Шрамы на сердце (СИ) - Шайдуллин Артур Ханифович. Страница 17

Грач был авторитетным вором, Каланча и Бонька были сопляками, только с малолетки поднявшиеся и, как я полагал, были «ходячими консервными запасами».

Побег мы планировали несколько недель, наблюдая за охраной, записывая время приездов грузовиков и все, что могло нам пригодиться. Нас хватились через пару часов. Казалось, лай доносился со всех сторон. Боньку и Кадыка застрелили, когда мы переплывали реку.

Мы блуждали по тайге четыре дня, и все время выходили к реке. Карта утонула с Кадыком, и я не помнил дорогу. Еды не было. Только корни и шишки. К вечеру четвертого дня, волны прибили к берегу тело Боньки. Я так и не смог забыть этот запах, вкус этого мяса. Каланча поначалу блювал, но позже тоже привык. Впрочем, не будем об этом.

Парень умер на третью неделю. На четвертую нас снова начали искать. А может еще кому-то удалось сбежать. Я спрятался в тесной пещере и некоторое время жил в ней. Тело Каланчи, как Боньки, хоронить не пришлось. Думаю, не нужно пояснять почему.

Кое-как дотянул до лета. Там появились грибы, ягоды. Иногда мне удавалось поймать птицу. Было время, когда долго не ел, и я, как мне казалось, начинал сходить с ума. Я бегал по тайге в непонятных припадках. Терял сознание от бессилия. Мучился от галлюцинаций. В один из таких дней я нашел в пещере кое-что странное…

Старик схватил Матвея за руку и попытался поднять голову с подушки, но услышав лязганье ключа в замочной скважине, отпрянул назад.

— Оно еще живо! Оно живо и будет убивать! Оно боится гор. И соль!!! Не забудьте! Соль…

2

В процедурную палату вошла медсестра. Она вытащила иглу из руки старика и убрала систему. Люди в форме встали с кресел, помогли выкатить скрипящую коляску со стариком и сопровождали ее до палаты с табличкой «№ 17» на двери.

Сжимая подмышкой планшетку, Матвей направился к кабинету Шувалова.

— Получилось? — доктор вскочил с места, — вы общались с ним? Расскажите мне, пожалуйста!

— Да, мы поговорили. Он рассказывал о своей жизни, мы не касались убийств в тайге. Я не успел расспросить обо всем. Могу я прийти завтра? После этой беседы, я все вам подробно расскажу.

— Полагаю, что можно. Но завтра это будет в последний раз.

— Договорились, доктор, — Матвей снял халат и, сложив его, протянул его доктору.

Секунду писатель поколебался. Он хотел рассказать доктору о ночном кошмаре, но передумав, попрощался и вышел из кабинета.

3

Мозг укладывал по полочкам рассказ старика. Воображение рисовало перед глазами картины прошлого. Напряжение было настолько поглощающим, что костяшки пальцев хрустнули от сильного сжатия руля.

Матвей выехал на набережную и оставил машину на парковке. От реки дул приятный свежий ветер. Спокойная обстановка, чтобы разобраться с мыслями была как нельзя кстати. Матвей купил бутылку кока-колы и устроился на скамейке.

Во внутреннем кармане запиликал телефон.

— Привет! Не отвлекаю? — Виктор жевал, вероятнее всего, это был его любимый хот-дог.

Это была известная вредная привычка журналиста. Матвей представил себе парня, перекусывающего на ходу, и одновременно разговаривающего по телефону.

— Нет, не отвлекаешь. Ты так и не научился сидеть во время принятия пищи?

В трубке послышался звонкий смех.

— Слушай, я узнал настоящие имена выживших. Тебе это еще интересно?

— Да, конечно!

— Пиши, Карина Абдуразакова и Эмиль Аскаров. Как дела-то у тебя?

— Я общался с подозреваемым. Вот теперь сижу на набережной, пью колу и нахожусь под впечатлением, — Матвей прижал телефон плечом к уху и закрыл бутылку.

— Фантастика!.. Как тебе это удалось, черт тебя подери?! — показалось, что от изумления журналист выронил из рук ход-дог.

— Нарядился медбратом. Как ты любил говорить, вступил в сговор с кем надо. И «вуаля», мне доверили поставить клизму серийному убийце и попутно взять интервью.

