Больше, чем мы можем сказать (ЛП) - Кеммерер Бриджит. Страница 63

эффективнее, чем все остальное. Мой мобильник валяется прямо тут, у двери. На экране

висит моя переписка с Ревом. Он все еще не ответил. Я тянусь за ним.

Я промахнулась. Он падает вниз.

НЕТ.

Может быть, я все еще могу дотянуться. Может быть.

Я могу дотянуться до экрана, но не могу обхватить корпус. Я выпрямляюсь, и мой

средний палец касается маленькой «и».

Супер. Теперь на экране появились контактные данные Рева, вместо переписки.

Я бы все равно не смогла послать сообщения. Нижняя часть телефона слишком

далеко. Это бесполезно.

Мне нужно подумать. Думай. Итан тяжело дышит рядом со мной. Он перестал

говорить. Я не знаю, хорошо это или плохо.

Я пытаюсь дотянуться до кнопки, чтобы позвонить Реву. Она слишком далеко

справа. Я вытягиваюсь как можно сильнее.

Все равно слишком далеко. Да и кто знает, ответил бы он. И как бы он меня нашел?

Стоп. Рядом с его контактами стоит ссылка. Я никогда раньше ей не пользовалась.

«Поделиться своим местонахождением».

Я тянусь, чтобы нажать ее.

Внезапно, моя голова резко отклоняется влево. Я вскрикиваю. Моя коса обвивает

запястье Итана. Моя голова врезается куда– То вниз его живота. Это всего лишь его живот, но это ужасно. Я чувствую его запах, сочетание геля для душа и мускуса, от которого у

меня скручивает желудок. Я вижу его ноги. Захват на моих волосах крепкий и

болезненный. Его ладонь прижимает мое лицо.

– Что ты сделала? – рявкает он.

Я не знаю, успела ли я нажать ссылку. Не знаю.

Да даже если и да, что Рев станет с ней делать? Он понятия не имеет, что

происходит.

– Пожалуйста, – охаю я. – Пожалуйста, Итан. Мне жаль. Пожалуйста, просто

выпусти меня из машины.

– Нет. Я хочу, чтобы ты подумала о том, что сделала.

– Ты прав, – бормочу я. – Прав. Я действительно вела себя грубо. Прости.

Мои руки свободны, но если я схвачу руль, я разобью машину. Мы едем слишком

быстро.

Мы так далеко отъехали от съезда, что я понятия не имею, где мы. Сейчас я гораздо

больше боюсь, что он остановится.

– Пожалуйста, – шепчу я. – Пожалуйста, Итан. Я сделаю все, что ты скажешь.

Просто отпусти меня.

– Все, что я скажу? – говорит он. Он нажимает поворот. – Звучит заманчиво.

Глава 40

Рев

Мой отец сидит в одном из двух кресел у окна, что застает меня врасплох. После

осознания того, что я нахожусь в хосписе, я ожидал увидеть прикованного к кровати

инвалида. На нем зеленый свитер и джинсы. Трубка капельницы тянется от его рукава, а

пакет с прозрачной жидкостью висит за креслом. Пластиковая кислородная трубка

окружает его лицо. Кроме этого, это могла бы быть любая другая комната.

Он ничего не сказал. Я тоже.

Джози встает между нами, внимательно проверяя его руку, проверяя показания

монитора и баллон с кислородом. Тихие движения, чтобы не вставать у нас на пути.

Мне хочется умолять ее остаться в комнате.

В то же время мне хочется умолять ее уйти.

Все в нем указывает на истощение. Редкие, седеющие волосы. Тонкая кожа. Тонкий.

Одежда на нем так и висит. Скулы выступают с его лица, заставляя его глаза выглядеть

глубже, чем я помню. Ему должно быть около пятидесяти, но он выглядит на десять лет

старше. Может быть, двадцать. Я мог бы поднять его и сломать.

Я задумываюсь о том моменте в кухне, когда я признался, что Мэтью заставляет

меня нервничать, и то, как Дек сказал «Рев. Серьезно. Ты превосходишь этого парня как

минимум на сорок фунтов», и я ответил, что Мэтью заставляет меня нервничать не в этом

смысле.

То чувство идентично тому, что я чувствую сейчас.

Нет, не идентично. То, что я чувствую сейчас, сильнее раз эдак в миллиард.

