Лес проснулся (СИ) - Седов Константин. Страница 11

— Ну, я не знаю. В чем вы меня обвинять собрались? Да еще и комиссия. Все так серьезно.

— Да, Олег. Серьезно, — директор опять запнулся. Бросил беспомощный взгляд на окружающих, — я не знаю, как такие вещи говорить.

Голос его с каждым словом становился тише. Теперь глаза прятали все окружающие.

— Олег, — начала Жанна Наилевна, — и осеклась, когда я перевел взгляд на нее. Осеклась и вдруг заплакала.

— Парень, — заговорил незнакомый мне Сергей. — Твои родители ехали в Пермь. Их вызвали к нам. Что-то там по поводу лесосеменных участков. Они взяли беспилотный гибрид в Рябинино, — он помолчал. — Сейчас говорят, что по предварительному осмотру, дело, скорее всего в сбое программы.

Я еще ничего не понимал, но в грудь как будто засунули холодную руку, схватили за сердце и стали поворачивать.

— Такого раньше никогда не было, но программное обеспечение обновили недавно. Видимо дело в этом. Там еще сбои обнаружились и в…

— Я не пойму, о чем вы?!

— Олег, — он вздохнул. — Автомобиль вместо того, чтобы свернуть на повороте, въехал в Вишеру.

— Что? — я все еще не мог осознать. — В реку?!

— Я знал твоего отца. Мы часто общались, когда он у нас в Перми был. По работе. Поэтому я здесь, — Сергей Эдуардович говорил быстро, будто пытаясь быстрее произнести необходимые в таких случаях слова и забыть о них, — маму один раз видел. Они были хорошими людьми…

— Были?!! — До меня только сейчас дошло.

Если послушать большинство разговоров, то почти все считают себя несчастными. И большинство разговоров, — это хвастовство или жалобы. Пусть и закамуфлированные. Чтобы узнать, что такое настоящее несчастье, надо потерять свою обычную жизнь, на которую обычно жалуешься.

Кроме родителей у меня никого не было. Отец детдомовский, родственники не полагаются. Дедушка со стороны мамы умер за десять лет до моего рождения. Бабушка умерла, когда мне исполнилось девять. Я был поздний ребенок. Вся моя жизнь — родители.

Все слышали строки — «что имеем, не храним, а потерявши плачем». Слышали и уверены, что понимаем ее смысл. И я так считал. Но осознал и прочувствовал только сейчас.

Сидел молча, смотря перед собой. Я не знал, как реагировать. Этого просто не должно было быть.

— Олег, тебе будет нужно…

— Мне домой надо, — деревянным голосом сказал я.

— Домой? — серый Евгений поправил галстук и отвечал тщательно трагическим голосом, — домой, к сожалению, не получится. Понимаешь, Олежек, ты ведь несовершеннолетний.

«Олежек» он произнес, надо полагать заботливо, но все равно звучало снисходительно.

— К сожалению, раз уж так случилось, то заботу о тебе теперь на себя возьмет государство. К тому же, дом, как я понимаю, предоставлялся вашей семье государством, как помещение для работы. Теперь там будет жить новый лесник. Я ведь верно рассуждаю, Сергей Эдуардович?

— Потом об этом поговорим, — ответил Сергей.

Он встал, подошел ко мне и положил руку на плечо.

— Олег, будет тяжело. Но ты справишься. Я тебе помогу. Обещаю.

Вот теперь я заплакал.

Глава 7

Ужас в глазах лейтенанта не проходил, даже когда я резал веревки на его руках и ногах.

— Что?! — криво усмехнулся я. — Так изменился?

— Скиф, ты что ли?!!

— Я. Только, в чуть разобранном состоянии.

— Ты жив?

— Ефим, вопрос дурацкий.

— Но как ты…?

— Ефим, остальные где? Вас пятерых увели.

Вот то, что у него тогда в глазах мелькнуло, должно было меня насторожить. Но это я уже потом понял. В тот момент на грязно-бурой от крови траве, среди трупов было не до этого, а любые мелькания на его физиономии, я отнес к шоку. Да и представить себе подобное не мог. Слишком дико. К тому же началось действие аллилфанола, боль ушла, страхи притупились, как и восприятие реальности.

— Не знаю. Стрельба началась, я схватил ствол, подбежал к остальным, пальнул пару раз, дальше не помню. Оглушило. Помню, сквозь туман, как ребят убивали. Очнулся связанный. Я и не знал, что кто-то еще выжил. Что у тебя с лицом?

