Бессердечный (ЛП) - Реншоу Уинтер. Страница 8
— О, гм. — Я никогда не была во главе того, что не связано с компьютером, «Майкрософт Ворд», тысячами фраз и бесчисленными часами в одиночестве за закрытой дверью.
— Если вы готовы к этому, мы бы хотели, чтобы вы стали генеральным директором нашей организации, — говорит Харрис.
Я никогда не была командным игроком, предпочитая делать все самостоятельно. Думаю, поэтому я стала писателем, а Брайс спортсменом.
Я шокирована, но ничего не говорю. Перевожу взгляд от одного к другому, и хотя это последнее, куда я хочу тратить свое свободное время, я не могу сказать «нет». Не могу прийти сюда, взять три миллиона и не отблагодарить мужчину, оставившего мне их, таким странным образом обеспечив меня на всю жизнь.
— Конечно, — говорю я с легкой улыбкой на лице.
Харрис и Чарити улыбаются, как будто я только что сделала их день.
— Только я совершенно не имею понятия, как это делается, — говорю я.
Харрис достает телефон из кармана и прижимает подбородок к груди, когда проводит пальцем по своим контактам. Через секунду вырывает страницу из блокнота и пишет имя и номер для меня.
— Это адвокат команды, — говорит он. — Он поможет вам подать все необходимые документы. — Тренер записывает второе имя и номер. — А это мой приятель, который делает много благотворительных дел. Если вам еще что-то понадобится, дайте знать. Я бы очень хотел, чтобы команда принимала в этом участие, поэтому в любое время, когда ребята нужны, они к вашим услугам.
Пошатываясь, я встаю, и Чарити вручает мне копию с информацией о страховке Брайса.
— Спасибо. — Я поворачиваюсь, и, уходя, прохожу мимо зеркала в коридоре.
Я точно не похожа на миллионера.
Да и не хочу на него походить.
Мои руки дрожат, когда я осознаю, что дальше уже ничего не будет как прежде.
Мне нужен коктейль, и чтобы меня кто-то хорошенько ущипнул, потому что это все похоже на сон, от которого я могу проснуться в любой момент.
Как только выхожу на улицу, я звоню Бостин и спрашиваю ее, где в Манхэттене самые крепкие напитки, и мы договариваемся встретиться в клубе «Прескотт» в девять вечера.
Глава 5
Ретт
Здесь никого нет, но именно поэтому я сюда и приехал. Никто в здравом уме не пьет в понедельник вечером.
Мне нравится этот бар.
Здесь меня знают.
Никто не таращится и не пялится.
Здесь не позволяют клиентам щелкать фотокамерами.
И я уверен, что если закажу высококлассную выпивку, точно получу высококлассную выпивку.
— Еще? — спрашивает бармен, постукивая по деревянному прилавку передо мной. Он сжимает губы, пытаясь не осуждать меня.
— Не нужно. — Я поднимаю свой хрустальный стакан, показывая, что он только наполовину пуст. Неудивительно.
— Могу я еще что-то для вас сделать? — спрашивает он, глядя на меня своими печальными глазами. Он знает.
Читал статьи.
Слышал новости.
Все слышали эти гребаные новости.
— Да. Можешь сказать этим чертовым девушкам, чтобы не шумели?
Он поворачивается в их сторону, их раздражающее хихиканье доносится до нас подобно полномасштабному торнадо. Нас отделяют семь пустых барных стульев, но даже океана было бы недостаточно, чтобы я их не слышал.
— Не могу, Ретт. Извините. — Бармен поднимает белую тряпку, вытирая мнимую пылинку на стойке. — Они платят, и не слишком уж шумят. Хотите пойти в заднюю комнату и спрятаться там ненадолго?
Я начинаю раздражаться. Нет, я не хочу идти в чертову комнату.
Не хочу сидеть в одиночестве в вип-ложе, как проклятый, самонадеянный неудачник.
Я вливаю в себя остатки напитка, толкаю к нему пустой стакан, и он кивает в молчаливом понимании.
Девочки не переставали болтать с тех пор, как пришли сюда. Они говорят о цветах. Обручальных кольцах. Платьях.
Твою ж мать.