Виктор поперхнулся.

— Вот сукин сын! — журналист снова засмеялся.

Попрощавшись, Матвей нажал кнопку сброса и засунул телефон обратно.

4

— Извините, пожалуйста! — Матвей стоял рядом у окошка будки охранника.

Толстый мужчина разгадывал кроссворд. Казалось, пуговицы его тесной рубашки вот-вот слетят с петель. Его занятие овладело им так, что он не обратил внимания на писателя.

— Добрый день! — чуть громче произнес Матвей, — я ищу профессора Маревского.

Охранник бросил короткий взгляд на журнал выдачи ключей.

— Аудитория 209. Через двадцать минут последняя лекция в этом семестре, — пробубнил он и вновь прильнул к газете, вписывая в квадраты угаданное слово.

— Спасибо, — Матвей направился к лестнице.

— Как ваша фамилия?! — высунул голову из окошечка.

— Романцев! Олег Иванович! — выкрикнул Матвей имя легендарного тренера московского «Спартака» и, не разворачиваясь, продолжил идти. Довольный охранник скрылся в окошечке словно енот, юркнувший в норку.

Дверь в аудиторию была распахнута. Мужчина в элегантном костюме и изящных очках на переносице сидел за столом и читал. Аудитория утопала в лучах летнего солнца. Между столами, закинутых на ними стульями, сновала уборщица. Услышав шаги, мужчина поднял голову.

— Добрый день! Лекция еще только через двадцать минут, — произнес он и вернулся к чтению.

— Я не студент… Добрый день, профессор. Я по одному важному делу, — Матвей взглянул на уборщицу, намекая на желание поговорить тет-а-тет.

Профессор встал из-за стола. Он оказался очень высоким — на целую голову выше Матвея. Он подошел к двери и, сняв очки, начал протирать их белым платком.

— Чем могу быть вам полезен?

— Я писатель Матвей Данилевский, — парень протянул руку, — я ищу Эмиля Аскарова, мне сказали, что вы можете мне помочь.

Профессор прикусил нижнюю губу.

— Я не общался с ним уже три года. После одного несчастного случая он пропал, и мы даже не созваниваемся, — Маревский отвел глаза.

— После того как на его экспедицию напал маньяк-отшельник?

— Именно. Говорят, последователи маньяка хотели завершить начатое «мессией преисподней» дело, и подожгли дом геолога. Следили за членами его семьи. После этого он переехал и сменил несколько вузов, в которых преподавал. А собственно, чем геолог может помочь писателю?

— Я пишу книгу, основанную на этих событиях, — Матвей почувствовал себя весьма неловко. Он сейчас был не писателем, а вновь, пронырливым журналистом, всюду сующим свой нос.

— Хм, занятно. Интересная тема, — профессор кивнул, — жаль, что я вам нечем не смог помочь. — Профессор вернулся в аудиторию, на задних рядах которой начали занимать свои места студенты.

Матвей выехал домой. Он был уверен, профессор лгал, когда говорил, что не знает, где сейчас Эмиль Аскаров. Уверенность в том, что ученые регулярно общаются, возможно, даже вместе пьют водку или смотрят футбол, укрепилась. Может даже сегодня вечером, они будут обсуждать визит любопытного журналиста, возомнившего себя неординарным писателем.

Но Матвей всегда чувствовал ложь, особенно вынужденную. Тем более в исполнении людей, делающих это крайне редко и потому не очень удачно. Его бесило, когда собеседник избегал взгляда в глаза.

Искать Карину, чтобы мучить ее глупыми, навязчивыми расспросами ради правдивости и реалистичности повествования, было крайне глупым и жестоким. Матвей уже искренне жалел, что ездил в институт. Но намерение ехать к старику было твердым. Писатель подумал, что неплохо было бы вернуться домой, и поразмышлять над вопросами, которые он завтра задаст старику.

Он уже чувствовал эту искру, грозившую перерасти в грандиозный пожар. Предвкушения удовольствия сильно томило: чашка дымящегося кофе, мягкое кресло за письменным столом и слова. Слова, собирающиеся в предложения и ложащиеся ровным шрифтом четырнадцатого размера на листе текстового редактора WORD. Это было особое таинство, и как полагал Матвей, о котором знают только те, кто испытывал эти чувства когда-либо.