Маме – мечтательнице, как я (ЛП) - Уильямс Николь. Страница 36

– Для учебы?

– Для чего хочешь, – он широко улыбнулся. А потом пропал на тропе.

– Ты сказала ему написать тест, и он послушал, – Гарри щелкнул пальцами, моргая, глядя туда, где пропал Кэллам. – Ты – мастер дрессировки, Финикс.

– О, спасибо, – я поклонилась, обвила рукой плечи Гарри. Я хотела покончить с этим.

Домик был впереди, и я заметила, что Гарри морщится от тревоги.

– Финикс? Ты знаешь, что будет? Я много раз говорил с мамой раньше, но не так – с договоренным временем.

Я сжала кулак на его плече.

– У меня есть идея.

Гарри сглотнул.

– Мы будем в порядке?

– Конечно. Я тебя всегда поддержу. И всегда позабочусь, – я замерла у ступенек домика. – Ты же это знаешь?

Гарри смотрел на ступеньки, как на непреодолимые, но, когда взглянул на меня, его лицо просияло.

– Да, я знаю.

Я все–таки растрепала его волосы. Если он и злился, то не показал этого. Он выдохнул и поднялся со мной.

– Мама? – крикнула я у двери. Она была открыта.

– Тут! – позвала она, и я уловила запах… выпечки. Гарри понюхал воздух, мы переглянулись, словно не верили. Мама пекла пироги, печень и хлеб, но это было давно.

– Печенье, – вздохнул Гарри и поспешил в домик.

– Я вытаскиваю последние из печи, – мама стояла у плиты, умело высыпала печенье на тарелку. Овсяное с шоколадной крошкой. Наше с Гарри любимое. – Садитесь за стол. Я сейчас, – мама вытерла руки о джинсы, слизнув перед этим шоколад с пальцев.

Гарри подбежал к столу и рухнул на стул так быстро, что чуть не растянул другой запястье, но я стояла и смотрела на нее. Она словно стала мамой из моего детства, плясала по кухне под песню на радио, позволяла мне стучать деревянными ложками по кастрюлям, пока она пробовала новые рецепты. Мука в волосах, рукава закатаны до локтей, улыбка на лице… Мне захотелось подбежать и обвить ее руками, чтобы она успокоила, поцеловала и прогнала мои проблемы, как делала раньше.

Я напоминала себе, что проблемы семилетней отличались от проблем семнадцатилетней девушки. Это не сравнить.

– Финикс? – мама замерла, заметив меня у двери.

Я заерзала и не стала давать ей прогонять меня.

– Тебе помочь?

– Да, – она указала на стол, где Гарри уже собирал себе груду из печенья. На столе стояли три стакана молока. – Мне нужна помощь с поеданием печенья. Всего.

Гарри улыбнулся ей, его зубы были в шоколаде. Он поднял второе печенье.

Мама указала на стул рядом с Гарри и ждала меня. Я опустилась туда, и она посмотрела на нас, радостное спокойствие пропало с ее лица. Она села напротив нас, беспокойно ерзая. Я взяла печенье, но не ела. Сердце билось в горле.

– Я хочу, чтобы вы знали, что, несмотря ни на что, мы с вашим папой позаботимся о вас. Вы будете в порядке, и мы переживем это.

Мама посмотрела на часы на стене, как делала я, когда не могла дождаться конца урока. Она даже не начала говорить, а уже отсчитывала секунды, когда мы закончим.

Плохо дело.

– Вы знаете, что папа потерял работу два года назад, и с тех пор было… сложно.

Если «сложно» было шифром катастрофы, то да, было сложно.

– Ваш папа хорошо зарабатывал, и мы рассчитывали, что заплатим теми деньгами за дом, школу и многое другое, – она медленно крутила стакан молока, глядя на него. – Когда его уволили, он не смог найти другую работу, где платили бы примерно столько, сколько он хотел, и мы знали, что он мог или взять не такую престижную работу, и мы внесем изменения в планы, или он мог искать и дальше похожую по зарплате работу, а мы бы ждали… пока не кончатся сбережения.

– Деньги, – нетерпеливо сказала я. Мне не нужно было напоминать, мне нужно было знать, что ждет в будущем.

– И чтобы не переезжать, мы решили придерживаться того же образа жизни, надеясь…

Я фыркнула от «надеясь», пытаясь угадать, когда в разговоре появятся единороги и волшебные земли.

