Новый Михаил (СИ) - Бабкин Владимир Викторович. Страница 41
Кутепов хмыкнул:
— Тогда с кем мне говорить и о чем? Я никого не вижу, лишь слышу слабый голосок того, кто сравнивает себя с Господом Богом!
Снова смех.
— Вы говорите с народом! И должны подчиниться ему!
Одинокая фигура, стоявшая перед несметной толпой, вдруг закричала на всю площадь:
— Внимание! Я, полковник Кутепов, народный комиссар Чрезвычайного Комитета спасения народа и России. В Петрограде масонский мятеж! С целью подавления мятежа и восстановлению законности решением Совета Министров и распоряжением Чрезвычайного Комитета столица объявлена на осадном положении. Запрещены митинги и массовые собрания. Всем разойтись по домам и оставаться там до особого распоряжения Народного комиссара города. При попытке мятежников захватывать учреждения государственной власти или оказывать сопротивление восстановлению порядка будет открыт огонь на поражение! Я приказываю вам немедленно разойтись! Лица, оставшиеся рядом с масонами, признаются мятежниками к коим будут применены все необходимые меры согласно режима осадного положения! В Петроград вступают верные присяге и Государю войска для подавления вооруженного масонского мятежа в столице! Не препятствуйте разгрузке верных присяге войск! В случае, если вы приблизитесь к зданию ближе будет открыт огонь на поражение! Разойтись!
Кутепов демонстративно поднял вверх правую руку. Из толпы раздался смех Керенского.
— Вы блефуете, полковник. Войска далеко, а у вас горстка солдат, которые не будут стрелять в свой народ!
Тот усмехнулся. И спокойно произнес:
— А вы проверьте…
Повинуясь команде невидимого дирижера, толпа несмело двинулась вперед. Многих смущал этот единственный человек, стоявший на площади перед тысячеголовой толпой, которая готова была его растерзать и готовилась к этому. На что рассчитывал этот одиночка? Хочет умереть красиво? Что ж, мы поможем ему в этом! Поможем красиво умереть! Умереть! Красиво…
В этот момент Кутепов резко опустил руку. И в тот же миг из здания ударили пулеметы. Сотни пуль засвистели над площадью, смешиваясь с воплями ужаса, паническими возгласами и стонами упавших. Огромная масса людей бежала, спотыкаясь об оступившихся, сбитых с ног и затоптанных.
Пулеметы пели свою страшную песнь над площадью.
Обезумевшая толпа разбегалась во все стороны не разбирая дороги. Еще две минут назад уверенная в себе и жаждущая чужой крови бежала черная толпа, оставляя на снегу брызги своей крови, раздавленных и покалеченных.
Пулеметы обратили вспять историю, изменили течение времени и переломили предопределенность рока.
Пулеметы…
Спустя несколько коротких и страшных минут над площадью повисла оглушающая тишина, и даже стоны лежащих на грязном снегу людей, казалось, не могли пробиться сквозь вату наступившего безмолвия.
От здания к стоявшему на площади единственному человеку шел офицер. Когда они поравнялись, штабс–капитан нерешительно взглянул в лицо полковника, смотревшего на лежащие на снегу тела невидящими глазами. Затем, словно очнувшись, Кутепов увидел стоявшего рядом и тихо спросил:
— Вы сделали все в точности?
— Так точно, господин полковник. Пулеметчики стреляли поверх голов. Ни одна пуля в людей не попала…
Кутепов кивнул.
— Прикажите санитаров. Всех живых перевязать и в ближайший лазарет. А мертвых… Мертвых… Нужно посчитать и убрать с площади. Да, и священника пригласите…
Штабс–капитан кивнул и побежал выполнять приказ. А полковник медленно пошел среди лежащих всматриваясь в искаженные страданием лица. Он хотел запомнить каждого, дабы молиться Господу за каждого из тех, кого он своим решением обрек на смерть. Терзали ли его угрызения совести? Мучился ли он потом в кошмарах? Или же отнесся к ним с безразличием профессионального военного, повидавшего множество смертей на своем веку? Отличал ли он погибших на поле боя от лежащих сейчас на площади? Или улицы столицы для него уже стали полем боя, на котором решалась судьба России? Кто знает…
Станут ли эти десятки погибших началом кровавой вакханалии ожидающей Россию впереди? Или же они будут той искупительной жертвой, которая спасет от смерти десятки миллионов людей в России и в мире? Живущих и тех кто будет жить. Кто знает…
А пока Кутепов стоял над раздавленным телом худощавого господина с орлиным профилем. С минуту полковник разглядывал тело лежащего на снегу, а затем вынул из внутреннего кармана шинели газету от 15 февраля 1917 года, которую он читал от нечего делать сегодня, и, развернув ее, еще раз пробежался глазами по строкам. После прочтения, Кутепов положил на грудь лежащего газету и твердо пошел назад в здание министерства.