— Стрижку сменил, — я бродил по поляне, высматривая хунхуза с подходящим размером обуви, — сам цел?

— Да вроде. Но контузия есть.

Я переобулся и поймал себя на том, что блаженно пялюсь на кроны деревьев над головой.

Ефим избавившись от последних веревок собирая оружие, спросил меня:

— Ты под кайфом?

— Кажется да. Раньше не испытывал такого.

— Ты много слишком вколол. Да еще и в шею. Может плохо кончится.

— Зато мне не больно, — глупо улыбаясь, ответил я, — помоги перевязать.

Из плеча был вырван кусок мяса, но в целом мне повезло, пуля прошла навылет, кость не задело. Голова кровоточила с обеих сторон, новая рана была поверхностной, только кожу содрало, а боли, после наркотика не чувствовал.

Вещей много брать не стали, только самое необходимое. Оружие, разгрузку, немного сухпая, воду. Единственно, патронов взяли много. Набили и подсумки, и карманы. И тут я отметил новую странность, ставшую в ряду схожих, привычной.

— Смотри, — я достал из-за пояса одного из хунхузов уже знакомый пистолет. — Remington 1911. Я такой уже видел у одного из них. И еще? Сигареты у них откуда?

— Не знаю. Наверное, с торфобазы. Там много чего было. Упакованы были на года вперед.

— Таких стволов не было точно, — покачал головой я. — Вооружена была только охрана. А у них из короткоствола только «зяблик». Ну, может Лоуренц-Зауэр кто-то мог на свои купить. Или Нориноко, если денег много и пофорсить хотелось. Но они все под десятимиллиметровый патрон. А этот динозавр под 45 калибр. Он еще в прошлом веке перестал использоваться. Только если у частников, как раритет. Но из него не стреляют.

— Наверное, у директора хранился. Может, коллекционировал.

— А второй?

— У его зама или еще у кого из администрации. Мало ли. Может, у директора их два было. Да какая разница? Разве это важно?

— А сигареты? Те, что были на базе, давно бы скурили.

Я вытащил пачку из кармана трупа и изучил ее. Простая картонка. Некрашеная серая бумага. Только оранжевая рамка по контуру и цифра 20 с иероглифом. Краска плохая, размытая.

— Таких сигарет на базе не было. — Я вытащил одну, — никакой маркировки под фильтром. Откуда у них это все? И патроны к пистолетам?

— Скиф, я не знаю. Выясним. Но сейчас надо валить отсюда.

— Тоже верно, — я похлопал по подсумкам, проверил, как закрывается СМВ, — пошли.

И мы пошли. Он на юг, я на север.

— Ты куда? — спросили мы одновременно.

— Как куда? В лагерь. Чтобы дрон нас увидел. Лагерь там, — Ефим указал направление.

— Зато пацаны там, — я вытянул руку в другую сторону.

— Скиф, — он говорил осторожно. — Я, как никто, хотел бы им помочь. Но надо быть реалистами. Сейчас мы ничего не можем сделать. Если пойдем за ними, умрем. А вернемся на орбиту, объясним ситуацию, возьмем людей.

— Потом мы хрен кого найдем. Надо идти, пока следы свежие.

— Найдем, а дальше что? Их около сотни.

— Уже меньше, — я показал на трупы.

— Их все еще около сотни.

— Придумаем что-нибудь на месте, я же не кавалерийский налет предлагаю.

— Скиф. Здесь. Нельзя. Ничего. Придумать.

— Ефим. Не. Ссы. Прорвемся.

— В тебе наркота говорит.

— Сюда я без наркоты пришел, — я смотрел прямо ему в глаза.

— У духов слишком большое преимущество в живой силе.

— Как и здесь, — я не отводил глаза.

— Ты еле жив после боя.

— Но жив.

— Младший сержант Кузнецов! Слушай мой приказ. Сейчас мы…

— Ты уже вторую фразу говоришь, как официальный мудак. Ты знаешь, что тебя за это не любят?

— Я тебе приказываю!

— Официально заявляю, что плевал на твои приказы.

— У тебя плечо разворочено, две раны на башке, кожа на лицо свисает.

— У меня обезболивающее и я еще стимуляторы вкачу.

— Ты сдохнешь от таких доз.

— Умеешь ты командир подбодрить. Туда пойду — сдохну, вколю — сдохну. Короче — ты со мной?