Гончая (СИ) - Ли Марина. Страница 53

   – Мне тоже не нравилось стоять там и смотреть, как ты бежишь навстречу смерти. Очень-очень-очень сильно не нравилось!

   Всхлипнула, не в силах сдержать рвущуюся наружу злую обиду, а он продолжил срывающимся шепотом:

   – Стоять там, боясь пошевелиться, и проклинать себя за то, что позволил, что допустил, за то, что не нашел нужных слов, чтобы остановить. Дурочка! Какая же ты у меня… Как подумаю, что мог тебя потерять, перед глазами темнеет.

   Я сжалась, ожидая нового шлепка или каких-то других действий. Чего угодно, потому что чувство вины, пришедшее на смену злости, мне совсем не нравилось.

   Сердце колотилось, как ненормальное, так и норовя выскочить через горло вместе с очередным рваным вдохом.

   – Отпусти! Мне больно!

   – В самом деле? – Прижался грудью к моей спине и, втиснув между нашими телами ладонь, осторожно погладил условно пострадавшую пятую точку.

   – Да! – Вру, но не правду же говорить, честное слово! Этак он себе за привычку возьмет такие побудки делать вкупе с воспитательными моментами.

   – Мне тоже. – Осыпал плечи очередью нежных, как лепестки яблочного цветка, поцелуев. – Так невыносимо больно от одной мысли, что не в моих силах избавить тебя от лимба. Выть хочется, как подумаю, что если завтра ситуация повторится, ты снова кинешься в гущу событий.

   Коварная мужская длань соскользнула чуть ниже, оставив в покое ягодицы, уверенно лаская нежную, отзывчивую плоть. Отзывчивую, черт возьми!

   – Кинусь, – простонала, кожей впитывая дрожь мужских пальцев, отвечая, моментально заводясь, выгибаясь кошкой под этим узурпатором, этим воспитателем доморощенным. Испугал меня до чертиков. Я почти поверила: всыплет так, что сидеть не смогу. Дурак.

   – Если бы с тобой что-то случилось, я бы сдох, Кошка! – Голос срывается, будто в комнате внезапно закончился весь воздух, а затем судорожный рваный вдох и:

   – Не делай так больше никогда. Умру без тебя. Слышишь, Иви?

   Сердце екнуло. Уж лучше Бубу и раздражающая меня Бубинья, но с насмешливой теплотой в голосе, а не вот такая вот Иви, от которой хочется выть.

   – Прости.

   Проклятье. Он отшлепал меня, как ребенка (ну, почти), а я еще и прощения прошу… Черт! Черт! Черт! Но я в состоянии понять Рика. Потому что сама бы пришла в ярость, сунься он в черную воронку вместо меня. А уж перепугалась бы как! Ух! Но разве у нас был другой выход?

   Тихий стон сорвался с моих искусанных губ, смешав в себе все: горечь обиды, терпкие ноты вины, немного перечной злости и бездну обжигающей нежности.

   – Рик!

   Лежа на животе, с задранной к потолку задницей и обездвиженными ногами, я чувствовала себя невероятно беспомощной и уже не пыталась вырваться, внезапно осознав всю возбуждающую прелесть своей покорности.

   Меня затрясло так, словно кто-то подключил высоковольтные провода к моему телу, до ослепительных звезд перед глазами, до яростной боли в закушенных губах, до хрипов в надсаженном горле – голос я-таки сорвала к чертям собачьим, полностью отдавшись умелым ласкам.

   Рик то мучил нежностью, истово прося прощения за свою несдержанность, то терзал жесткими ласками, требуя, чтобы я раз за разом клялась, что не стану впредь так рисковать… Вообще не стану рисковать. Никогда. Ни за что на свете.

   – Не могу больше! – проскрипела, прохрипела, прорыдала сквозь сцепленные зубы. – Не могу, Рик! Пожалуйста!

   Шелест фольги, дрожащие пальцы оглаживают ягодицы, сжимают бедра, приподнимая, направляя – и, о да! Я вгрызаюсь зубами в матрас, сдерживая рвущийся наружу крик, взрываюсь сразу же, почувствовав первые движения, и Рик вслед за мной, оглушая торжествующим рыком.

   Первой осознанной мыслью стала неутешительная констатация факта: я все-таки мазохистка. Никогда не думала, что наказание может быть… таким. Тело содрогнулось в сладкой судороге, и Рик, приподнявшись, позволил мне перекатиться на бок. Улыбнулся расслабленно, а в потемневших от страсти глазах тревога и чуточку вины.

