Маме – мечтательнице, как я (ЛП) - Уильямс Николь. Страница 20

Так что мне нужно было в этом разобраться. Как можно скорее.

Потому этим утром я решила пробежаться. Я хотела пробежаться фартлеком, но выглядело это так, словно я просто бежала изо всех сил.

Но это было полезным, а боли в ногах можно было исправить парой мешочков льда.

Я добралась до развилки тропы, что могла отправить меня обратно в лагерь за одну милю, если повернуть налево, или за три, если повернуть направо. Я не знала, почему повернула направо. Я уже пробежала шесть миль и не хотела бежать больше семи сегодня, но уже разогналась. Так почему не выбросить план в окно?

Я так сосредоточилась, разогнавшись, что не заметила бы самолет в сотне футов над своей головой, даже не услышала бы. Потому и не заметила, что кто–то еще летел по тропе за мной. Я не слышала его. И не видела, пока он не стал обгонять меня.

Я удивилась, что он смог догнать меня. Он даже мог пролететь мимо меня. Но я любила соревноваться в беге.

– И зачем ты тут бегаешь так, словно за тобой гонятся копы, когда должна спать? – Кэллам чуть запыхался, но не так сильно, как я. Я бежала не в том темпе, что делал разговор удобным.

– Копы? – звучало относительно нормально, я еще не задыхалась.

– Так мы с братом говорили, когда тренировались вместе. У нас был темп «будто за тобой гонится питбуль», он быстрее, чем «убегать от копов», но медленнее, чем «убегать от мамы».

Как он мог все это говорить на такой скорости? Дыхание было трудным.

– Вы с братом бегали вместе? – я вдруг поняла, что вспотела. Но не только я – у него была мокрой почти вся футболка.

– Пока он не побежал от копов по–настоящему, но у них есть такие удобные и быстрые машины.

Я кивнула, он побежал впереди меня. В этом была сложность, когда любил соревноваться в беге – как бы быстро я ни бежала, кто–то всегда был быстрее.

– Вы бегали на соревнованиях?

– Легкая атлетика, – сказал он, мы пригнулись под веткой, висящей над дорожкой. – Он бегал полторы тысячи, а я – пять тысяч.

Это объясняло, почему Кэллам был быстрым, но я следила за ним всю неделю и не знала, был ли он хоть в чем–то плох.

– Он был быстрее, но ты…

– Мог бежать дольше, – я ощущала его улыбку в мою сторону. – Если ты не заметила, – я фыркнула и смотрела вперед. Я не могла не думать о его потном лице с улыбкой. Я едва смотрела на него, но эта картинка застряла в голове. – Что ты бегала? – спросил он, дыша почти нормально. Я знала, что он сдерживался, чтобы не бросить меня за собой. Мне не нравилось то, что его сердце билось почти нормально, а мое почти вырывалось из груди.

– Бег по пересеченной местности осенью и легкая атлетика весной.

– На какое расстояние?

Я не сразу ответила, пыталась отдышаться после прошлого ответа.

– Пять тысяч. Порой шестнадцать.

Хоть мы бежали, он умудрился ткнуть меня локтем.

– Пять. Так мы оба мазохисты?

Я не ответила, ведь было понятно, что люди сами не записывались на такие расстояния. Тренер умолял, упрашивал спортсменов состязаться на таких дистанциях. Но я не спрашивала Кэллама, выкручивали ли ему руку, чтобы убедить бежать, или он сам вызвался. Он любил вызов. Чем больше, тем лучше. Тут мы тоже были похожи.

– Почему ты бегаешь? – спросил он. – Убегаешь от чего–то или бежишь к чему–то?

На моем пути ничего не было, но я чуть не споткнулась.

– Не угадал, – заявила я.

– Значит, все сразу. Приятно знать.

Его тон бесил. Да и его лицо, но я не собиралась смотреть и подтверждать это.

– Почему ты бежишь? – парировала я, стараясь подражать его голосу. – От чего–то или к чему–то?

– Ни то, ни другое, – он явно улыбался.

– Значит, все сразу. Приятно знать, – я отпрянула в сторону, чтобы не споткнуться о камень на дороге, и я врезалась в Кэллама. Моя голая рука на его голой руке.

– Ты не спросишь, какие у меня достижения? – спросил он.

