Любовь по-испански (ЛП) - Хелле Карина. Страница 15
жестко, но не желаю подвергать ее страданиям.
Но она крепче сжимает меня ногами и держит по-собственнически крепко. В этот
раз я двигаюсь медленнее и возвращаю свои губы к ее шее, желая поставить отметину. Я
кусаю и присасываюсь к ее шее, желая вытянуть кровь на поверхность ее кожи. Теперь
мои толчки становятся резче намеренно. Стол тихо поскрипывает, а ее прерывистое
дыхание переходит в сбивчивые стоны.
Кажется невозможным погасить пламя, сжигающее меня, но я стараюсь, вколачиваясь быстрее, жестче, сильнее, с большей злостью, входя глубже. Знойный день, я взмок до нитки, ее ноги вокруг меня, воздух словно влажное шерстяное одеяло. Все это
лишь добавляет масла в огонь безумия.
Она моя, она моя, она моя.
А я принадлежу ей.
Несмотря на мою тлеющую досаду, я помню о том, чтобы оставаться
джентльменом. Я скольжу пальцами у нее между ног, при этом держа второй рукой ее за
шею. В ту минуту, когда она вся напрягается и дыхание застревает у нее в горле, я вхожу
глубже. Я кончаю, держась за нее, и совершенно не забочусь о том, что мои крики слышит
вся улица.
Мы оба тяжело дышим, я отступаю, чтобы взглянуть на Веру. Она выглядит
расслабленной после секса, но в ее глазах еще плещется бунт. И если мое тело
освобождается благодаря оргазму, то сердце – нет. Я выхожу из нее, застегиваю ширинку
и помогаю ей встать со стола. Затем смущенно отворачиваюсь. Она была права: это не
исправит ситуацию.
Я оставляю ее на балконе, а сам прохожу в комнату. По привычке проверяю
наличие кошелька в кармане и беру ключи.
— Куда ты идешь? – спрашивает она у меня из-за спины. Ее голос звучит твердо, но с нотками паники.
— Мне нужно проветрить мозги, — отвечаю я и выхожу, закрывая за собой дверь.
Мне, конечно, некуда пойти. У Веры есть Клаудия и коллеги с ее работы. У меня
же нет никого. Может, только родители и сестра. Всех остальных друзей я растерял, когда
развелся с Изабель. Даже лучшие друзья, которые оказались не такими уж и лучшими, незаметно отстранились от меня. Возможно, из страха быть втянутыми в скандал или
боялись, что мое поведение отразится на них. Уверен, у многих за этим стояли жены с
угрозами, что если их мужья проведут хотя бы раз время с человеком, бросившим свою
жену ради молодой девушки, их ждет то же самое.
Я так много друзей потерял из-за того, что они отказывались понимать, каково это
влюбиться в кого-то, в кого не ожидаешь. Так много друзей, которые предпочли осудить
меня вместо того, чтобы просто любить.
Я иду по улицам, брожу и брожу, пока не садится солнце, натыкаюсь на маленький
тихий бар и захожу, чтобы выпить. Заказываю джин с тоником, чтобы победить жару, и
еще один джин, чтобы договориться со своим сердцем. Это стало такой тяжкой ношей, давящей мне на плечи. Есть Вера и есть одиночество. Иногда они вдвоем со мной, но
сейчас есть только последнее.
Я так сильно хочу перечитать свое письмо, но это означает необходимость
вернуться домой к ней, а я здесь. Она не пишет мне. В моем телефоне нет «где ты?» и
«когда ты вернешься?», или «нам нужно поговорить», или, на худой конец,
«шовинистский ублюдок», так что стимула возвращаться у меня нет. Мне хочется
остаться на мадридских улицах до восхода солнца. Я хочу пить и бродить по узким
улочкам с сомнительными людьми, пока не почувствую, что уже нашел ответ на скрытый
вопрос, мучающий меня.
Можешь ли ты приспособиться к чему-то, не меняясь? Можешь ли давать что-то, не теряя себя? Не уверен.
В конце концов, мои ноги начинают болеть, рабочая обувь абсолютно новая и не
разносится за одну прогулку, мои суставы устали. Наверное, такое приходит со
старением.
Я повернул назад к дому и вошел так тихо, как только мог. В квартире очень темно
и тихо, за исключением мерного гула холодильника.
