Бессердечный (ЛП) - Реншоу Уинтер. Страница 2

— У него могла бы быть я.

— Знаю, дорогая, — вздыхает мама на другом конце линии — у нее не то настроение, чтобы в миллионный раз это обсуждать, но все нормально, потому что я тоже не желаю. — Как ты с этим справляешься? Я знаю, что у тебя полно забот c уборкой в доме, разбирательством с его наследством и всем остальным.

— Я в порядке, мам. Я справляюсь.

— Ну, ладно, по крайней мере, теперь он снова с семьей. Они вместе, так что пусть покоятся с миром, — говорит мама, и я представляю, как она крестится. Мне смешно от того, что она так небрежно говорит о супружеской паре, чей брак разрушила около двадцати лет назад.

Я отхожу от окна и сажусь в одно из его кожаных кресел. Кожа мягкая и гладкая, без трещин и складок, и меня мучает вопрос, задумывался ли он когда-нибудь о том, чтобы завершить свою карьеру и на какое-то время остановиться на достигнутом.

В дверь тихо стучат, хотя нет, кажется, мне показалось, но через несколько секунд стук снова повторяется.

— Кто-то пришел, мам. Я позвоню позже, хорошо? — шепчу я, заканчивая разговор, прежде чем она успевает возразить.

Пригладив темную челку и поправив рубашку, я встаю на носочки, смотрю в глазок, и у меня перехватывает дыхание, а рука замирает на дверном засове. За дверью стоит мужчина, на нем черный костюм и зеленый галстук «Спартанцев». Скорее всего, это один из товарищей Брайса по команде.

Прочистив горло, я отпираю замок и распахиваю дверь.

— Привет.

Парень возвышается надо мной и так пристально смотрит своими покрасневшими, полными слез глазами, словно заглядывает мне в душу. На его лице отражается боль. Он выглядит так, будто не спал уже несколько дней.

— Ты сестра Брайса? — спрашивает он.

Я киваю.

— Прости, — говорит он и проводит огромной ладонью по своим коротким волосам цвета кофе. Аромат лосьона после бритья заполняет пространство между нами. — Я не знаю твоего имени.

Наверное, потому, что Брайс не хотел, чтобы кто-то знал о моем существовании...

— Айла, — говорю я. — Айла Колдуэлл.

Я чувствую, мой брат хотел бы, чтобы я абсолютно ясно дала понять, что у нас разные фамилии, хотя отец один.

— Даже и не знал, что у него есть сестра, пока тренер не сказал мне об этом сегодня. Брайс никогда не говорил о своей семье, — говорит он, глядя мне в глаза. — Не важно, я зашел, потому что мы с друзьями собираемся выпить по парочке стаканчиков. Не то чтобы потусоваться вместе или типа того, просто выпить за старые времена... почтить память Брайса и все такое.

— Да. Понимаю.

Я прикусываю нижнюю губу, смотрю вниз и пытаюсь решить, что ему ответить. Полчаса назад я хотела запереться в комнате для гостей, принять горячий душ и лечь спать пораньше.

— Это за наш счет, — говорит он, как будто деньги — решающий фактор. — Знаешь, ведь ты его семья, а мы заботимся о своих.

— По правде говоря, я...

Я выдавливаю из себя извиняющуюся улыбку, но вижу, как он поникает, и этого достаточно, чтобы я почувствовала себя самой большой засранкой в мире. Может, когда он смотрит на меня, то видит Брайса и чувствует, что я последняя связь с человеком, которого в своей жизни больше никогда не увидит. Он не был обязан приходить сюда, в квартиру своего мертвого товарища, чтобы пригласить его сестру, с которой тот не общался, выпить что-нибудь за свой счет. Он сделал это по доброте душевной. Я не могу отказать. Это было бы грубо.

Думаю, я могу поднять один прощальный тост за жизнь человека, который ненавидел меня так сильно, что почти сдал в полицию за киберпреследование, хотя я всего-то спонтанно отправила сообщение в «Фейсбук». (Примеч. Киберпреследование — это использование технологий, в частности Интернета, для преследования других людей).

— Я сильно измотана. Эти пару дней были очень длинными, — говорю я, внезапно ощущая, как пояс моих колготок впивается в живот. Я хочу снять с себя это удручающее платье и обтягивающие колготки, но также хочу поступить по совести. — Но я пойду с вами, ребята, ради одного бокальчика.

