Община Святого Георгия. Второй сезон - Соломатина Татьяна. Страница 3

Вера:

И кто бы ей ноги держал?! Василий Андреевич?! И старика, тебя вырастившего, подводишь?!

Белозерский показывает Вере кожаные ремни, свисающие с ножного конца операционного стола:

Белозерский:

Я немного рационализировал…

Вера перебивает, с гневом учителя на ученика:

Вера:

Если двигательное возбуждение, а ты с железом уже в матке?! Ремни – не руки! И мозжечка у них нет – моторику синхронизировать!

Белозерский молча ставит ноги Бельцевой, удерживает, полностью подчинившись тому, что Вера взяла манипуляцию на себя – не из трусости подчинён, а потому что Вере невозможно сопротивляться, к тому же она опытнее.

Вера:

(с сарказмом) Синяков ей наставим. За то, что мы её поколотили – отделаемся штрафом. А то и вовсе – пожурят. Я – княгиня; ты – сынок олигарха!

Белозерский:

В смысле?!

Вера уставляется на него, во взгляде сквозит: «ну ты баран!»

Вера:

Вдруг эта дура где проговорится?!

Белозерский:

Что ж она, враг себе?!

Вера:

Нет! Просто дура… А так: поколотили – вот и выкидыш. По неосторожности.

Верина рука с зондом – к работе…

9-10. Инт. Дом Белозерского/кабинет-приёмная. День.
(Вера, Белозерский, Бельцева.)

Бельцева лежит на диванчике, уже в сознании, но ей нехорошо. Александр и Вера привели себя в порядок. Вера поит прооперированную Бельцеву чаем.

Вера:

Пей! Сладкое. Надо!

Бельцева делает несколько глотков.

Вера:

Ты зачем в клинику пошла?!

Бельцева:

Подумала, скажу: кровь пошла…

Вера:

И доктор такой глупец, что не сообразит! Сама спицей ковыряла, или бабка какая помогла?!

Бельцева молчит.

Вера:

Понятно. Бабка… Ты в курсе, что аборт в Российской империи приравнен к умышленному детоубийству?!

Бельцева плачет.

Бельцева:

Я не могла его оставить. У меня мужа нет… Я…

Вера:

Кто-то же тебе его сделал! Не от святого духа же, право! Надо было…

Вера сокрушённо качает головой. Она понимает, что все эти её «надо было» сейчас совершеннейшая риторика. Поднимается.

Вера:

Пустое! Отлежишься немного и… И даже адрес этот забудь!

Бельцева испуганно и благодарно часто кивает.

9-11. Нат. Клиника/задний двор. День.
(Георгий, Матрёна Ивановна, Госпитальный Извозчик, Кравченко, Концевич.)

Матрёна Ивановна и Георгий развешивают бельё. Он держит таз. Госпитальный Извозчик сидит на ступенях, курит, бросая ревнивые взгляды на Матрёну с Георгием. Выходит Кравченко.

Кравченко:

Ты куда, Иван Ильич, с утра мотал?

Госпитальный Извозчик:

Куда господин Белозерский приказать изволили!.. А-а-а… я не для того здесь, чтобы интересоваться.

Кравченко:

Ты у нас – служебный транспорт, а не для господских нужд.

Госпитальный Извозчик кидает коротко, тихо, но значительно:

Госпитальный Извозчик:

Отпрыск благодетеля не изволят злоупотреблять. Разок и попросили.

На крыльцо выходит Концевич, в цивильном костюме, с докторским саквояжем. Идёт к карете.

Концевич:

По вызову в господский дом.

Извозчик смотрит на Кравченко. Тот строго, без эмоций, кивает. Концевич садится в карету, не на козлы, внутрь.

Госпитальный Извозчик:

(к Георгию) Эй! Санитар! На вызов!

Георгий, улыбнувшись Матрёне, неспешно идёт к карете.

Госпитальный Извозчик:

Пошевеливайся!

Георгий, с чуть заметным усилием – для незнакомого с его ситуацией выглядит, будто человек намеренно медленно взбирается на козлы, – садится рядом с Извозчиком. Радушно протягивает руку:

Георгий:

Георгий Буланов!

Госпитальный Извозчик двумя руками держит повод, демонстративно, мол, не могу ответить. Трогает, представляясь довольно холодно, не глядя на Георгия:

Госпитальный Извозчик:

Иван Петров!

Георгий выразительно снисходителен к демаршу Ивана Ильича, добродушно хмыкает, качая головой.

9-12. Инт. Дом Белозерского/каминная. День.
(Вера, Белозерский.)

Вера сидит на диване, Белозерский пристроился в кресле – но явно жаждет быть поближе. Кофе, сигареты.

Вера:

Ты понимаешь, что сами эти инструменты на дому держать преступно?!

До Веры доходит…

Вера:

И давно к тебе Лариса Алексеевна своих девочек посылает?!

Белозерский вскакивает, горячо защищает Ларису.

Белозерский:

Она вообще не в курсе! Они сами! Как я могу отказать?! Они же тоже… Или сами будут пытаться вытравить, или к коновалам пойдут! Вы знаете, сколько в Российской империи гибнет…

Вера:

(резко перебивает) Лучше тебя!.. Но ты этим больше заниматься не будешь! Ты даже не представляешь, какой везунчик. Что никто на тебя ещё не донёс.

Белозерский:

Да кто же донесёт?!

Вера:

Любая из девок, которой ты помог. И не со зла, а по отсутствию… (стучит костяшками пальцев по лбу). Ты лучше по улицам ходи с пистолетом и в детишек стреляй. Это у нас для закона равнозначные деяния.

Вера затягивается глубоко, откидывается на спинку дивана. Белозерский – поближе к ней, воркующим голубком:

Белозерский:

Вера Игнатьевна…

Вера:

Кстати, что у вас с Асей?

Белозерский делает круглые удивлённые глаза: «в смысле?!»

9-13. Инт. Клиника/предоперационная. День.
(Ася, Кравченко.)

Ася, довольно напевая, налаживает быт в предоперационной: новое бельё, мыло, щётки; распаковывает, расставляет. Заходит Кравченко, несколько мгновений любуется Асей – она его не замечает. Оборачивается, обрывается, смеётся.

Ася:

Владимир Сергеевич! Напугали!

Кравченко:

Анна Львовна…

Она внимательно смотрит, ожидая каких-нибудь рабочих ремарок-указаний. Кравченко чуть смущён.

Кравченко:

Анна Львовна… (не решается) Всё ли в порядке?

Ася:

Всё прекрасно! Мы с Александром Николаевичем разобрались с новой параформалиновой камерой. И с аппаратом Рентгена. И стерилизовали новые наборы операционных инструментов! Как хорошо, когда есть большие средства!

Кравченко смущается ещё больше, он, пожалуй, даже сконфужен, хотя Ася ничего такого не имела в виду. Она чувствует, что он принял это на свой счёт – хотя и не понимает, почему.

Ася:

Я не к тому, что деньги делают человека лучше или хуже. Просто… Просто как же замечательно, что у нас вдоволь белья, и перевязочных материалов. И новый операционный стол. А не будь денег… Мне-то самой ничего не надо, я довольствуюсь самым малым…

Кравченко:

Ася, вы достойны всего самого лучшего! И будь я…

И вот тут до Аси наконец доходит, что Кравченко испытывает к ней мужской интерес. Она вспыхивает, опускает глаза, ей он очень приятен (в отличие от Концевича), но не настолько, насколько интересен Белозерский. Пока она соображает, Кравченко, помрачнев – выходит, так же тихо, как вошёл. Она не сразу замечает.