Мир Азриэля. Песнь ласточки (СИ) - Рома Валиса. Страница 59
— Я… не умею играть на нём, — подняв голову и взглянув на Арктура негромко прошептала Мария. — Не знаю нот, и слов.
— О, вы думаете, я знаю ноты? — выпрямившись и вновь как великан нависнув над ней изумился тот, и в его голосе девушка различила как насмешку, так и какую-то горечь. — Играть надо не умом, а душой… песня и музыка должна исходить из самого сердца, проникая в людей и заставляя их испытывать те чувства, которые вы хотите добиться… музыка творит волшебство, и порой её достаточно для того, чтобы описать все чувства, что блуждают внутри этого слабого тела…
Бетельгейзе протянул свою странную руку вперёд, но тут же опасливо отдёрнул, словно боясь обжечься, осторожно отступив назад и заставив колокольчики на ушах брякнуть, а многочисленные браслеты на щиколотках и вовсе одарить всё тусклым звоном. Бросив сомнительный взгляд на свою шершавую ладонь с многочисленными зазубринами и порезами, и вновь на нерешительно замершую Марию, он одарил её своей призрачной улыбкой, являя многочисленные заострённые зубки.
— Вы играете со Тьмой… смотрите, как бы не проиграли ей, иначе это очень дорого будет вам стоить, — отступая назад и рассыпаясь на золотые лепестки почти что прошептал он. — Не подпускайте Тьму слишком близко, не давайте ей затуманить ваш разум ложными образами… иначе уже не выберетесь из её плена…
Грондерер рассыпался на сотни лепестков, что закружились в один вихрь и, вспыхнув золотыми осколками, тут же растворились, давая лишь гадать, куда этот «избранный» Тьмой направится, и как долго Мария не увидит его.
Сжав в руке най из костей близнецов, оплетённый их же волосами, девушка невольно сорвала с губ тяжёлый, как упавший в груди камень, вздох. С каждым днём всё сложнее и сложнее думать о том, что этот мир лишь книга, написанная тем, кто пытался воссоздать для своей дочери лучшую из реальностей, но в итоге что-то пошло не так, как должно было бы по плану…
Стиснув най, Мария развернулась, взглянув на постепенно оживающую деревню, что словно не верила, что тот ужасный лабиринт вдруг взял и пропал. Но едва ли в глазах жителей можно было уловить хоть малейший признак радости, скорее тревоги и немого гнева. Лабиринт пал, а значит, они больше не под его «защитой», и если Безымянный захочет прийти сюда, его уже ничто не остановит. Поэтому в душе девушки зарождалось гадкое, склизкое чувство: а что, если безликие нагонят их? Сколько они уже потеряли времени, находясь в этом месте, и как далеко могли бы уже быть? Об этом она старалась не думать, спускаясь с холма и обвязывая волосы белой лентой. Замерла лишь перед первыми пустынными домами и, вздохнув, шагнула на чёрную выжженную дорогу, взглядами провожая сердитые окна пустых, уже заросших травой, домов. Как же тут было тихо: ни птиц над головой, ни мышей в погребах, словно всё вымерло, или это просто иллюзия, и она до сих пор блуждает по этому треклятому лабиринту в поисках выхода…
Поблизости раздалось недовольное и нетерпеливое ржание коня, что лишь качал головой, выдыхая из ноздрей горячий пар. Его мощные копыта нетерпеливо вгрызались в чёрствую землю и, заметив девушку, он довольно махнул длинным хвостом, больно ударив по спине даже вздрогнувшего от неожиданности Виктора, что пытался приладить к седлу найденную в окончательно опустевшем доме близнецов большую сумку. Странно, но Мария словно впервые видела его, разглядывая это пусть и вечно хмурое, но отчасти красивое лицо, высокие скулы и пропитанные янтарём глаза, что жгли насквозь. Его тёмные волосы, что стали цвета земли под ногами, были собраны в спускающийся до самых лопаток хвост, неаккуратно обвязанный найденной где-то лентой, хотя пара светлых, пепельных прядей всё равно проскальзывала в этом тёмном омуте. Да и в его теле, в каждом движении пребывала та самая уверенность, сила и решимость, которые раньше проявлялись лишь в самых редких случаях, а их и по пальцам можно посчитать. Так неужели лабиринт Костей его так сильно изменил? И что же он видел там, в глубинах этих однообразных коридоров, сложенных из костей? она могла лишь догадываться об этом.
