На одинокой дороге (СИ) - Седов Константин. Страница 2
— Я уже сказал, что не понимаю, о чем вы говорите.
Зуб скорбно покачал головой:
— А я ведь всего лишь хотел тебе жизнь облегчить. Найти я его и так найду. У тебя не дворец, прятаться негде. А когда я его на свет божий вытащу, ты вместе с ним к палачу пойдешь. За укрывательство.
Еще не договорив, он направился прямо за стойку. У Курти похолодело внутри, когда Зуб, явно не колеблясь, шагнул к мусорному баку. Все! Этот чертов страж знает! А вся эта болтовня — так он играл с ним.
— Что тут у нас — вкрадчиво пробасил Зуб, поравнявшись с кучей мусора. И тут же нагнулся. Курти представил себе, как петля захватывает его руку и прижимает к деревянному чурбану, а сверху зависло лезвие секиры и закрыл глаза.
— Оп ля, а это что?
«Все» — сердце поперхнулось очередной порцией крови и остановилось.
— Так мы еще и клиентов дурим! Воровства и укрывательства нам мало.
Что?! Выпрямившийся Зуб держал в руках небольшую бутылку. Обычная глиняная бутылка, с широким горлом, фермеры в таких масло хранят. Только в этой не масло, а хозяйская медовуха. Самогон делался из меда и то ли дурмана, то ли белены, то ли того и другого. Добавляют пару — другую капель в пиво или вино, продукт становится крепче, дуреешь от него сильнее — клиент становиться сговорчивее. И уже не спорит, если с него за пять кружек берут цену как за семь.
Курти понял, что никакого люка этот горе-полицейский не заметил и искал Колокольчика за стойкой, очевидно вообразив, что беглец лежит свернутый в рулон между полками.
Зуб, не желая сдаваться, с азартом ревнивого мужа шарил глазами по залу, как бы решая, где проверить раньше — в шкафу или под кроватью? В задумчивости он хлебнул из бутылки. Курти открыл рот, чтобы успеть предупредить о некоторых особенностях этого напитка, но опоздал.
Зуб вытаращил глаза, покраснел, а из раскрытого рта вылетел звук похожий на брачную песнь моржа. Это должно быть обычная реакция на хозяйскую медовуху… Впрочем, наверняка Курти не знал. До Зуба таких смельчаков не находилось.
Полицейский, продолжая вращать глазами, заметил в руке Курти кружку, выхватил ее и сделал глубокий глоток. Замер, облегченно выдохнул и просипел:
— Ну и спиртяга. Вы чего туда намешали? Стекла толченного?
Сделал новый глоток из кружки, поморщился и добавил:
— И эту гадость вы вином называете? Кислятина, да еще и воняет.
— Нет, эту гадость мы называем уксусом — пожал плечами Курти. Я им ложки протираю. Но вы, если нравится, пейте. Все равно лучше, чем выливать потом.
Зуб вторично поперхнулся, кружка полетела на пол, глаза полицейского воткнулись в Курти.
— Ты щенок, паскуда воровская…
Не договорив, он своими ручищами сгреб Курти за рубашку…
— Эй, кто здесь хозяин?
Зуб и подвешенный Курти повернули головы к двери.
То, что он не местный, было видно сразу. И не столько по одежде, сколько по манере держатся. Местные даже ходят вразвалочку, как по палубе. А если стоят, то полусогнувшись. Жизнь здесь давит. А незнакомец стоял прямо, широко расправив плечи и склонив голову набок. Речь тянул на южный манер и говорил, как показалось Курти, властно и с легкой насмешкой.
Зубу тоже так показалось и очень это не понравилось.
— Позже зайдешь, — с намеком на то, чтобы незваный гость убирался, мрачно сказал он.
— А этот малый, в фартуке, что у тебя в руках болтается, разве не отсюда?
— Ты не понял? Тебе сказали — зайдешь в другой раз — с угрозой в голосе, повторил Зуб.
— Да я бы с удовольствием, при том, какой вы сердитый, но у меня не так много времени, и я кое-кого ищу. Над таверной нет вывески, а мне нужно знать, то ли это место.
Говорил незнакомец спокойно и все так же насмешливо, а в конце фразы даже развел руками, как бы извиняясь за сказанное. Плащ, при этом распахнулся и показал висящий на боку меч. Настоящий, боевой, а не игрушечная показуха, как у старших офицеров стражи.