Я не хочу его приветствовать. Не хочу заговаривать первым.

Мне хочется приложить к его лицу подушку и завершить то, что начал его

организм.

Джози завершает свои процедуры и выскальзывает за дверь. Она закрывается с

мягким щелчком позади меня.

– А, – произносит мой отец. – Теперь я вижу.

От его голоса мне хочется скрыться, и мне приходится заставить себя стоять

смирно.

– Теперь ты видишь что?

– Я вижу мальчика, пытающегося быть мужчиной. Твое сообщение меня

позабавило. – Он мягко усмехается. – Ты настаивал на личной встрече. Как будто ты хотел

получить что-то, что я не готов был дать.

Мой телефон звенит сообщением. Я его игнорирую.

– Как ты узнал, где меня найти?

Он пожимает плечами.

– Это имеет значение?

– Да.

Я не думаю, что он собирается ответить, но он смотрит на дверь.

– Здесь была женщина. Бывшая судья. Мы подружились. Я говорил ей о том, как

сильно хочу найти давно потерянного сына. И она навела для меня кое – какие справки.

«Здесь была женщина». Он убедил умирающую женщину оказать ему услугу. Мой

отец, который убедил целый приход в своей благочестивости. Ну конечно.

– Почему ты хотел меня найти?

-«Прут и упрек дают мудрость, но ребенок, оставленный в одиночестве, приносит

позор своему отцу». Ты остался один, Авраам?

Имя бьет меня, как пуля. Я вздрагиваю.

– Это больше не мое имя.

– Я дал тебе это имя. Оно твое, хочешь ты того или нет. – Он делает паузу. –

Авраам.

Я снова вздрагиваю. Это имя воскрешает воспоминания где-то глубоко внутри. Я

хочу упасть на колени и умолять о прощении. Инстинкт настолько сильный.

Но затем я задумываюсь над тем, что он сказал. «Ребенок, оставленный в

одиночестве, приносит позор своему отцу».

Это строчка из псалма. Слова врезаются в сознание, терзая меня, пока я не

осознаю, почему. Я смотрю на него.

– В этом стихе говорится, что ребенок, оставленный в одиночестве, позорит свою

мать. – Я прерываюсь, думаю о маминой ладони у моей щеки прошлой ночью. «Ты вырос

таким благородным, добрым молодым человеком».

Я сосредотачиваюсь на этом чувстве. Этого почти достаточно, чтобы прогнать

влияние моего отца из моего сознания.

Он выглядит удивленным, что я поправил его.

– Я считаю, это вопрос интерпретации.

Конечно же, он так считает.

– Ладно. Интерпретируй, как хочешь. Я не опозорил своих отца или мать.

– Возможно, мне следует судить об этом.

– Ты мне больше не отец.

– Авраам, я все еще являюсь твоим отцом. А ты все еще мой сын. Ничто не может

это изменить.

Я стискиваю зубы. На ум приходит другой стих, останавливая ярость, готовую

сорваться с языка. «Мягкий ответ отвращает гнев, а резкое слово разжигает».

– Прекрати, – говорю я, но мой голос звучит слабо, а не мягко. – Перестань меня

так называть.

– Тебя слишком долго не было, Авраам. – Его голос звучит мягко. – Я вижу, как мир

давит на тебя. Подойди, присядь рядом со мной.

Мое сердце замедляется, только благодаря тону его голоса. Когда я был ребенком, я

научился вымаливать его. Мягкий голос означал, что у меня был шанс исправиться.

Я ничего не могу сказать. Я боюсь, что если открою рот, то пообещаю ему все, что

угодно.

– Подойди, – говорит он снова. Он не произносит моего имени. – Дай мне

посмотреть, как ты вырос. Ты, очевидно, сохранил свои уроки. Я горжусь тобой.

Его слова достигают своей цели. Я сажусь в другое кресло.

Он протягивает руку и кладет ладонь поверх моей. Моя рука дрожит, но я не

отдергиваю ее.

– Ты знаешь, почему я выбрал это имя? – спрашивает он. – После того, как твоя

мать проиграла свою схватку со злом, я знал, что тебе придется быть сильным, чтобы

преодолеть эти муки. Я знал, что ты будешь подвергаться испытаниям снова и снова. Так