В его остекленевших зеленых глазах появляется крошечный свет, и мне кажется, он думает, что становится ближе к своему приятелю, приглашая меня, тогда как на самом деле, скорее, наоборот. Но я не скажу об этом. Не стану омрачать память о Брайсе, потому что, несмотря на то, что он был не в восторге от меня и моего существования, я все равно любила его.

Он был мне чужим, но я все равно любила его, потому что он был частью моей семьи, а семью так или иначе нужно любить, даже когда они ведут себя как идиоты.

Особенно, когда они ведут себя как идиоты.

Мама всегда говорила, что люди, которых сложнее всего любить, больше всего нуждаются в любви. Брайс, определенно, подходил под эту категорию. Эта категория была придумана для таких людей, как он.

— Внизу ждет такси... — Парень указывает на лифт. — Можешь поехать со мной, если хочешь. Кстати, я Шейн. Капитан команды.

Понятия не имею, должны ли мы пожимать друг другу руки или обмениваться другими неуклюжими любезностями, поэтому я приглашаю его войти и прошу дать мне минутку, чтобы привести себя в порядок.

Когда через несколько минут я появляюсь, Шейн стоит у камина, глядя на фотографии Брайса. Для парня, который никогда не рассказывал о своей семье, в квартире слишком много фотографий с отцом, и несколько с матерью, которая трагически скончалась, когда он учился в старшей школе.

— Готов? — спрашиваю я.

Шейн кивает, возвращая на место деревянную рамку, и прячет руки в карманы. Я запираю дверь, когда мы выходим, и перебрасываю сумку через плечо. Он проверяет свой телефон и отправляет сообщение, когда мы входим в лифт.

— Куда поедем? — Я нажимаю кнопку первого этажа.

— В небольшой бар возле стадиона, — говорит он. — Называется «У Шотски». Это небольшое местечко, куда мы все привыкли ходить по пятницам.

— Хорошо.

У Шейна нет тяги к светским разговорам, а у меня нет сил, поэтому мы спускаемся в лифте в тишине и проходим через вестибюль к ожидающему нас такси, припаркованному за черным навесом. Шейн открывает дверь, и я сажусь внутрь.

Сейчас середина июля. На улице высокая влажность, и мне очень хочется собрать волосы, потому что к тому времени, когда мы доберемся до того бара, они удвоятся в объеме, а мне бы хотелось произвести хорошее первое впечатление при встрече с последними живыми ниточками, соединяющими меня с братом.

Он диктует водителю адрес, и мы выезжаем на проезжую часть.

— Мы были шокированы, когда тренер сказал, что у Брайса есть сестра, — говорит Шейн, засовывая телефон в карман пиджака. Он максимально наклоняется ко мне, но заднее сиденье этой «Хонды» так близко к переднему, что его колени упираются в спинку пассажирского сиденья. — Откуда ты?

— Мы не были близки, — заявляю я, сложив руки на коленях. — Я живу в Лос-Анджелесе.

— О. — Он приподнимает бровь. — Актриса?

Я качаю головой. Все постоянно так думают.

— Писатель.

— О чем пишешь?

— Обо всем понемногу. Новости. Блоги. Книги. Берусь за любую работу, — говорю я.

— Интересно. — Он прижимает пальцы к губам и тихонько хихикает. — Не думаю, что Брайс когда-либо в своей жизни читал книгу.

Я ничего на это не отвечаю, потому что не имею понятия, так ли это. Даже не знаю, какие фильмы ему нравились или как звучал его голос. За тем, как он рос, я наблюдала по фотографиям, в основном, через социальные сети, пока его учетные записи не были заблокированы всеми возможными способами, а также по кабельным спортивным каналам, в надежде, что они покажут игру «Спартанцев».

Но они редко это делали.

Такси останавливается возле небольшого бара со стеклянными окнами и черной входной дверью. Знак на вывеске гласит «У ШОТСКИ», где буквы оформлены в виде маленьких хоккейных клюшек, кроме буквы «О», которая является шайбой.

Ну, разумеется.

Шейн придерживает для меня дверь, и я следую за ним через узкое пространство, мимо поклонников в свитерах с надписью «РЕННЕР» и товарищей по команде с их соответствующими спартанско-зелеными галстуками и черными костюмами. Все пьют и улыбаются, вспоминая жизнь Брайса.