Незнакомец подержал руки в том же положении, что бы меч можно было хорошо разглядеть, затем сложил их на груди.
Зуб растерялся. Курти это почувствовал по тому, как ослабла хватка. Зуба боялись все. И местные, и приезжие. Он полицейский, и он здоровый полицейский. До драк дело не доходило. Никто не хотел связываться. Не на месте, так потом в камере, этот громила вполне мог переломать все кости, а то и убить. Никто с него и не спросит. То, что вытворял приезжий выскочка, было не просто неуважение, а походило на угрозу.
Зуб опустил Курти на пол, вышел из-за стойки и двинулся к незнакомцу. Движения были скованными и Курти подумалось, что Зуб не знает, что ему делать, когда дойдет.
Незнакомец облегчил ему задачу. Он сунул руку за пазуху и, что-то оттуда вытащил. Курти успел заметить, как это «что-то» ярко сверкнуло и обзор ему преградила резво вытянувшаяся спина Зуба. Руки по швам, подбородок наверх. Сзади не видно, но и живот Зуб наверняка втянул. Если бы у него был хвост, он бы им завилял.
Курти стоял, раскрыв рот. Зуб побит в первом же раунде нокаутом, да еще и на своей же территории. Кто этот тип?
Тип вполголоса о чем-то разговаривал с Зубом. Полицейский все время разводил руками, кланялся, пожимал плечами, затем согласно закивал головой, схватил руку незнакомца, потряс ее и вышел.
— Как называется это место?
Зуба в помещении уже не было. Гость стоял пред стойкой.
— «Свинья с кувшином», а Зуб разве не сказал?
— Кто?
— Ну,… — Курти вспомнил, что, как и весь квартал, понятия не имеет, как по-настоящему зовут Зуба, — полицейский, с которым вы разговаривали.
— Этот и имени своего толком не помнит. А, где вывеска над дверью? Ветром унесло?
— Почти. Ветер ее только покосил, а потом там драка была, кто-то ножом случайно зацепил, вниз потянул, она ему на голову и свалилась. Но нас и без вывески все знают.
— Веселое у вас место. Значит и мне подойдет.
В темноте дверного проема Курти толком его не разглядел. Тогда гость показался ему огромным, почти великаном. Теперь, при свете окон, казался помельче. Но крепкий, широкий. Плечи грузчика. И широкополая шляпа с длинным пером, нелепо смотревшаяся среди снегов, скрывала глаза. Специально, решил Курти.
— За, что этот страж тебя так любит. Даже к груди прижимал.
— За широкую отзывчивую душу, наверное, — Курти не знал как себя с незнакомцем вести.
— Мне она отзовется?
— Смотря, о чем и как спросить.
— Насчет «как» не беспокойся. Я щедрый. Ты сын хозяина?
— Нет. Обыкновенный работник.
— Так плохо?
— Лучше, чем на улице.
— А родители.
— О чем мы начинали говорить?
— Верно. Извини. Плохая привычка — много расспрашивать.
— Вредная. Не раз замечал.
— Но, я все же спрошу. Где я могу найти Олафа Инграда?
— Не знаю — совершенно искренне ответил Курти.
Незнакомец с понимающим видом полез в карман, вытащил увесистый кошель и положил перед Курти золотую монету. Настоящий флорин.
Курти сумел не ахнуть.
— Так, где я могу найти Олафа Инграда?
— Правда, не знаю. Точно не здесь. Здесь бы за одно такое имя прибили бы. — Курти не сводил глаз с флорина. Это сколько же он с собой в кошельке таскает! Ему за всю жизнь не заработать. Этот тип соображает, что значит его кошелек для местных?!
Гость задумался.
— Его еще могут называть Мельником, — медленно проговорил он.
Курти насторожился. Мельником прозывали здоровенную белобрысую скотину ростом с тролля и такой же писаной красы. В городе его все знали. И все боялись. Появился с полгода назад, и его имя стали упоминать вместе с именем местного воротилы — Снорра Безумного. Что их свело неизвестно, но по его поручению Мельник принялся за взимание «дани» с местных. Причем с таким рвением и жестокостью, что дурную славу себе заработал в считанные дни. Регулярно появлялся в трактире, где разговаривал только со Шмяком.
Мельник не тот тип, с кем ищут знакомства. И если Курти скажет, где найти Мельника, не станет ли потом Мельник искать Курти.