Вера в постели, но не спит. Она сидит, одетая в мою футболку, ее плечи поникли.
Шторы открыты, проникающий через окна свет освещает одну ее сторону, оставляя
другую в тени. Ее щеки блестят. Она плакала.
— Прости, — прошептала она, когда я остановился в дверях.
И сразу же мой гнев испарился, растворившись в любви к этой маленькой
испуганной девочке.
Я подошел к кровати и заключил Веру в объятия. Поцеловал ее в макушку так
крепко, как смог.
— Ты меня прости.
— Я просто упрямилась, — она шмыгает носом. – Не знаю, почему. Думаю, я
боюсь и расстроена, чувствую себя, загнанной в ловушку.
Я замер.
— В ловушку?
— Не тобой, — говорит она решительно. – Точно не тобой. Это… Я не знаю, здесь
ли мое место, и куда бы я не свернула, всегда есть что-то, что отталкивает меня. Мне нет
места в Ванкувере, но я также не чувствую своей принадлежности к этому месту.
— Ты принадлежишь мне, — мой голос звучит грубо, с примесью тоски и страсти.
— Я знаю, — отвечает Вера, кивая. – Знаю, что так и есть. Но иногда этого
недостаточно. Мне нужно больше, чем просто ты, Матео. Мне нужен ты и нужна
собственная жизнь, в которой я буду чувствовать себя безопасно. Мне нужно место, чтобы пустить корни.
— Может ли оно быть здесь?
— Надеюсь, что может. Только, боюсь, Испания не хочет, чтобы я оставалась.
Я пробегаю пальцами вниз по ее затылку.
— Я поговорю с твоим боссом. Ты сможешь остаться.
— Матео, все в порядке.
Она всегда так говорит, даже когда не в порядке. Несмотря на ее слова, я сделаю
все, что в моих силах.
Затем я целую ее, оставляю всего себя в ней и засыпаю рядом, но вопросов
остается еще больше, чем было.
Глава 5
К концу недели я хорошо освоился на своей должности. Пока еще не тренер, а
только наблюдатель, но все идет своим чередом. Игроки общаются со мной в
приподнятом настроении, что прочит легкое сотрудничество в долгосрочной перспективе.
В конце концов, все будет идти гладко, пока я не приступлю к выполнению своих
обязанностей в январе. Уверен, что как только я начну ими командовать, их отношение ко
мне изменится. Прежде, чем сесть в этот поезд, я уже знал, что моя работа потребует
больших усилий и принесет кучу хлопот. К счастью, все игроки разные.
Вечером в четверг мы с Верой пошли на ужин с Клаудией и Рикардо. Я знаю, Вера
прилагает усилия, чтобы гармонично вписать меня в другие сферы жизни, а я делаю все, чтобы стать её частью. Немного неловко сидеть за одним столом с Рикардо в то время, как
я думаю об его нерадивом друге. Какая удача, что никто не принес с собой фото из
журнала, хотя я знаю, что все его уже видели.
Когда мы выходим из ресторана — поздно и навеселе от трех выпитых бутылок
гренаша (прим.: гренаш – вино из одноименного сорта винограда, родиной которого
является Испания), нас ослепляет свет вспышек. В этот раз возле ресторана два фотографа
– новости о моем замещении Диего уже стали общедоступными, – несмотря на то, что
первый мой порыв был защитить Веру и показать папарацци средний палец, я принимаю
решение воспользоваться моментом и сделать все правильно.
Я обнимаю Веру за талию и притягиваю к себе, широко улыбаясь в камеру. Им
нравилась моя улыбка раньше, должна понравиться и сейчас.
— Приятно снова видеть вас вместе,— говорит назойливый фотограф с прической
маллет.
— Мы никогда не расставались, — отвечаю я спокойно и веду Веру вниз по
ступенькам к Клаудии и Рикардо, которые застыли с выпученными глазами на тротуаре.
— Вера, с кем Вы были на прошлой неделе? – спрашивает он.
Я ненадолго сужаю глаза, прежде чем ответить за нее:
— Ей позволено иметь друзей, не правда ли? Хорошего вечера, джентльмены.
Я взмахиваю в их сторону рукой в пренебрежительном жесте и киваю Клаудии с
Рикардо, побуждая уходить. Мы вчетвером быстро уходим вниз по улице, исчезая из поля