— Помочь?
Он вздрогнул, снова, метнув в её сторону почему-то прохладный взгляд, поджав губы и наконец защёлкнув сумку на седле недовольно фыркнувшего Дракара.
— Нам надо торопиться, и до заката успеть уже позабыть об этом месте, — довольно грубо схватив коня за поводья и даже не взглянув в её сторону отрезал Виктор, зашагав в сторону холма с золотыми розами.
Какой-то странный холод исходил от него, пропитывая собой воздух и мешая Марии заговорить вновь. Сжав от досады пальцы, она зашагала следом, сверля его прямую спину решительным взглядом и то и дело, что пытаясь отлепить от нёба язык. Вот то, что она ненавидела в нём: вся эта замкнутость, новой стеной выросшая после всего, чего они, казалось, совместно пережили! А она то думала, что все их недомолвки ещё в лесной хижине улажены, так нет же, снова с ним что-то не так.
— Послушай… — нерешительно начала Мария, уже собираясь схватить своего спутника за рукав, как из тёмной улицы, словно отделившись от теней, выплыла худощавая фигура кудесника, так и заставившая раздосадовано замереть и опустить руку.
— Уже покидаете нас? — изогнув губы в улыбке, от чего на его морщинистых щеках показались тёмные ямочки, спокойно произнёс он, мимолётом взглянув на девушку и сделав еле уловимый поклон головой, от чего та невольно сжала пальцы на жёсткой гриве коня.
— Нам тут особо и не рады с самого начала были, — невольно заметил Виктор, вдев ногу в стремя и легко, словно проделывал это в тысячный раз, запрыгнул на высокую спину недовольно фыркнувшего коня. — Наверное, вы единственный, кто решил спровадить нас отсюда лично.
— Что? нет-нет! — ничуть не обиделся кудесник, вновь усмехнувшись и поправив сползший на плечо алый плащ, закреплённый на груди старой ржавой фибулой, и только после задумчиво взглянул на лицо своего собеседника. — Я поражён, что вы оба вышли оттуда живыми, ведь доселе это никому не удавалось, а я же не в счёт. Но то место, куда вы держите путь, явно не из лёгких… Тьма любит создавать испытания, и великая награда за них — собственная жизнь. Могу лишь предположить, какие испытания вам подкинет судьба, но где-то есть, по крайне мере, должна быть граница, где заканчивается Тьма. Надеюсь, вы доберётесь до неё и увидите мир во всей красе.
— Если это ещё возможно… мир ведь далёк от того, каким был раньше.
Кудесник вновь усмехнулся, погладив коня по тёплому лбу и почему-то не сводя прищуренного взгляда с Марии, что так и не решалась запрыгнуть в седло и вновь почувствовать холод чужого тела. Что-то случилось в лабиринте, что-то, отчего они лишь сильнее отдалились друг от друга, и это ей совсем не нравилось.
— Что вы ищите так далеко? Неужели счастье? Но что оно для вас значит?
Мария удивлённо вскинула голову, пытаясь уловить в его словах подвох. Счастье? При чём тут оно? Да и может быть, тут оно носит совершенно другое понятие, никак не вписываемое в её понимание?
— Это склизкое понятие, — прохладно заметил Виктор, наклонившись и сжав свои холодные пальцы на запястье невольно вздрогнувшей Марии, прежде чем легко, словно она ничего и не весила, усадить перед собой, одарив её затылок своим до необычности тёплым дыханием. Сжавшись, как загнанная в угол добыча, та лишь повела плечом, — и лично для меня оно означает поскорее выполнить свою часть уговора и идти на все четыре стороны.
— А для вас? — переведя взгляд на девушку поинтересовался кудесник. — Что оно означает для вас?
Та лишь невольно пожала узкими плечами, не смея губы разомкнуть при Викторе, чей холод пробивался даже через прочную ткань рубашки, пронзая кожу и заставляя по телу пробегать множество мурашек.
— Я особо и не задумываюсь насчёт этого… — сглотнув, негромко произнесла та, скользя взглядом по своим бледным холодным пальцам, так и не решаясь взглянуть в глаза собеседника. — У меня нет понимания «счастья», скорее цели, которых я хочу добиться, хоть их почти и невозможно осуществить… так что единственная «мечта» для меня — добраться до Города Всех Дорог и наконец найти ответы, которые меня всё время мучают. И если я узнаю их, то возможно, могу попытаться назвать это счастьем… точно не знаю.