Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ) - Аэзида Марина. Страница 7
Солнце быстро катилось за горизонт, окрашивая небо золотом и кровью. На фоне сгорающего заката мрачной тенью возвышались грозные бастионы Антурина – древней и некогда могущественной империи. Никто уже не помнил точной даты ее основания, и даже самые старые летописи смущенно о ней молчали. Зато ходили легенды, будто высокие башни построены на могильных курганах, и сотни человеческих жертв было принесено при их воздвижении и замуровано в стенах. Потому величественные твердыни до сих пор стоят непреодолимой преградой и разрушить их, согласно поверью, невозможно.
По другой версии, давным-давно на месте империи обитали дикие племена, которые поклонялись голодным кровавым богам и владели злой магией. Своих вождей они хоронили, возводя над ними курганы, защищенные страшными заклятиями. Потом племена куда-то ушли, а курганы остались, наводя на людей ужас. Никто не решался строить в этих местах дома: слишком много странных историй ходило о проклятых долинах. Кто-то говорил об оживших мертвенных видениях, способных утянуть на ту сторону реки, в царство теней, кто-то о плясках хитрых духов, что заставляют доверчивых забыть о времени.
И так было, пока не пришел в эти края колдун-изгнанник Антурин, он привел с собой людей, снял с древних гробниц проклятие, и вознеслись высоко над курганами гордые шпили и нерушимые башни – родился город, который в честь основателя назвали Антурином. Очень скоро он разросся, принимая под свое покровительство окрестные земли, завоевывая новые, и превратился в мощную империю. Правда, находились пугливые, которые утверждали, будто никакого колдуна на самом деле не было, и над государством до сих пор веет проклятие древних гробниц и забытых Богов, а потревоженные тени умерших вождей и поныне бродят городскими переулками. И вот-вот подойдет срок, когда зловещие проклятия обрушатся на головы потомков тех легкомысленных, что осмелились нарушить покой мертвых.
Но пока империя как стояла, так и стоит, хоть и раздираемая дрязгами и междоусобицей. Да, сейчас Антурин уже далеко не та грозная держава, что когда-то наводила ужас на окрестные государства. Большинство принадлежащих ей ранее земель давно откололись и обрели независимость. Теперь это ослабевшее, лишенное твердой власти царство больше не могло именоваться империей. И сделаться бы ему легкой добычей кочевников, если бы могучие бастионы и по сию пору надежно не защищали жителей. Правители Антурина прекрасно это понимали, а потому, не боясь захвата со стороны, погрязли в борьбе с мятежами и собственным народом. Они забыли, что даже в самой мощной твердыне можно найти брешь и что лучшими защитниками являются люди, а не стены.
Но никогда не забывал об этом молодой кхан хищного Отерхейна, давно задумавший взять город-крепость: ведь Антурин преграждал путь к Илирину Великому. А Илирин – это выход к морю. Нерушимые твердыни даже во сне не давали властителю покоя, омрачая чело его тяжелыми думами.
И наконец пришло время, Отерхейн вошел в силу и попытался сломать своими клыками крепкие стены.
Сначала был мощный штурм, потом изнурительная осада. Но в итоге все оказалось куда проще: однажды, темной безлунной ночью, кто-то со стороны осажденных открыл ворота. Войско ворвалось в Антурин и скоро там не осталось ни правителя, ни военачальников, ни самозванцев, претендующих на власть. Некогда могущественная империя благодаря предательству практически бескровно досталась Отерхейну и отныне становилась его провинцией.
***
Всю ночь в бывшем императорском замке горел свет – это пировала военная знать. Звучала музыка, доносился громкий смех, раздавались бранные песни и грустные баллады. Длинный стол заставили яствами, вино лилось рекой, извивались в танце гибкие танцовщицы, кидая призывные взгляды тем, кто казался им покрасивее и побогаче. Кто-то пил мало, кто-то много, некоторые покачивались, из последних сил соблюдая зыбкое равновесие и глядя вокруг осоловевшими глазами.