   – Извини. Очень больно?

   – Обидно, – буркнула, пряча глаза, но тут же вскинулась:

   – А вообще-то, знаешь что? Я понимаю твои мотивы, правда. Но это не означает, что ты можешь взять и просто… просто отшлепать меня, если тебе что-то не понравилось в моем поведении. По какому праву?

   Вздохнул, притягивая мою голову к своему плечу.

   – По праву твоего мужчины, может быть? – заявил с обескураживающей уверенностью и непробиваемым упрямством в голосе, а я зашипела от возмущения.

   – По праву опыта и старшинства. Я на пятнадцать лет старше тебя, Кошечка моя. И если дело касается лимба и К'Ургеа – это чертовски много. Можешь мне поверить.

   Могу, но не уверена, что хочу.

   – И все равно. – Вывернулась и прикрыла его рот ладонью, чтобы не перебивал. – Не делай так больше, пожалуйста. Пусть мне и понравилось, как… как ты извинялся за свою грубость. Потом.

   Его зрачок с такой скоростью вытянулся в вертикальную ниточку, что я осеклась, завороженная хищной красотой его глаз.

   – Ты сказал, К'Ургеа? Эта девушка в лимбе, она тоже из них?

   Он нахмурился и нехотя качнул головой.

   – Мне стоит испугаться?

   – Да. Нет. Не знаю.

   Он перехватил мою руку, на которую Хорр с той стороны Перевала повязал загадочную тряпицу, и нахмурился.

   – Ты ее не трогала? Не снимала?

   – Когда бы я успела? – Развела руками. – Мы всегда вместе!

   – Это да! – Рик самодовольно улыбнулся. Вот же… индюк! – Не смейся. После того, как ты сбежала от меня в поезде, я банально боюсь отвернуться. Черт его знает, куда ты исчезнешь, и где я найду тебя в следующий раз.

   – А ты искал? – Не то чтобы я не догадывалась или не поняла по всем его намекам ранее, но… – Искал?

   Хотелось услышать согревающие душу подробности о том, как он метался по перрону, как злился. Наверное, допрашивал проводника и… Проклятье! Почему я раньше об этом не спросила?

   Заметив мое выражение лица, Рик рассмеялся.

   – Чего ты?

   – Хочешь знать? – Я кивнула. – Тебе повезло, что я нашел тебя не так скоро. Успел остыть. А то, боюсь, одним смешным шлепком дело бы не обошлось.

   – Двумя! – исправила я. – И ничего смешного. Мне было больно!

   – Да-да, я заметил…

   Не стала спорить. Лень. Да и зачем?

   – Так расскажешь о К'Ургеа или нет? Не то чтобы я совсем ничего не понимала, какие-то пугающие догадки есть и у меня…

   – Пугающие?

   – А как иначе? – Провела рукой по глазам. – Знаешь, я ведь их всю жизнь ненавидела. Все прокручивала в голове, как могла бы сложиться моя жизнь, если б не война с дикарями... А тут вдруг выясняется, будто я, судя по всему, сама наполовину ррхато… Ну, то есть… Как бы сказать? Ясно, что мы с тобой так… м-м… взаимодействуем в лимбе – это неспроста. И моя трансформация. Скажем прямо, я о Гончих с такими способностями даже не слышала. Опять-таки шаман, язык К'Ургеа, который я чем дальше, тем лучше начинаю понимать… Это ведь все не просто так. Наверное, работает что-то вроде генетической памяти или какой-то другой наполовину волшебной хрени… Ох, Рик. Тебе не кажется это смешным? Нас все называют детьми войны, когда на самом деле мы дети насилия… Я ведь поэтому такая, да? Мой отец был ррхато? Наверное, какой-нибудь вояка, который не сумел удержать член в штанах... Нет! Молчи! – Вскочила с кровати, одергивая майку и зябко обхватывая себя за плечи. – Не говори ничего! Не хочу слышать об этом! Не сейчас, пожалуйста! Расскажи лучше о Питомнике.

   В одну секунду Бронзовый Бог стал Серебряным. В смысле, побледнел добела.

   – О чем тебе рассказать? – Рик подорвался, где-то напрочь растеряв всю с таким трудом образовавшуюся нежность, и так тряхнул меня за плечи, что я прикусила себе язык. – Ты где вообще это услышала?

   – С-с-с! Осторожнее! – Оттолкнула его обиженно. – Вчера. От этой, которая в лимбе…

   – И до сих пор молчала? Мало я тебе всыпал. Ой, мало.