– Все сработало не так, как мы над… – мама замолчала, когда я снова фыркнула. – Как мы планировали. Ваш папа не смог найти такую работу, а… деньги кончились, – она смотрела на меня все время, но Гарри от этих слов отвлекся от печенья.

– У нас нет денег? – он проглотил кусок, что жевал. – Мы нищие?

Глаза мамы тут же стали стеклянными. Она собиралась плакать. Я смотрела, ждала первую слезу, но она подняла плечи, шумно вдохнула и выдавила улыбку для Гарри.

– У нас есть деньги, милый. Мы не нищие, – она не моргнула, говоря с ним. – Но мы не можем смотреть, как тают запасы, скрестив пальцы. Пора что–то менять. Я хочу об этом поговорить.

Гарри кивнул, но нервничал. Я так не выглядела, но тоже нервничала.

– Нам нужно переехать, – сказала она, стакан молока замер. – Оставить наш дом и перебраться в другой.

Гарри побелел.

– А мое Лего? Компьютер? Им конец, да? Я их уже не увижу?

Мама покачала головой с силой.

– Нет, Гаррисон, твои вещи в порядке. Потому папа и уехал. Он собирает вещи дома, чтобы мы забрали все нужное в новый дом.

– Новый дом будет в том же районе? – я подвинулась на стуле. Я знала, что мы потеряли дом. Я знала, что были проблемы с деньгами, но я надеялась, что дом будет в том же районе, чтобы мы с Гарри остались в своих школах.

Лицо мамы ответило вместо слов. Мои легкие сжались, и я не могла дышать.

– Мы этого хотели, Финикс. Мы старались найти место, чтобы вы с Гаррисоном остались в тех же школах, но наш район дорогой, – мама выдохнула и опустила взгляд. – Слишком дорогой для нас сейчас.

Я посмотрела на Гарри, но он не переживал. Он немного встревожился, но и все. Это мне казалось, что комната давит на меня.

– Куда мы переедем?

– Глубже… куда–то в округ Риверсайд. Ты будешь ходить в высшую школу Джефферсон, а Гаррисон… – мама покачала головой, прикусив губу. Она выглядела раздавлено, словно ее били много раз, и она не могла встать с земли. – Мы еще решаем это.

– Риверсайд? Джефферсон? – я сжала кулаки на коленях. Это было хуже, чем я думала. – Я никогда не слышала о школе Джефферсон. И меня ждет там выпускной год?

– Финикс, – предупредила мама, указывая на Гарри.

Гарри ерзал на стуле, глядя то на меня, то на нашу маму, словно мы играли в теннис.

Мои ногти впились в ладони до боли. Не помогло.

– У них есть команда по бегу? Стадион? Что подумает обо мне Лига Плюща, увидев, что я перевелась из одной из лучших школ штата в Джефферсон? – мой голос звучал так, словно Джефферсон была Алькатрасом. – Все, ради чего я старалась… всего год… и вы так со мной поступите? – я ударила по столу перед Гарри. Печенье загремело на тарелке. – С нами? – я представила Гарри в новой школе. Он будет постоянно попадать в урны и унитазы.

– Знаю, Финикс. Мне жаль, – в глазах мамы стояли слезы, но она управляла голосом.

– Нет, не знаешь! – я вскочила со стула так быстро, что колени ударились о край стола. Молоко из стакана пролилось по краям. Снова беспорядок. – И если тебе жаль, то можно было что–то с этим сделать, а не печь печенье.

Гарри на стуле выглядел так, словно заплачет, потирал губу, но я не могла остаться и успокоить его. Мне нужно было выйти. Уйти от нее, пока я не бросила тарелкой с печеньем в ее лицо. Печенье… да, это то, что нужно, когда портишь жизнь детям.

– Куда ты? – крикнула она, я бросилась к двери.

– Если бы я думала, что тебе есть дело, я бы сказала, – я толкнула дверь, замерла, чтобы пронзить ее мрачным взглядом. – Но тебе явно нет дела до моего будущего.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

Жизнь стала нормальной.

Я снова не говорила с мамой. Она почти не говорила со мной. Может, потому что мы сказали достаточно, или нам было нечего добавить. Мы переезжали из района школы.

Я ощущала беспомощность. Жизнь забирали у меня. Я почти неделю старалась не думать об этом.

Было проще сказать, чем сделать… кроме тех моментов, когда я была с Кэлламом. Или была на пути к нему, как сейчас.