Во главе стола восседал Великий Кхан, рядом с ним – главный советник Тардин и военачальник Ирионг. За спиной правителя, держа меч наготове, стоял, невозмутимо поглядывая в зал, предводитель личной охранной дружины кхана – Видольд. Эти четверо почти ничего не пили: присутствие кхана на пиру было данью уважения войску.
В самый разгар веселья, когда вино начало литься мимо ртов, песни утратили всякую стройность, а подвыпившие танцовщицы перестали танцевать, кхан молча поднялся из-за стола, сделав знак Ирионгу и Тардину. Все трое быстро двинулись к выходу. Видольд последовал за ними.
– Ты сделал, как я велел, Ирионг? – спросил кхан, стоило им оказаться за дверью.
– Да, повелитель. Везде стоит стража, воины патрулируют улицы. Я приказал Гоменху, он проследит, чтобы к ним не попало ни единого бочонка вина. Все-таки мы не у себя дома, а Антурин еще не Отерхейн.
Кхан коротко кивнул:
– Осторожность не помешает. Патрульные не выражают недовольства, что их лишили отдыха?
– Они не смеют, мой Кхан. Да и командуют ими опытные десятники. Волноваться не о чем.
– Хорошо. Прикажи Гоменху, пусть проследит, чтобы эти десятники, если все будет спокойно, получили вознаграждение.
– Все будет исполнено.
– Надеюсь. Видольд, – Элимер обернулся к мужчине с мрачным лицом, полускрытым черными волосами. Из-под бровей того блеснул опасный взгляд таких же черных глаз.
– Я слушаю, Кхан, – голос прозвучал вальяжно. Этот человек старался избегать излишних, на его взгляд, проявлений почтительности. Как ни пытался Элимер донести до него в приватной беседе необходимость соблюдать Придворное Уложение, все оказалось бесполезно. Упрямый горец, на словах соглашаясь, на самом деле продолжал упорствовать и не признавал себя всецело подвластным правителю, считая, будто служит по собственному желанию. Отчасти так оно и было.
Об истории, связанной с Видольдом, не знал никто, кроме самого Элимера и его охранной дружины. Даже Тардин. И никто не мог понять, откуда в один прекрасный – или отвратительный – день Видольд с дружиной оказался в войске кхана. А загадка решалась просто – нынешний главный телохранитель являлся главарем той разбойничьей шайки, на которую наткнулся Элимер, надеясь найти тело брата. А новоявленная дружина была самой шайкой.
Да, история вышла презабавная. Элимер еще помнил время, когда он только-только вступил на престол и не мог доверять никому: ни советникам, ни войску. В тот день, как только он расспросил Видольда о брате, ему пришла в голову необычная мысль, и он продолжил спрашивать:
– Как тебя зовут, человек? Откуда ты, почему стал разбойником?
– Э, не слишком ли много ты хочешь знать? Ну, ладно-ладно, – ухмыльнулся черноволосый, заметив, как сошлись на переносице брови собеседника, – ради моих ребят, раз уж эти олухи попали в окружение, я отвечу. А ты за это отпусти нас.
– Ты не в том положении, чтобы ставить условия.
– Верно подмечено, – главарь нахально подмигнул Элимеру. – Что ж, меня называют Видольд-Ворон, я горец из края Высоких Холмов. Как я стал разбойником? Хм, давно то было… С отчимом не поладил, вот и сбежал, да прибился к одной шайке. Был сначала мальчиком на побегушках, а потом, как вошел в возраст, так помощником главного. Где только не побывали, от моря до моря прошли. А в Отерхейне нас накрыли. Мне и еще нескольким из наших удалось бежать. Мы разделились, я двинулся к столице, думал, может в войско возьмут, мечом-то я неплохо машу, отец еще с детства учил. Да только куда там! Не взяли. Сказали: чужеземец и рожа грабительская. Я еще побродил по Отерхейну, даже батраком немного поработал, да понял, что вольная жизнь, хоть и опасна, да вольна. Вот и набрал свою шайку. Мы, кстати, уже к Независимым Княжествам думали податься, там нашему брату куда вольготнее, да тут вы нас скрутили. Вот и вся история. Что скажешь? Отпускаешь нас?