Опиумная война - Куанг Ребекка. Страница 103

— Что это? — едва слышно спросила она. — Что это за облако?

— Пирокластический поток. Облако пепла. Помнишь, на уроках Йима мы изучали древнее извержение вулкана?

Она кивнула.

— Вот что случилось. Тысячелетия остров находился в покое — и вдруг взорвался. Я много дней пытался понять, как это произошло, Рин. Пытался вообразить, что чувствовали люди на острове. Думаю, большинство сгорело прямо в домах. Выжившие продержались еще немного. Весь остров окутали ядовитые пары с расплавленными обломками, — сказал Катай на удивление ровным тоном. — Мы не подобрались бы ближе, даже если бы попытались. Просто задохнулись бы. Корабль сгорел бы от жара еще за километр от земли.

— Так Мугена больше нет? — выдохнула Рин. — Все погибли?

— Если кто-то и выжил, то скоро погибнет. Я много раз это представлял. Складывал кусочки мозаики из того, что мы изучали. Вулкан выбрасывает лавину раскаленного пепла и газов. Они накрыли всю страну. Те, кто не сгорел, задохнулись. А если не задохнулись, то их засыпало обломками. А если и это кого-то не убило, то они просто умрут от голода, потому что на острове больше ничего не растет, пепел полностью уничтожил поля. Когда лава застынет, остров превратится в каменную могилу.

Рин смотрела на столб пепла и наблюдала, как растекается дым, словно от вечно горящей топки.

Федерация Муген превратилась в своего рода версию Чулуу-Кориха. Остров за узким проливом стал каменной горой. А его жители — пленниками, застывшими в движении, только их никогда не пробудят.

Неужели она и впрямь уничтожила остров? Рин не могла в это поверить. Это невозможно. Она не может быть причиной подобного стихийного бедствия. Это ужасное совпадение. Случайность.

Неужели это и впрямь сделала она?

Но она почувствовала момент извержения. Она желала этого. Чувствовала, как прервались жизни всех этих людей. Чувствовала восторг Феникса, утолившего жажду крови.

Силой своего гнева Рин уничтожила целую страну. Она поступила с Мугеном так же, как он поступил со Спиром.

— Остров мертвых находится в опасной близости от облака пепла, — закончил Катай. — Просто чудо, что ты выжила.

— Нет, не чудо, — отозвалась она. — Это воля богов.

Катай явно пытался подобрать слова. Рин наблюдала за ним, по-прежнему ничего не понимая. Почему Катай не обрадовался, увидев ее? Почему выглядел так, будто случилось нечто кошмарное? Она выжила! Она невредима! Она сделала все это, находясь в храме!

— Я должен знать, что ты сделала, — наконец сказал он. — Ты этого хотела?

Рин задрожала, сама не зная почему, и кивнула. Какой теперь смысл лгать Катаю? Какой смысл лгать кому-либо? Все знают, на что она способна. И Рин поняла — она хочет, чтобы они знали.

— Ты этого хотела? — повторил Катай.

— Я же сказала, — прошептала она. — Я обратилась к богу. Сказала ему, чего хочу.

Катай выглядел ошарашенным.

— Ты говоришь… так это твой бог, это он… он тебя заставил?

— Бог меня не заставлял, — сказала Рин. — Боги не делают выбор за нас. Они лишь предлагают свою силу, а мы можем ею воспользоваться. Это сделала я, по собственной воле. — Она запнулась. — И я не сожалею об этом.

С лица Катая отхлынули краски.

— Ты убила тысячи невинных людей.

— Они меня пытали! Они убили Алтана!

— Ты сделала с Мугеном то же, что Федерация сделала со Спиром.

— Они это заслужили!

— Как можно заслужить такое? — воскликнул Катай. — Как, Рин?

Это ее поразило. Почему он так на нее злится? Он представляет, через что ей пришлось пройти?

— Ты не знаешь, что они сделали, — прошептала она. — Не знаешь, что они планировали. Они собирались убить всех никанцев. Им плевать на жизни людей. Они…

— Они чудовища! Я знаю! Я был в Голин-Ниисе! Несколько дней лежал среди трупов! Но ты… — Катай сглотнул, поперхнувшись словами. — Ты стала такой же. Гражданские. Невинные люди. Дети, Рин. Ты сожгла всю страну и ничего не чувствуешь.

— Они были чудовищами! — завопила Рин. — Они не были людьми!