Я сверилась с часами. Через полторы мили будем в лагере. Я могла выдержать еще десять минут бега рядом с потным Кэлламом О’Коннором на безумной скорости. Я надеялась.

– Нет, потому что, судя по тому, как ты спрашиваешь, – я быстро вдохнула, – ты явно считаешь свои результаты впечатляющими.

– Это так.

– Тогда мне этого хватит.

– Оставишь все интересное воображению? – он ткнул меня снова. Мою кожу покалывало.

Я отодвинулась на тропе, напоминая, что он – мой наставник, у которого была борьба личностей, и он злил меня не меньше, чем интриговал. Но это не важно, потому что я не собиралась заводить летний роман. Ни за что. Мне хватало сложностей в жизни.

– А про мои результаты не спросишь? – я чуть ускорилась, мы добрались до последней мили.

– Да. Какие они?

Легкие пылали, но я терпела. Я не замедлялась, когда становилось неприятно. Я бежала вперед.

– Веселее оставить это воображению, да?

Он хмыкнул и догнал меня. Его грудь двигалась уже быстрее, но не как моя. Я вдыхала дважды за его один вдох.

– Хорошо учишься?

Я улыбнулась.

– Хорошо.

– И платят за это?

– Раз хорошо учусь, то платят.

Кэллам впечатлено кивнул мне.

– Разве ты не стремишься к совершенству везде?

– А ты? Как у тебя?

Кэллам пожал плечами.

– Смотря что ты имеешь в виду.

– Я про оценки.

Он покрутил шеей.

– Да, мои оценки достаточно крепкие, чтобы получать хоть немного.

– Отлично учишься?

Он молчал пару секунд.

– Только если подтянусь до уровня гения к экзаменам.

– Так ты говоришь, что плохо учишься?

– Так я говорю, что не все знаю на отлично, хоть и быстро бегаю.

Мы были близко к лагерю, и я видела некоторые домики.

– Я не привыкла к такой твоей скрытности.

– А я – к такому твоему вниманию к деталям.

Кэллам не был глупым. Но и не казался мне бездельником. Может, он получил раз в жизни четверку и считал, что это конец света.

– Так какой у тебя средний балл? – спросила я.

Он фыркнул.

– Это лучше оставить воображению.

– Правда?

– Правда, – он ускорился на последней сотне метров к лагерю. Я с трудом поспевала.

Я не давила дальше, но, когда мы остановились на большой поляне, он упер руки в колени, отдышался и сказал:

– Скажем так, у меня еще есть время поработать над этим. Но, даже если я все силы направлю на учебу, как в том году, результат будет средним.

Я медленно ходила кругами по траве, чтобы остыть, сжав руками голову, пытаясь отдышаться.

– Для того, кто не решил насчет колледжа, – выдох, вдох, – ты явно много думал об этом.

Он пожал плечами.

– То, что я не решил, не значит, что я не обдумывал варианты.

Я снова дышала нормально, жжение в ногах почти пропало.

– Хочешь позавтракать тут в десять?

Я не знала, что собиралась спросить, пока не сделала это. Как и первые несколько раз, Кэллам ел один все время. Я не знала, хотел он этого сам, или так сложилось. Может. Не стоило спрашивать, но я устала есть в одиночку. Мама присоединялась порой, и Гарри оставался на пару минут, а потом уходил за столик к друзьям–проказникам. И, хоть Кэллам О’Коннор был загадкой, он мне нравился.

Он покачал головой, капли пота слетели с его волос.

– Эй, спасибо за предложение, но мне на смену через час.

Я схватила ногу за спиной, чтобы размяться.

– Времени на душ и еду полно.

– Душ и еда ниже, чем сон, – сказал он, зевая. Он только что пробежал много миль, еще был потным, но зевал? Он устал после взрыва адреналина?

Я ощущала себя после бега так, словно могла захватить мир с кулаками, связанными за спиной.

– Ты не спал ночью? – спросила я, когда он зевнул снова и пошел к домикам работников.

– Нет. А ты? – он помахал и пошел дальше. – Спасибо за пробежку, Финикс. Мне нравится вызов.

– И мне, – крикнула я. – Хоть это не был вызов. Для меня.

Он рассмеялся, но явно разгадал мой блеф, судя по взгляду.

– В то же время завтра?

Я улыбнулась.

– Не опаздывай.