Февральский ветер играл листом газеты, на котором бросались в глаза строки подчеркнутые карандашом.
«На заседании Думы 14 февраля в своей речи господин Керенский заявил: «Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало… Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы — физического их устранения».
Наконец ветер унес листок вдаль, а на черном предмартовском снегу остался лежать член Временного комитета Государственной Думы, лидер фракции «Трудовая группа» в Госдуме, товарищ председателя исполкома Петроградского совета рабочих депутатов, Генеральный Секретарь Верховного Совета масонской ложи «Великий восток народов России» Александр Федорович Керенский.
ОРША. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
В кабинете повисла гнетущая тишина и лишь вновь разыгравшаяся метель завывала снаружи. Я положил ладонь на плечо Императора.
— Ники, что ты намерен делать?
Тот пожал плечами. Затем бесцветным уставшим голосом проговорил:
— Я был сейчас в церкви. Молился. Просил Всевышнего спасти Алексея и даровать ему исцеление… Что еще я могу сделать?
Он помолчал.
— Господь наказует меня… Я был готов принять все, что касается меня самого, но Алексей… Нет. Я не готов. За что, Господи?
Николай судорожно втянул воздух в легкие.
— Моя гордыня… Я возомнил, что готов нести свой крест, что это лишь мое… Как я мог такое допустить? Как могло случиться, что солдаты гарнизона Царского Села подняли руку на Наследника Престола? Почему смута охватила Россию? В чем я виноват? Что сделал или не сделал? Не могу понять…
Царь провел бездумно провел ладонью по краю стола. Затем тихо спросил:
— Ты готов принять Престол?
— ЧТО?!
Я ошарашено взглянул на него. Вот чего я не ожидал сейчас, так это такого поворота событий.
Но Николай продолжил бесцветным голосом:
— Когда я молился, то пообещал Господу, что если он смилостивиться и остановит кровь моему сыну, то я отрекусь от Престола и посвящу остаток дней своих молитвам и милосердию. Я отрекусь за себя и за Алексея. Он все равно не сможет править… А если кровь не остановится, то…
Самодержец с отчаянием посмотрел мне в глаза.
— Тогда его кровь, будет на моих руках, понимаешь?.. Как я буду смотреть в глаза девочкам? Как посмотрю в глаза Аликс? Это ведь моя вина, понимаешь? Все что происходит сейчас, это моя вина!
Николай опустил голову.
— Быть может, у тебя получится, то чего не смог сделать я. Будь хорошим Государем и прости, если сможешь…
Я не знал, что мне делать и что говорить. История изменилась, сменились декорации, сюжет пошел по иному пути, но вновь Николай отрекается от Престола. Как должен я поступить? Должен ли я его отговаривать? Ведь видно, что царь не совсем в здравом рассудке и действует на эмоциях. Возможно, если не дать ему сделать этот опрометчивый шаг, через пару дней он придет в себя? И что дальше? Входя сейчас в этот вагон, я опасался домашнего ареста, но все равно собирался настаивать на назначении себя премьер–министром России, дабы иметь возможность сбить революционный накал объявлением реформ в стране. Принимать корону в мои планы никак не входило. Но могу ли я сейчас отказаться? Имею ли право? Особенно зная, что ждет Россию дальше? Ведь мое вмешательство не только не предотвратило революцию, а, наоборот, страна вплотную приблизилась к гражданской войне прямо сейчас! А это значит, что фронт рухнет немедленно и страну разорвут на куски! Стоит передо мной страшный выбор без выбора.