Катай открыл рот, но не произнес ни звука и закрыл его. И когда он наконец заговорил, то чуть не плакал.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову, — медленно выговорил он, — что именно так они думали о нас?

Они уставились друг на друга, тяжело дыша. В висках у Рин стучала кровь.

Да как он смеет? Как смеет стоять перед ней вот так и обвинять в жестокости? Он не видел, что творится в лаборатории, не знает, что Широ собирался уничтожить всех никанцев… Не видел, как Алтан вошел в порт и вспыхнул факелом.

Она отомстила за свой народ. Спасла империю. Катай не имеет права ее осуждать. Она ему не позволит.

— Уйди с дороги, — рявкнула она. — Мне нужно к своим.

— Зачем, Рин? — устало выдохнул Катай.

— У нас много дел, — бросила она. — Еще не все закончилось.

— Ты это всерьез? Ты что, не слышала мои слова? С Мугеном покончено! — выкрикнул Катай.

— Дело не в Мугене. Муген — не последний враг.

— О чем это ты?

— Я собираюсь объявить войну императрице.

— Императрице? — опешил Катай.

— Су Дацзы выдала нас Федерации. Вот почему нас нашли, они знали, что мы в Чулуу-Корихе…

— Это безумие, — сказал Катай.

— Но они сами признались! Тот мугенец сказал…

Катай уставился на нее.

— И тебе никогда не приходило в голову, что у них есть причины солгать?

— Только не про это. Они знали, кто мы. Где нас искать. Об этом знала только она. — Дыхание Рин участилось, и вернулась ярость. — Я хочу понять, почему она так поступила. А потом я ей отплачу. Заставлю ее страдать.

— Ты сама-то себя слышишь? Какое имеет значение, кто кого продал? — Катай схватил ее за плечи и встряхнул. — Оглянись вокруг. Посмотри, что творится в мире. Все наши друзья погибли. Нэчжа. Рабан. Ирцзах. Алтан. — При каждом имени Рин вздрагивала, но Катай безжалостно продолжал: — Весь мир лежит в руинах, а ты хочешь воевать?

— Война уже идет. А на троне империи сидит предательница, — упрямо сказала она. — Я хочу ее спалить.

Катай выпустил ее руку, и выражение его лица поразило Рин.

Он смотрел на нее, как на незнакомца. Он ее боялся.

— Не знаю, что с тобой случилось в том храме, но ты больше не Фан Рунин.

Катай оставил ее на палубе в одиночестве. Не стал ее провожать.

Рин увиделась с цыке в камбузе, но не осталась. Она была слишком истощена. Она вернулась в каюту и заперлась.

Она подумала… понадеялась, что появится Катай, но он не пришел. И когда Рин расплакалась, некому было ее утешить. Она задыхалась от слез, уткнувшись в матрас. Она приглушила рыдания в соломе, но потом ей стало плевать, и Рин громко взвыла в ночную темноту.

Бацзы принес к двери поднос с едой. Рин отказалась.

Час спустя вошел Энки и стал уговаривать ее поесть. Она снова отказалась. Он говорил, что Рин не принесет никому пользы, уморив себя голодом.

Она согласилась поесть, если он даст ей опиум.

— Мне это не кажется хорошей идеей, — сказал Энки, глядя на истощенное лицо и спутанные волосы Рин.

— Ты не понял, — отозвалась она. — Мне не нужны зерна. Мне нужна трубка.

— Могу сделать тебе снотворное.

— Мне не нужен сон, — напирала она. — Я хочу притупить все чувства.

Потому что Феникс не оставил ее, когда она выбралась из храма. Феникс говорил с ней даже сейчас, постоянно присутствовал в голове, голодный и яростный. На палубе он пришел в восторг, увидев облако пепла. Он счел это дарами в свою честь.

Рин не могла отделить собственные мысли от желаний Феникса. Если она сопротивлялась ему, то начинала сходить с ума. Она могла лишь принять его и любить.

«Если бы Цзян увидел меня сейчас, — подумала она, — то запер бы в Чулуу-Корихе».

В конце концов, именно там ей и место.

Цзян сказал бы, что замуровать себя — это благородный поступок.

Нет уж, ни за что.

Пока императрица Су Дацзы ходит по земле, Рин никогда не войдет в Чулуу-Корих добровольно. Никогда, пока на свободе Фейлен.