— Коктейль из виски, горького пива, сахара и лимонной корочки, пожалуйста. — Темноволосая красавица с красными губами усаживается через два места от меня. Она кладет на барную стойку маленький черный клатч и отбрасывает челку с лица, показывая свои глаза — карие, глубокие, с черной подводкой.
— Это мужской напиток. — Мне понадобилась минута, чтобы осознать, что именно я тот засранец, который произнес эти слова.
Она обращает на меня внимание.
— Простите?
— Коктейль из виски, горького пива, сахара и лимонной корочки, — говорю я. — Ты что, восьмидесятилетний мужчина?
Она выдыхает, закатывая свои красивые глаза. Меня всегда привлекали красивые глаза. Я мельком оцениваю ее внешность, когда она отводит взгляд. Упругое тело с изгибами, обернутое в черный с головы до ног. Сексуальные туфли на каблуках с открытым мыском. Грудь выпирает из декольте так, чтобы взгляд мужчины задерживался там надолго. Должно быть, она ждет кого-то, чтобы выпить. Никто не приходит в бар в таком виде просто так.
Через секунду она достает свой телефон, нажимает кнопку питания и издает стон, глядя на черный экран. Когда бармен возвращается с ее напитком, я слышу, как она спрашивает, есть ли у него зарядное устройство для телефона, но он извиняется и говорит, что нет.
Глубоко вздохнув, она сосредоточивается на стеллаже с алкоголем перед собой. Она предпочитает игнорировать меня, и, возможно, я этого заслуживаю, но я не собираюсь извиняться. Она пьет мужской напиток. Виски. Горький. Сладкий. Если добавить к этому кубинскую сигару, она может сойти за моего деда.
— Ты не первый человек, который говорит мне, что я пью, как мужчина, — говорит она язвительным тоном. Она все еще смотрит перед собой, когда облизывает ложку от своего напитка, прежде чем сделать глоток. — Тебе повезло, что сегодня я не пью «Ягер-бомб».
Она смеется, как я полагаю, сама над собой.
— Мне повезло? — спрашиваю я. У девушки железные нервы. «Ягер-бомб» напоминает мне Брайса, а этот ублюдок последний, о ком я хочу сейчас думать.
— Я плохо себя веду, когда пью «Ягер». — Она делает еще один маленький глоток, а затем впивается взглядом в свой стакан. — По крайней мере, так говорят. Обычно я ничего не помню.
— Как удобно.
Опираясь локтем на стойку и держа в руке стакан, она поворачивается ко мне.
— В моей жизни нет ничего удобного.
— Я не собирался говорить с тобой о жизни, — фыркаю я. Я знаю такой тип женщин. Они говорят о спиртных напитках так, будто в этом есть что-то более глубокое, более значимое.
К черту глубокое.
К черту значимое.
Я бы трахнул ее, но, скорее всего, когда все закончится, она захочет пообниматься и рассказать историю своей жизни, а это, откровенно говоря, мне не интересно.
— Как насчет того, чтобы не искажать мои слова? — Она делает глоток, впиваясь в меня взглядом своих карих глаз, бросая молчаливый вызов. Они завораживают. Меня к ней тянет, и я не могу отвести взгляд. — И раз уж искажаешь мои слова, то как насчет того, чтобы не делать поспешных выводов?
Она смелая. Мне это нравится. И я уважаю это в девушке из бара, которую поначалу посчитал, черт возьми, не особо умной.
Наконец, я отворачиваюсь, и мы растворяемся в тишине, только звуки хихикающих девушек доносятся до нас с противоположного конца бара.
— Боже, они раздражают, — произносит она неодобрительно. Наклоняется немного ближе, но в то же время держится на безопасном расстоянии.
Бармен возвращается с моим забытым напитком, а затем подходит к девушке. Наклонившись над стойкой, говорит ей, что звонил ее друг, и он не придет, потому что что-то случилось, и встретится с ней завтра.
Она встает.
Кто, черт возьми, может устоять перед такой красоткой? К тому же, она одета так, будто собиралась потрахаться.
Ну, что же.
Его потеря — моя выгода.
В ее стакане остается немного алкоголя, и я смотрю, как она выпивает остальную часть, будто торопится выбраться отсюда.
Может, ей больно. Может, она смущена или в данный момент пытается не уронить достоинство, но я не могу отпустить ее. Не сейчас. Только после того, как повеселюсь.