джеффа и Кристин. Я взял ее, когда они меня

усыновили.

– А Рев? Это сокращение от чего-то?

– Да. Вроде того. – Я делаю паузу. – Когда я только здесь появился, я подскакивал

каждый раз, как Джефф и Кристин называли меня по имени. Потому что мой отец

использовал его, только когда... – Мне приходится прерваться. Закрыть глаза. Сделать

глубокий вдох и стряхнуть с себя воспоминания. – Они позволили мне выбрать новое.

– У тебя есть брат?

Это не тот вопрос, который я ожидал услышать следующим.

– Что?

– Какой-то парнишка только что обошел заднюю часть твоего дома, увидел нас и

побежал обратно на твой задний двор.

– Что?

Эмма указывает.

– Ты ведь сказал, что живешь в том голубом доме, верно?

Мои глаза лазерным прицелом фокусируются на доме. Гараж, деревья между

нашим и соседским домами, тени вдоль кустарника. Никакого движения.

– Жди здесь. – Я срываюсь на бег.

– Эй! – кричит Эмма. Техас лает.

А затем собака оказывается рядом со мной, и мы бежим на задний двор, ее поводок

тянется по траве. Здесь никого нет.

Техас скачет на передних лапах, возбужденно дыша. Затем она замирает, подняв

одну лапу. Ее слух сосредоточен на задней части дома, рядом с дверью.

С громким лаем она срывается с места.

Я следую за ней.

Она находит Мэтью, сидящего на корточках возле кондиционера. Она лает, как

ненормальная, бешено размахивая хвостом.

Мэтью отшатывается назад, прижимаясь к сайдингу. Он уже весь промок под

дождем. Он переводит взгляд с собаки на меня и обратно. Одну руку он держит за спиной, прижатой к стене дома.

Я вспоминаю первую ночь, когда я застал его с ножом.

Эмма появляется из-за угла дома. Она запыхалась.

– Рев. Что... что происходит?

Мэтью использует эту заминку. И срывается с места.

Техас – не полицейская собака. Она лает и преследует его, но не бросается на него

или что-то в этом роде.

Впрочем, не важно, потому что это делаю я.

Мы кубарем падаем на землю в сплетенном клубке конечностей. Мэтью падает, отбиваясь. Я готов к тому, что в меня вонзится лезвие, но либо он его выронил, либо у него

вообще ничего не было. Мэтью бьет со всей силы, как будто учился этому. Пару раз он